Глаза слижут лоси (сборник)

Мужчин: кто – пил водку, кто – гладил планшет,
Кто – ползал в углу, матерясь неискусно.

Три грустные дамы, идя на фуршет,
Себе представляли, наверно, иное:
Как их встретит некто негрустный уже,
Прошедший нарезку и дважды спиртное.

Они опоздали на сорок минут,
Когда уже грусть овладела приятней.
Мужчины грустнеют, когда долго ждут —
И пьют, и грустнеют ещё безвозвратней.

Три грустные дамы с фуршета ушли
Подальше, туда, где ни капли не грустно,
Туда, где возможно ещё пошалить,
Где грусть – пустота, а не бездна искусства.

То-то-то!

В отделении неврологическом,
В одиночной палате без пульта,
Разговаривал пессимистически
Пациент, отрезвев от инсульта,

Разговаривал он с санитаркою
Неказистой в помятом халате,
Но она, ни мыча и ни каркая,
Удивлялась, как пальцу в салате.

А затем удалилась, и с доктором,
Импозантным весьма, появилась,
Он, порхая вокруг хеликоптером,
Распылял химикаты и милость.

Пациент распалялся и силился,
Но слова – будто смяла цензура,
Или строгий наказ Брюса Уиллиса,
Данный горькому пьянице сдуру.

Правда, дело совсем не в безволии.
Доносилось из губ пациента:
– То – то – то! То – то – то! – и не более!
«То – то – то! То – то – то!» – и не цента!

Остальное уплыло из лексики!
И лежал он, страдалец без нимба,
И жене за бананы и персики
Он «то – то!» говорил, как «спасибо!».

Он скучал, он молчал, делал вылазки
Из палаты тихонько, вразвалку.
Накануне желаемой выписки,
Подселили хмыря на каталке.

В нём узнал одноклассника Глебова,
По дворовому прозвищу «Чалый».
Глебов что – то настойчиво требовал:
– Это – это! – с каталки звучало.

Не предашь друга детства забвению.
– То – то – то! – громыхнул – «Что за встреча!».