Будто рисовать ему шрамы не на чем,
Плачет, утираясь сморщенной тряпкой.
Пьёт и вспоминает: «В городе Нальчике
Трудные гастроли… я не был пойман…
Шрамы украшают маленьких мальчиков…»
Всхлипнул, опрокинул внутрь злое пойло.
Целится в меня глазищами Каина,
Слёзы высыхают, льётся улыбка
Горькая в стакан, гремит за раскаяньем
Хохот.
По одной.
Не вяжем с ним лыка.
Мерзко, тошнотворно, лживо и голодно.
Он свалился первым с важностью дожа.
«Шрамы украшают стареньких клоунов»,
В тумбе нахожу скучающий ножик.
Мыслеловля
Вода набирает полные ванны людей
и плещется в них, смывая усталость телами.
Сегодня воде приснилось: один иудей
её превращал в вино.
А другой, помудрей, был нещадней цунами.
Вода, а точнее часть планетарной крови,
томясь взаперти, молчала как связанный лекарь.
Больной человек ей многие страхи привил,
ей трудно любить себя,
состоящую в основном из человека.
Воде наконец – то выдать пора бюллетень,
лечиться, пока планетные соки не скисли.
Пускай отправляется в город свежих людей
ловить на себя
ещё не отпетые, стаей скользящие, мысли.
Спим
Спишь,
А тело ходит по квартире
И пьёт, и курит, и хандрит,
А после, как метеорит,
Тебя – планету бомбардирит.
Спишь.
Спим.
А некто липкий как варенье,
При попустительстве икон,
Влезает в нас через балкон
Следить за нашим сновиденьем.
Спим.
Сплю.
Соседу показаться может,
Что я не сплю, когда я сплю.
Как и меня, пока не ожил,
Его используют, как тлю.
Сплю.
Часть 3
Интимная жизнь мебели
Создание тумана
Я видел, как сосед сверху создавал туман
И выплёскивал его из миски в небо.
Туман клубился и гнался за парой армян,
Вис на прохожих, и кашлял нелепо.
Я видел, он заползал под одежду, горчил;
Господа пугались и краснели дамы.
Кефирные сгустки в ночи неслись, как врачи,
Хватая за плечи похлеще жандармов.
Затем, седые патлы растворили луну,
Заслонили звёзды, рекламные вывески.
Я постучал соседу, он в глазок заглянул
И ускакал, пожёвывая ириски.
Переживая за вывески, детей и мам,
Я махал из форточки серьёзной газетой.
Невыносимо глупый, некультурный туман —
Вернулся и теперь живёт у соседа.
Никто так не катал
Из – под нахохленной брови
Гляжу, вдыхая сырость чащи,
Как лесника куда – то тащат
Колонной бодрой муравьи.
А он толкает их в горбы,
Кричит на них и матерится,
Как будто шаха или принца
Везут неряшливо рабы.