Выставив руку, Валин отодвинул брата подальше от меча, словно оружие могло ударить и убить само по себе.
– Анник, обратно к окну, – велел он. – Гвенна и Талал, когда здесь закончим, повторно прочешите этаж.
– Его только что прочесали, – заметила подрывница.
– Еще раз, – сказал Валин. – Обращайте внимание на все странное и необъяснимое.
– А на затаившихся по углам врагов? – поинтересовался Лейт.
Валин снова промолчал.
Все это было для Кадена пустым звуком, и он стал снова рассматривать меч.
– А такие клинки вам знакомы? – спросил он.
Форма лезвия могла говорить о его происхождении, но он плохо разбирался в оружии и не взялся бы о нем судить.
– Я видел похожие, – насупившись, ответил Валин. – Манджари иногда используют клинки с односторонней заточкой.
– Этот не манджарский, – возразила Пирр.
Она не двинулась с места, но больше не язвила.
– Может, откуда-то с Менкидока? – предположил Талал. – О том континенте нам практически ничего не известно.
– Мы в Костистых горах, – напомнил Валин. – Менкидок тысячами миль южнее.
– Антера ближе, – заметил Каден.
– В Антере предпочитают широкие клинки, – мотнул головой Валин. – И еще почему-то палицы.
– Он не антеранский.
Но на этот раз говорила не Пирр.
Обернувшись, Каден увидел перед кента Тана – тень в широком балахоне на фоне более глубокой тени и мерцающий в правой руке накцаль. Могучий монах двигался бесшумно, так что никто не услышал его возвращения. Он шагнул вперед:
– Клинок кшештримский.
Комнату наполнила холодная, напряженная тишина.
– Ты, как я вижу, не погиб за вратами, – выговорила наконец Гвенна.
– Да, – подтвердил Тан, – не погиб.
– Расскажешь, что там?
– Нет, не расскажу. Где вы нашли этот клинок?
Валин показал на дверь зала, а Каден тем временем поспешно складывал в уме все, что успел узнать.
Тан сказал, что надпись над дверью сделана людьми, только древними. И это здание, этот город выстроены людьми, но кента созданы кшештрим и установлены здесь, посреди заваленного костями поселения. Меч как новенький, но накцаль Тана выглядит так же, а ему, может быть, тысячи лет, этим оружием бились, когда…
– Их всех убили кшештрим, – медленно заговорил Каден. – Открыли врата прямо в город, минуя стены и оборону.
Он мысленно вышел из себя и переместился в бесстрастные умы нападавших. Из бешра-ан все выглядело так ясно и разумно.
– Они явились ночью и первыми убили детей, потому что дети были самым страшным для них людским оружием. Начали отсюда, сверху… – В памяти вспыхнули маленькие скелеты на лестнице. – По крайней мере, некоторые. Расставили ловушки и погнали детей вниз. Убивали на ходу, резали на лестницах и в коридорах, потом вернулись за теми, кто попрятался за дверями или под кроватями.
Теперь из разума охотников он скользнул в сознание жертв:
– Почти все дети слишком перепугались, чтобы защищаться, но даже те, кто пытался бежать… – Он безнадежно махнул рукой. – Куда им было деваться? Прыгать со скалы?
Каден обернулся к окнам, слыша вопли, видя смерть.
– Кое-кто прыгнул, – проговорил он под тяжелые удары сердца. – Без шанса спастись, но все равно выпрыгивали.
Дрожа от ужаса погибавших тысячи лет назад детей, он выскользнул из бешра-ан навстречу уставившимся на него глазам.
– Что это за место? – спросил наконец Талал, обводя комнату взглядом.
– Я уже говорил, – откликнулся Тан, – это Ассар.
Валин покачал головой:
– Почему мы о нем ничего не слышали?
– С тех пор как здесь дышал последний человек, реки сменили русла.
– Почему он здесь? – спросил Каден, припоминая подслушанные в детстве, в Рассветном дворце, разговоры о градостроительстве. – Здесь ни порта, ни дорог.
– Именно поэтому, – ответил Тан и уселся, скрестив ноги, рядом с мечом.
Несколько мгновений он осматривал оружие, но руки к нему не протянул. Каден ждал продолжения, но монах уже закрыл глаза.
Лейт уставился на него, перевел взгляд на Кадена, снова на Тана и развел руками:
– И что дальше? Пришли кшештрим, всех убили. Обронили меч… Вот и сказочке конец, а кто слушал молодец?
Тан ничем не показал, что слова пилота его задели. Он не открывал глаз, грудь равномерно опускалась и поднималась.
Молчание, к удивлению Кадена, нарушила Тристе.
– Ассар, – выговорила она, и слово в ее устах прозвучало чуть иначе, чем у Тана.
Она тоже опустилась на пол рядом с клинком и смотрела на фонарь круглыми глазами, словно созерцая что-то, невидимое другим.
– Убежище.