Всякий сброд

Всякий сброд
Якоб и Вильгельм Гримм

«Ну-ка, расскажу я вам сказку, а вы мне дайте баранок вязку. Жили да были петушок с курочкой. Вот и говорит петушок курочке: „А что, курочка, ведь орехи поспели; заберемся мы с тобой на гору и наедимся там орехов досыта, пока белка в дупло их не перетаскала“. „Что ж, – отвечала курочка, – пойдем!“ Побежали они на гору, и остались там до самого вечера…»

Братья Гримм

Всякий сброд

Ну-ка, расскажу я вам сказку, а вы мне дайте баранок вязку. Жили да были петушок с курочкой. Вот и говорит петушок курочке: «А что, курочка, ведь орехи поспели; заберемся мы с тобой на гору и наедимся там орехов досыта, пока белка в дупло их не перетаскала». «Что ж, – отвечала курочка, – пойдем!» Побежали они на гору, и остались там до самого вечера.

Ну, и наелись же они орехов! До того наелись, что невмоготу было домой идти; да и заважничали к тому же. Петушок смастерил из глины да из ореховой скорлупы повозку, а курочка сейчас же уселась в нее, расправила крылышки и говорит: «Вот как хорошо ты, петушок, придумал! Теперь впрягайся и вези меня». – «Это что еще выдумала? – отвечал петушок. – Сесть на козлы кучером, – так и быть; а то, впрягайся, да на себе тащи ее! Нет, покорно благодарю!.».

А тут на их спор, откуда не возьмись, утка, и кричит:

– Ах вы, мошенники эдакие! Кто вам позволил в чужой орешник лазить?! Да как зашипит, как наскочит с разинутым клювом на петушка. Ну, да тот и сам не промах: задал ей ловкий щипок в брюхо, а потом приосанился, и так храбро налетел на нее со шпорами, что утка начала уж пощады просить.

Кончилась ссора тем, что утка в наказание должна была тащить на себе повозку до самого курятника. Петушку это и на руку; взобрался он на козлы, помахивает крылом, загнувши голову на бок, да покрикивает на утку: «Ну ты, кривоногая!

Ковыляй скорей!» Утка и дует с горы во все лопатки. Вдруг слышат они на дороге:

– Стой, братцы! Захватите нас с собой! Грязь и темь непроглядные! – «Ко!-ко-ко! Кто вы, бродяги этакие, где шатались?» – спросил петушок. «Мы Иголка да Булавка, – пищат те; – у трактира застоялись, с кружкой пива запоздались. Дайте местечка в повозке!»

Видит петушок: ребята тощие. «Полезайте, – говорит, – да смотрите, сидите смирно; чур, на ноги не наступать!» Те сели.

На дворе так стемнело, что совсем дороги не видно, да и утка из сил выбилась; оглянулась она на козлы и говорит:

– Кря-кря! Не завернуть ли нам на постоялый двор?

Петушок с курочкой посоветовались и согласились: «Ладно, ночевать, так ночевать!» Хозяин сперва-было не пускал, а потом сдался на их сладкие речи: курочка и утка обещались ему по яичку снести. А петушок до того расхрабрился, что ужин спросил себе. «У нас и заплатить-де есть чем!»

Чуть забрезжил свет, – хозяева еще спали, – гости уж вскочили, а петушок и говорит: «Ну, братцы, платить-то за ночлег и за ужин нам ведь нечем. Давайте-ка уходить подобру-поздорову». Собрались они уходить, да вместо спасибо хозяину, еще подшутили над ним: иголка с булавкой спали еще тогда; взял петушок за ушко иголку и запихнул ее в хозяйское кресло, а булавку воткнул в полотенце, – да сами и улизнули. Утка поплыла по ручью далеко-далеко, а петушок с курочкой домой пошли, в курятник.

Проснулся хозяин, умылся и стал утираться полотенцем, а булавка как царапнет его по лицу, – и провела рубец до уха.

– Ой! Ой!.. – вскрикнул он, и с досады бросился в кресло…

– Ай! Ай!.. – закричал он еще громче – И тут колет!..

Заглянул он за печку, где спали ночлежники, глядь, – а их и след простыл…

Смекнул хозяин, в чем дело, и тут же дал себе слово: не пускать к себе на постой всякий сброд…