Последние узы смерти

– Вы с Арима. Святой Хал, вы же из отсева. – Отсюда легко протянулась цепочка выводов. – Потому и умеете драться, хоть и паршиво.

– Делаем, что можем, – тихо сказал Джак.

– Быстрый Джак, – медленно проговорил Талал, новыми глазами разглядывая этого человека. – Лейт, бывало, только о тебе и говорил. Ты… годами пятью старше его? Лейт считал тебя лучшим пилотом на Островах.

– Чтобы летать на птице, надо пройти Пробу, – скривился Джак.

– А вы отсеялись, – заключила Гвенна. – Мы, младшие, подробностей не знали, но слухи я помню: Быстрый Джак провалился. Лучший пилот кеттралов не станет кеттрал. Я поняла это так, что ты погиб.

Он коротко, безрадостно засмеялся – так вздыхают от удара в живот.

– Я живехонек. Я даже выдержал первую неделю Пробы. А вот как дошло до Дыры, я увидел эту слепую белую тварь и… не смог.

«Как прошлой ночью, – мрачно думала Гвенна, – когда тебя приморозило в том переулке. Когда ты обосрался и оставил напарницу на погибель».

Вот оно – сопротивление: мужчины и женщины, отсеявшиеся на той или иной стадии подготовки, проигрывавшие столько раз, что в конце концов сдались, уползли на Арим доживать жизнь в тюрьме со всеми удобствами. Вот ее новые союзники – единственные союзники.

– Значит, пока Гнездо добивало себя, – тихо проговорил Талал, – о вас никто не вспомнил.

– С чего бы? – с горечью осведомилась Квора. – Несколько сотен неудачников. Там кеттрал убивали кеттрал. Мы видели, как дрались в воздухе птицы, как горели суда, но у нас на Ариме не было ни лодок, ни птиц. Запрещено.

– Понятно, – кивнула Анник, не глядя на нее. – Весь этот остров, Арим, не стоил внимания.

– Мы были немногим важнее гнилого воровского городка на Крючке, – подтвердила Квора.

– И потому, когда все кончилось, – сказала Гвенна, – вы уцелели.

Она видела, как виновато вытянулись лица у обоих. Быстрый Джак потупил взгляд, но Квора опять кивнула.

– Раллен тоже уцелел, – сказала она, уже без вызова, без враждебности.

– По той же причине, – дополнила Гвенна. – В такой буче никому нет дела до бесполезного мешка с салом. Меня чаячья погадка на рубахе больше бы озаботила, чем Якоб Раллен, выбравшийся из кресла со мной подраться.

– Он опасен, – покачал головой Джак.

– Ну да. Свалится на тебя – задавит.

– Или порвет лицо кеннингом, – выпалила Квора.

Гвенна заморгала. За все кадетские годы она ни разу не задумалась над военной специальностью Раллена. Смешно было подумать, что в нем кроется большее, чем занудливый, жадный до власти третьесортный инструктор. Среди кеттрал тоже попадаются никудышные, и она всегда видела в Раллене пример тому. Подумать, что когда-то он был опасен, был личем…

– Ты знал? – спросила она, обернувшись к Талалу.

Тот медленно покачал головой.

– А ты откуда знаешь? – набросилась на Квору Гвенна.

Но Квора ее не услышала. Она смотрела куда-то в далекое, но неизгладимое воспоминание.

– Когда все было кончено, он явился на Арим, – заговорила она. – Объявил, что Гнездо погубила измена. И что тем, кто готов служить, дается вторая попытка.

Она замолчала, и рассказ продолжил Джак:

– Откуда нам было знать, что у него на уме? Мы знали только, что он кеттрал, в высоком чине, и этот кеттрал предлагал нам возможность начать все заново, шанс подняться: «Каждый может дрогнуть. Вам дается шанс оправдаться». – Джак прерывисто вздохнул. – Он обещал мне, что я снова смогу летать. Никто не понимал, чего он добивается на самом деле.

– Чего же он добивался на самом деле? – негромко спросил Талал.

– Власти, – с ненавистью бросила Квора. – Собственного маленького королевства посреди океана. Поначалу были только муштра и тренировки, новая форма, новые клинки. Мы хоронили погибших и давали клятвы. Мы вообразили себя кеттрал, думали, что сражаемся за империю, думали, что наконец делаем то, чему нас столько лет учили.

Она сорвалась, скривила губы в болезненной, надломленной улыбке:

– Какими мы были дураками! Дурачье дурачьем! Не один месяц прошел, пока мы сообразили, что попали в прихвостни мелкого диктатора, который ухватил себе кусок и держит его только за счет желтоцвета.

Гвенна покачала головой:

– А когда наконец поняли, никто не додумался всадить ему нож в брюхо?

– Пробовали, – сказала Квора, и каждый слог этого слова лязгал о другие.

– Как видно, плохо старались. Дерьмец из кресла-то с трудом зад поднимал. Он, поцелуй его Кент, ходил с тростью. Такого можно убить кирпичом, даже потеть не придется.

– Ты не понимаешь, – сказал Джак. – К тому времени за ним была Черная стража.

– Черная стража? – удивилась Гвенна.

– Такие же, как мы. С Арима. Первые месяцы Раллен к нам присматривался, разбирал, кто предан империи, а кому просто нравится убивать. Пока мы смекнули, что происходит, у него было пять крыльев, верных только ему. С птицами. И оружейную они держали.

– И вы не посмели с ними драться?

Квора уставилась на нее:

– А ты пробовала драться с кеттралами, стоя на земле? На собственных двух ногах?

Вопрос ее отрезвил. Гвенна всю жизнь провела с птицами, училась на них летать, править ими, доверять им, но за все годы так и не привыкла к равнодушному взгляду их огромных темных глаз. Лейт уверял, что их укротили, но не приручили, а ей и «укротили» представлялось натяжкой: стоило посмотреть, как птица рвет на ленточки корову или овцу. Кеттрал были лучшими в мире бойцами, но по-настоящему смертоносными их делали птицы. Драться против обученного крыла на птице… Отсюда полшага до безумия.