Последние узы смерти

– Большей части?

Женщина бросила через плечо взгляд на своих всадников и кивнула:

– Так не годится. Кое-кто из нас уже сыт по горло.

– Я думал, вы вечно голодные. Боль есть боль, так?

– Ты закалился, а умнее не стал.

– А ты меня поучи.

– Мы почитаем Квину. Иноземный лич почитает только самого себя. Он убивает не в жертву, а загребая силу себе. В этом нет чести. Нет чести для идущих за таким существом.

Незнакомец крякнул. Валин ничего не понимал в их разговоре, но пока они заняты друг другом, его семью не тронут. Он посмотрел через поляну. Отец все еще лежал без чувств в грязи, но брат, высвободившись из рук матери, вытянул, пока на него не смотрели, полено из поленницы, обхватил широкой ладонью, как оружие, будто мог этой деревяшкой проложить себе путь через два десятка ургулов. Мать заметила и попыталась втихомолку отнять у него полено, но Каден вывернулся и стал высматривать себе противника.

– Не надо! – вскрикнул Валин, потому что ближайший к брату ургул уже оборачивался, занося копье.

Мать рванулась вперед, чтобы заслонить сына от похожего на вытянутый лист наконечника. Она двигалась быстро, но еще быстрее оказался топор незнакомца – мелькнул, кувыркаясь, над прогалиной и вошел в спину ургула, точно в гнилой пень. Всадник разом обмяк и беззвучно повалился. Он еще не коснулся земли, когда Хуутсуу гаркнула что-то на своем наречии.

Ургулы смотрели сердито и недоуменно, но бить больше не пытались. Мать вырвала у Кадена полено и вновь оттянула сына к дровнице, обхватила его сильными загорелыми руками, дрожащего от стыда и ярости, прижала к себе, неслышно для Валина зашептала что-то на ухо.

Хуутсуу взглянула на черного человека с укором:

– Как мы с тобой ни встретимся, ты убиваешь моих мужей.

– В прошлый раз ты говорила, что те, кого можно убить, не мужчины.

Незнакомца как будто вовсе не беспокоило, что он остался всего с одним топором. Его как будто вообще ничего не беспокоило. В том, как он стоял, как держался, было что-то знакомое.

«Безумие! – вдруг понял Валин. – Он похож на бешеного зверя».

Его мысль перебил смешок Хуутсуу. От него мороз прошел по спине, как от полночного воя койотов, когда те стягивают кольцо вокруг добычи.

– Зачем здесь ты? – спросила она черного. – Где твои друзья?

Незнакомец покачал головой, словно слово «друзья» было ему неведомо.

– Ступай своей дорогой, Хуутсуу, – сказал он. – Оставь этих людей.

– Опасно оставлять за спиной тех, кто тебя ненавидит, – улыбнулась она. – Я думала, ты усвоил этот урок.

– У этой семьи нет к вам ненависти, Хуутсуу. Я полгода за ними наблюдал. Они бьют зверя, ставят ловушки. Рубят дрова на зиму. Они не участвуют в войне. Оставь их в покое.

Женщина, поразмыслив, покачала головой:

– Я убью их быстро.

– Нет, – возразил он. – Не убьешь.

Она снова усмехнулась:

– Ты – один человек, Малкениан.

– И на одного едва тяну, – так тихо, что Валин едва расслышал, буркнул незнакомец, но потом он поднял голову и повысил голос: – Уезжай или сражайся, Хуутсуу. Остальное решит Ананшаэль.

– Ананшаэль… – Женщина скривилась и с силой выдохнула. – Ты готов за них умереть? Готов за них убить?

– Я и не за такое убивал.

Ургулка долго разглядывала его. У Валина вспотели ладони. Сердце скакало по ребрам. Ему казалось, он вот-вот потеряет сознание, но не терял. Наконец в лице женщины что-то переменилось.

– Это дурачье безобидно, – сказала она, махнув рукой на семью Валина. – Их я могла бы оставить за спиной, оставить в живых.

Незнакомец готов был кивнуть, но она остановила его, вскинув руку:

– А вот ты, Малкениан, далеко не безобиден. Однажды ты меня не убил и чуть не поплатился за это жизнью. Я не повторю твоей ошибки.

– Если думаешь, что сможешь меня убить, – проговорил он негромко, – давай, попробуй.

По голосу слышно было, что он готов – Валин только не знал, убивать или умирать.

– Я не хочу твоей смерти. Я хочу, чтобы ты был с нами.

– С чего бы мне объединяться с ургульскими дикарями? – прищурился черный.

Хуутсуу ответила ему улыбкой:

– С того, что ургульские дикари убьют развращающего наш народ лича. Того, кто осквернил нашего бога.

– Балендина.

В его устах имя – если это было имя – прозвучало грязным ругательством.

– Ты, как и мы, – говорила Хуутсуу, – ненавидишь лича. Я это хорошо помню.

Помедлив, незнакомец покачал головой:

– Мало ли кого я ненавижу.

– С чего-то же надо начинать, – пожала плечами женщина.

– Я не собираюсь ничего начинать.

– Собираешься, – ответила Хуутсуу. – Пора бы. Ты сам сказал, что полгода бродил по лесам, как больной волк. Я предлагаю… другой путь.

– Мне не нравится твой путь. Я доволен своим.

– А если ты не пристанешь к нам, – сверкнула глазами Хуутсуу, – я убью тебя, а потом отдам эту семью богу. Медленно.