365 лучших сказок мира

Пер улыбнулся, но король заметил:

– Все присутствующие могут сказать, что ты лжешь, у тебя не может быть ни подруги, ни друга. Я скорее верю тому, что ты сказала в прошлый раз, а потому через шесть дней велю его казнить.

Принцесса упала на колени, заплакала и стала просить отца помиловать Пера, но король был неумолим.

– Как может он быть твоим другом? – продолжал король. – Ведь ты не виделась и не разговаривала с ним.

– Я часто говорила с ним, – с мукой в голосе сказала принцесса и, желая спасти Пера, выдумала, будто она каждую ночь подходила к его тюрьме, беседовала с ним и за это время поняла, что он ее лучший друг.

Тем не менее Пер бросил на нее шесть капель воды и сказал:

– Не уклоняйся от правды, даже в опасности. Иди и пусть твои слова осуществятся, мы увидимся через шесть дней.

После этого стражники увели Пера в темницу. На этот раз принцесса не рассмеялась, напротив, она заплакала, да так горько, что трава и цветы увядали всюду, куда падали ее горячие слезы.

Когда совсем стемнело и все стихло вокруг замка, принцесса почувствовала жестокую тревогу и никак не могла заснуть. Она думала о невинном узнике, которого должны были скоро казнить из-за нее, наконец выскользнула из комнаты, прошла мимо заснувших фрейлин, потом мимо стражников и пошла к тюрьме.

Там, продев белые руки между решетками и скрестив пальцы, она умоляла Пера простить ей то зло, которое она ему причинила.

Пер взял ее за руки и стал утешать. Так разговаривали они до рассвета. На рассвете же принцесса вернулась к себе. Каждую ночь она приходила к темнице, садилась у тюремного окошечка и слушала все, что ее друг говорил ей об огромной силе истины. Когда наступил шестой день и принцесса увидела Пера в большой зале, она не заплакала, напротив, спокойно подошла к королю и сказала:

– Я очень огорчала тебя, дорогой отец, но теперь я не хочу больше лгать и надеюсь, что ты мне поверишь, если я скажу, что тот человек, от которого я научилась любить правду, для меня дороже всех остальных.

Король мрачно молчал, через мгновение он сказал дочери:

– Ты ничего не прибавишь раньше, чем его уведут на казнь?

– Умоляю тебя, позволь мне умереть вместе с ним.

Лицо короля прояснилось, и он сказал:

– Я не хочу доводить испытание до конца. Я уверен, что ты говоришь правду.

Король обнял дочь и ее друга, который отучил ее лгать, он благословил их, и вслед за этим сыграли свадьбу.

Празднества были чудо как хороши, и каждый рассказывал о них по-своему, а потому теперь всякий может рассказать какую-нибудь историю о Пере и его жене.

Угольный человечек

Голландская сказка

В Голландии жил старый горшечник, у которого был один сын Кай. Усердно работал старик, день и ночь он делал красивые горшочки, покрывал их глазурью, а потом обжигал в громадных печах на очень сильном огне. Тринадцатилетний Кай помогал ему как умел. Он приносил топливо для печи, поддерживал огонь, мешал уголь. Хороший был мальчик этот Кай, только слишком любопытный, а иногда и непослушный. Сделав много плошек и горшочков, отец Кая обыкновенно возил их в соседний город продавать. Он уезжал рано утром и возвращался поздно вечером.

Однажды как-то собрался он везти посуду на продажу и сказал Каю:

– Смотри, сынок, веди себя хорошо, сиди дома, читай книги и не ходи к плотинам, туда, где стоят развалины старого дома. Не нужно туда ходить.

– А что там такое? – спросил Кай.

– Сам не знаю, – ответил горшечник, – только люди уверяли меня, что туда ходить опасно, особенно вечером.

Кай остался дома, почитал немного, потом зевнул, ему сделалось скучно, и стал он придумывать, чем бы заняться. Возле печи Кай увидел большой кусок древесного угля – целую обгоревшую головешку, которая формой напоминала человеческую фигуру, только без рук и без ног.

«Вот славная головешка, – подумал Кай, – попробую сделать из нее куклу».

Он взял перочинный ножик и стал осторожно закруглять голову, сделал кукле плечики, туловище, потом отыскал четыре продолговатых уголька и два из них приклеил к плечам, два к туловищу. Кукла вышла на славу, по крайней мере она очень понравилась Каю.

– Ах ты славный, славный угольный человечек, – крикнул Кай и поцеловал фигуру в круглую голову.

Как только он сделал это, маленькая черная голова быстро зашевелилась и закивала, на ней ясно выделились нос, рот, уши, глазки и черные волосы. Вообще вся она так и осталась черной угольной. Вдруг крошечные черные губки задвигались, и Кай услышал тонкий, писклявый голосок:

– Молодец, Кай, спасибо тебе, ты отлично сделал меня, а поцелуем и лаской дал жизнь моей голове. Доверши же благодеяние. Обдай меня всего теплым человеческим дыханием, тогда я оживу и когда-нибудь в трудную минуту отблагодарю тебя!

«Почему бы и не оказать этой услуги человечку?» – подумал Кай, взял его в руки, пододвинул к своему лицу и несколько раз сильно дохнул на него.

Что за чудо! Человечек совсем ожил. На его ручках появились маленькие пальцы, ноги быстро-быстро зашевелились, и он пропищал:

– Пусти меня, Кай, теперь я совсем живой, только обращайся со мной осторожно, потому что я все-таки угольный и меня легко сломать.

Кай разжал руки, и человечек от радости, что ожил, стал прыгать по всей комнате, размахивать руками, вертеться и танцевать. Он был очень мал ростом, с пол-аршина, и весь черный, как трубочист, в черной же одежде, тоже напоминавшей костюм трубочиста, в черных башмачках. На его черном угольном личике блестели и искрились черные же глазки.

– Милый Кай, славный Кай, – пел он, танцуя по комнате. – Ты сделал меня и своей любовью дал мне жизнь. Смотри же, я отблагодарю тебя.

Тут он расшаркался, низко поклонился Каю, отворил дверь и убежал. Кай долго смотрел, как он быстро-быстро шагал по снегу.

Весь день Кай сидел дома, думая о маленьком черном угольном человечке, и все задавал себе вопрос: «Придет ли он когда-нибудь ко мне и как меня отблагодарит?»

На следующий день все пошло по-обыкновенному. Отец делал горшочки, Кай приносил топливо, складывал его в громадные обжигательные печи, словом, все было как всегда, и посреди ежедневной усердной работы мальчик совсем перестал думать об угольном человечке. Через некоторое время горшечник опять изготовил множество глиняной посуды и раз рано утром отправился в город продавать ее. На прощанье он сказал Каю:

– Веди себя хорошо, Кай. Читай, играй, но смотри, не ходи к разрушенному дому. Люди говорят, что там бывать опасно, особенно вечером. Смотри же! Дело в том, что я, может быть, не вернусь сегодня, а приеду только к завтрашней ночи. Посуды у меня много, и вряд ли удастся в один день распродать ее.

С этими словами он сел на облучок санок, шевельнул вожжами и поехал к городу.

Кай сначала читал, потом вздремнул немного, потом вспомнил об угольном человечке. Ему было скучно, он вышел из дома, побродил по двору и, вспоминая, как он делал угольную куклу и как она ожила, стал незаметно для себя отходить от дома все дальше и дальше.

– Ах, да я иду в сторону моря, – подумал Кай, – а ведь отец не велел мне ходить к старому разрушенному дому. А почему не велел – и сам не знает. И что там может быть?

В Кае заговорило любопытство, да такое сильное, что он забыл о запрещении отца, об опасности, о страхе, обо всем и решил войти в старый дом, о котором говорили, будто он был выстроен сто лет назад. Еще уверяли, что там случилось какое-то несчастье и что хозяева бросили его. Дом стоял пустой и понемногу разваливался. Кай подошел к нему. Это было громадное мрачное здание с выбитыми окнами, с сорвавшимися с петель дверями. Кай немного постоял перед ним, потом переступил обветшалый порог. Пустая мрачная комната, ничего страшного. Он перешел в другую, третью, наконец попал в большую залу. Ее наполняли необыкновенные вещи. Тут были восьмиугольные, пятиугольные и четырехугольные столы, заставленные странной посудой, банками с какими-то жидкостями, чашами; громадные кресла с очень высокими спинками, украшенными резными змеями с глазами из драгоценных камней; какие-то музыкальные инструменты невиданной формы и т. д. Посередине комнаты стоял бронзовый блестящий нарядный стол, а на нем – подпертая стойкой громадная книга в черном переплете с золотыми застежками.

Каю стало очень страшно. Он повернул к двери, но ее не оказалось на месте. Все стены комнаты сплошь покрывали толстые ковры, и не было видно, где кончался один, где начинался другой. Кай бросился к стенам и стал ощупывать их. От отчаяния слезы выступили у него на глазах, но он никак не мог найти двери. Со стоном мальчик отошел от стены и, как только повернул голову, увидел, что посреди комнаты, подле черной книги, стоит старуха в черном платье, с бледным лицом, с трясущейся головой и с длинными космами седых волос, торчащих из-под остроконечной шапки, вышитой какими-то знаками. В руках у старухи была большая черная клюка с изогнутой ручкой. Она смотрела на Кая, и ее маленькие глазки блестели, как у молодой девушки.

– Не бойся, не бойся, лучше подойди ко мне, миленький, – сказала она. – Я ничего с тобой не сделаю, только тысячу пятьсот лет ты не выйдешь из этого дома. Ты будешь моим учеником. Я научу тебя вызывать гениев, но для этого ты не должен никогда больше видеться с людьми. Гении дадут тебе богатство, роскошь и удобства. Вот видишь, тебе нечего огорчаться.

– Нет, лучше отпустите меня, – сказал Кай. – Мне не нужно ни роскоши, ни богатства. Я хочу видеть отца, хочу жить с людьми… На что мне золото и другие сокровища, раз я не буду по-прежнему видеться с моими товарищами, с друзьями, со всеми, кого я любил?

– Довольно разговаривать. Ты останешься у меня, и дело с концом. Молчи – не то…

И она с угрозой подняла клюку.