– Или это, – Тхутмертари достала из ящичка манускрипт, испещренный пляшущими иероглифами, по виду необычайно древний, – вот они, мифические пророчества кхарийского мудреца Юфэня, жившего девять тысяч лет тому назад как раз там, где теперь находится ваш Кусан. Здесь также говориться обо мне; Юфэнь был неплохим пророком.
– Вы понимаете по-кхарийски? – вырвалось у кусанца.
– Ну, разумеется, – притворно оскорбилась Тхутмертари. – Мне известны разные древние языки, равно как и теперешние. Это бывает весьма полезно, скажу я вам. Вот, например, таблички яцтаков – эта раса исчезла с лица Земли сотни тысяч лет тому назад; я отыскала их в хранилищах Йесет-Мета, когда освобождала народ змеядов из подземной страны. Хотите, я вам почитаю?
Не дожидаясь ответа князя, она принялась читать. Язык оказался необычайно мелодичным, он звучал подобно музыке, и Ца Ю поневоле заслушался. Когда Тхутмертари наконец закончила, он внезапно осознал, что ничего не понял из прочитанного: язык дочеловеческой расы совершенно не походил ни на одно из известных ему наречий. Сочувственно улыбнувшись ему, королева перевела на кусанский:
– На этой табличке прославляются добродетели некоего яцтакского властелина, который прославился заключением долгожданного мира с глаханами. Он был поистине святым человеком, вернее, яцтаком, этот самый царь, если верить табличке; в сравнении с ним наши благочинные жрецы Митры выглядят сущими злодеями, – Тхутмертари рассмеялась над собственной остротой. – И всё бы было замечательно, если бы не знать, что пятью годами позже царь-святоша был убит, его подданные умерщвлены, а владения разграблены. Вы понимаете меня, князь?
Ца Ю подавленно кивнул. Нужно быть круглым идиотом, чтобы подумать, будто королева завела весь этот разговор, дабы извиниться за прочтение чужого письма. Она ничего не делает просто так. Первый испуг прошел, когда Ца Ю понял, что, во всяком случае, пока его жизни ничего не угрожает. Если злодейка желает побеседовать с ним, он не станет отказываться. К чему бы это ни привело.
– Я восхищаюсь Вашим Величеством. Однако я лучше приму мученическую смерть, чем вашу веру.
Тхутмертари оставила таблички яцтаков и вновь опустилась в мягкое кресло прямо напротив собеседника.
– Ну зачем вы так, – мягким, завораживающим голосом упрекнула его она. – Я вовсе не желаю, чтобы вы променяли свое Небо на моего Сета. Мне от вас это не нужно. Люди должны поклоняться тем богам, в каких верят.
Ца Ю решил, что ослышался, но Тхутмертари, видя его изумление, с чарующей улыбкой на устах повторила сказанное. Кусанский мудрец понял, как много нужно постараться, чтобы постичь эту натуру. Если сие вообще возможно. Он внимательно, но ненавязчиво оглядел сидящую перед ним женщину. На вид ей трудно было дать больше тридцати, однако стареющий князь прекрасно знал, что ей должно быть далеко за пятьдесят. Пышные волны золотых волос ниспадали на короткую белую тунику, оставлявшую открытыми точеные руки и ноги. Кроме простой туники и столь же непритязательных сандалий, на Тхутмертари ничего не было – ни короны, ни украшений. Князь неожиданно поймал себя на мысли, что ужасную стигийскую владычицу можно запросто спутать с обычной девушкой – если бы не поразительная красота ее. Такая красота неестественна для живого человека, невозможна без вмешательства божественных сил, и силы эти, увы, вовсе не желают миру добра и красоты… И еще от прочих людей её отличает некая злая аура, некое неясное, но устойчивое ощущение угрозы, которое могут прочувствовать даже неопытные маги – а Ца Ю относил себя именно к разряду таковых. Тхутмертари всюду несла с собой дыхание непонятного ужаса, так что рядом с ней чувствительным людям становилось плохо даже тогда, когда она улыбалась, шутила, демонстрировала им свое расположение. Вот и теперь князю было отчего-то трудно дышать, хотя воздух в библиотеке был чист, не в пример смрадному воздуху Луксура. Перебарывая это чувство, он вопросил:
– Изволит ли Ваше Величество поведать мне, чем я, ничтожный, могу служить Вашему Величеству?
– Изволю, – королева снова взяла послание князя Великому Шу. – Вот здесь вы говорите: «Полагаю, Небо не предоставит мне возможность написать ее подробную биографию». А что вы скажете, если не Небо, а я сама предоставлю вам такую возможность?
– Вы хотите, чтобы я написал биографию Вашего Величества? – постигая смысл сказанного, раздельно проговорил кусанец.
– А вы – разве вы не хотите?! Часто ли персонажи ваших книг выходили прямо из легенды? – Тхутмертари самодовольно усмехнулась. – Я расскажу вам, как всё начиналось. Познакомлю со своим наставником, покажу древние манускрипты – равных им по ценности вы не можете себе даже представить – и, наконец, сама поведаю, как мне удалось стать той, кем я стала. И более того, – верховная жрица в знак особой важности воздела вверх изящный, как золотая статуэтка, указательный палец, – я буду оберегать вашу жизнь; вы ни в чем не будете испытывать неудобств. Я позволю вам пройти со мной до конца, то есть до того предела, когда мне станет не хватать власти над этим миром… Но и тогда, клянусь, я оставлю вам право последнего выбора!
– В вашей власти распорядиться моей жизнью, вы вольны отнять либо оберегать ее, но то, что творите вы, ранит мою душу, – взволнованно молвил Ца Ю. – Как я могу быть рядом с вами, если деяния Вашего Величества противны моей вере?
– Здесь я не стану вам помогать, – она развела руками. – Со своей верой разбирайтесь сами. Конечно, я могла бы превратить вас в зомби, но, к сожалению, зомби не способны к самостоятельному творчеству. А мне нужно, чтобы вы творили! Итак, князь, что вы решаете?
– Мне нужно время подумать, – ответил Ца Ю, сам изумляясь собственной дерзости. Однако Тхутмертари, похоже, готова была простить ее. Она милостиво кивнула, и словами своими опять поразила кусанского мудреца:
– Думайте. Я никуда не тороплюсь. У меня впереди Вечность.
Зависла томящая тишина. Ца Ю затаил дыхание, наблюдая, как королева как будто вглядывается в неведомое грядущее, словно желая отыскать ответ на вопрос, где, когда и как завершится ее, Тхутмертари, Вечность… Вот мысль ее возвратилась из космических далей к делам земным, и она произнесла:
– Что вы знаете о последней войне с Тайей?
Война с Тайей… Конечно, Ца Ю знал о ней, и знал немало. Трактат «Тайя, ее история, география и война со стигийцами за свободу, в коей войне тайанцы одержали верх» он написал в Турхане Заоблачном, тайанской столице. Впрочем, Тхутмертари не могла читать его, поскольку писан сей трактат был в единственном экземпляре в пору ее заточения в темнице Тот-Амона, а после написания помещен в библиотеку Академии Наук Кусана, где находится и поныне… Ца Ю замялся с ответом, и тогда королева, затворив глаза, продекларировала:
– «Тайя есть плодородная долина на юго-востоке царства стигийцев. С севера Тайю отделяют от Стигии пустыни, с запада – горы, на юге она граничит с джунглями Кешана и Пунта, а на востоке Тайю отделяет от туранских земель великая река Стикс. Жители Тайи благородны в меру; почитают они не злобного Сета, яко стигийцы, а Солнечного Митру, и правит ими не чародей, а верховный вождь Авзар, человек достойный и мужественный, в чем я имел счастье убедиться лично»…
Тхутмертари рассмеялась, глядя на вытянувшуюся физиономию кусанца. Только что она по памяти прочитала первые строки написанного князем-путешественником трактата.
– Вы не человек, – пробормотал наконец Ца Ю.
– А я этого и не утверждаю, – усмехнулась верховная жрица. – Но вернемся к Тайе, князь. Как вы отнесетесь к идее вновь посетить сию «плодородную долину»?
– Я был бы рад, наверное, – ответил тот, не в силах понять, куда теперь клонит Тхутмертари.
– Ну, вот и славно, – заметила она и позвонила в колокольчик.
Тотчас на пороге возник Патрас.
– Прибыл ли гонец от Танатоса? – спросила она его.
– Прибыл, Ваше Величество.
– Впусти его.
Ца Ю вздрогнул. Змеечеловек! Змеяд. Гонцом от Танатоса оказался змеяд. Тварь, больше похожая на поставленного вертикально ящера, чем на человека. Грязно-серая чешуя заменяла ему одежду. На поясе твари болтался длинный волнистый меч. Вступив в зал, змеяд рухнул ниц и облобызал ноги Тхутмертари.
– Говори, – приказала она, и Ца Ю не мог не подивиться, как мгновенно изменился ее тон – от дружелюбно-сочувствующего, которым она беседовала с ним, до резкого и повелительного теперь.
– О, Святейшая! – проговорил змеяд на древнестигийском. – Верховный акках Танатос припадает к твоим стопам и желает…
– Короче! Он взял Кутхемес?
– Да, о Святейшая. Следом за мной спешат два каравана. Первый – с людьми для жертвоприношений. Второй – с людьми для пропитания. Они прибудут к вечеру. Верховный акках спрашивает твоих дальнейших указаний.
– Пусть армия аккаха займет позиции на восточном берегу Стикса и отрежет Тайю от Турана. Сам акках должен возвратиться в Стигию; я буду ждать его послезавтра утром у входа в Тайанское ущелье. Это всё. Ступай.
Когда за змеядом закрылась дверь, Ца Ю, явившийся невольным свидетелем этой сцены, спросил:
– Что вы намерены сделать с Тайей, Ваше Величество? Вы хотите вновь завоевать ее?
Тхутмертари плотоядно, как показалось кусанцу, ухмыльнулась.
– Ну, что вы, милый князь. К чему мне ваша «плодородная долина»? Я только восстановлю справедливость и отомщу за своего отца. Я превращу Тайю в пустыню! А вы добавите еще одну главу к своему трактату: «Тайя, ее история, география и вторая война со стигийцами за свободу, в коей войне тайанцы были совершенно разгромлены и уничтожены вплоть до последнего человека, а страна их стерта с лица земли».
– Неужели вы сделаете это, Ваше Величество?
– А вы как думаете? Не забудьте: послезавтра. Я пришлю за вами. Теперь ступайте.
Ца Ю поднялся, из последних сил подавляя тошнотворные ощущения, и даже сумел низко поклониться развалившейся в кресле королеве.
– Да, чуть не забыла, – сказала она, когда кусанец был уже у дверей. – Ваше письмо… Что же мне с ним делать?
– Оно во власти Вашего Величества, равно как и его автор, – молвил Ца Ю, опустив глаза.
– Знаете, князь, мы, пожалуй, отправим ваше послание, – проговорила Тхутмертари после недолгого раздумья. – Я не могу допустить даже мысли, что вы писали попусту! Да, мы отправим его, и оно, несомненно, дойдет до вашего владыки. При одном условии.
– Каком, Ваше Величество?
– Я желаю сделать небольшую приписку от себя.
– Вы желаете написать моему владыке?