Стоящие свыше. Часть I. Поднятые до абсолюта

– Девочка, которая захлопнула дверь?

– Доктор Сватан хотел учинить им разнос, но девочки и без этого испугались сильней Йоки, у одной была настоящая истерика, ей давали нюхать соль и увезли домой всю в слезах. Она даже не могла говорить. Мы тоже поехали домой, и по дороге у меня началось кровотечение… Инда, я не должна так думать, но он убил моего ребенка! Он… он избавился от конкурента, понимаешь? Он усыновлен по всем правилам, он наследует за Йерой титул и деньги как единственный сын!

– Погоди, погоди… Много ли шестилетний мальчик знает о титулах и законах наследования? И потом, Мила благополучно появилась на свет, или мне это только показалось?

Начитавшись беллетристики о детях-убийцах (а Инда не сомневался, что Ясна нарочно выбирала для чтения бульварные романы подобного рода), нетрудно прийти к подобным выводам, однако Инду больше заинтересовала истерика девочки. Если это не совпадение, если мальчик в шесть лет был способен вызвать у обидчицы столь бурную реакцию, то на что же он способен теперь?

– Мила – девочка! А мой нерожденный малыш был мальчиком…

– Хорошо, хорошо. Скажи мне, ты начала ненавидеть Йоку сразу же после этого? Или прошло какое-то время?

– Я… не знаю. Но, если говорить честно, все это началось со мной после рождения Милы, через два года. Я ничего от тебя не скрываю, Инда! Мне надо быть честной хотя бы с кем-нибудь! Я устала обманывать себя! Йока ненавидит Милу, он возненавидел ее с первого дня! Мне иногда кажется, что он хочет ее убить! Возможно, я выдумываю это, чтобы как-то оправдаться перед собой. Возможно. Когда ему было восемь лет, он заболел воспалением легких. Он болел очень тяжело, несколько дней пролежал в горячке, без сознания. Доктор Сватан собрал вокруг него целый консилиум, среди врачей были и чудотворы. Он боялся, что Йока не выдержит кризиса и умрет.

– Скажи, ты хотела, чтобы он умер?

– Нет! – вскрикнула Ясна. – Нет, не хотела! Я не лгу, я хочу избавиться от него, но не такой ценой! Я не желаю ему смерти, неправда! Я не смогу жить, если он умрет, понимаешь? Я не смогу после этого жить! Такого чувства вины мне не вынести!

– Я просто спросил. Не кричи.

Чем громче она кричит, тем понятней становится: она мечтает о его смерти, потому что не знает другого способа отказаться от него.

– Извини, – она всхлипнула и достала из рукава тонкий батистовый платок. – Все это очень болезненно для меня, я не вижу никакого выхода.

– Продолжай. Что случилось во время его болезни?

– Мне было страшно заходить в его спальню. Там… мне казалось, она переполнена ужасом. И этот ужас сочился сквозь стены. Мила не спала ни одной ночи за время болезни Йоки.

– А что сказали чудотворы, которых вызвал доктор Сватан?

– Ничего! Они не сказали ничего! Но я же видела, они вошли и долго осматривались, как будто принюхивались! Они что-то заметили, но мне не сказали!

– Это вовсе не доказывает, что Йока хочет убить свою сестру, как ты понимаешь. Я думаю, речь идет об обычной детской ревности. Старшие часто ревнуют родителей к младшим, а ты еще и усугубила эту ревность. Я думаю, никакой опасности для Милы нет.

– Мне… не рассказать, как он на нее смотрит… – Ясна дрожала. Хладан прижал ее к своему плечу и покачал, успокаивая, словно ребенка.

– Конечно. Но это вовсе не значит, что он ее убьет. Или причинит ей какой-нибудь вред.

Шаги на аллее за спиной прервали их разговор: к беседке шел дворецкий.

– Доктор Хладан, стало свежо. Сегодня будет холодная ночь.

– Спасибо, Жита, я знаю, – откликнулся Инда.

– Сидите тут в темноте… – проворчал тот. – Как будто трудно в беседке повесить солнечный камень.

Хладан посмотрел вокруг: действительно, почти совсем стемнело, а он за разговором и не заметил – северные сумерки, даже очень густые, не шли в сравнение с чернотой южных ночей.

– Жита, чудотворам не нужны солнечные камни. Солнечные камни они делают для людей. А я могу заставить светиться любой булыжник, я же волшебник, я умею творить чудеса… – Он окинул беседку взглядом, и мраморные колонны осветились изнутри янтарным светом, сначала робким, как неясное мерцание светляка в ночи, а потом ровным и ярким, гораздо ровней неверного пламени огня.

Дворецкий раскрыл рот и продолжил не сразу:

– Я принес вам плед, доктор Хладан. Принести плед и для госпожи Йеленки тоже?

– Нет, Жита, не нужно. Мы обойдемся одним на двоих. И приготовь нам горячего вина, мы скоро вернемся в дом.

– Слушаю, доктор Хладан, – дворецкий кивнул.

Инда нанял его по телеграфу, через агентство, всего две недели назад, и дворецкий очень гордился, что его приняли в дом чудотвора. Нехитрые фокусы забавляли Инду: на самом деле колонны беседки были покрыты тонкими пластинками солнечного камня – заставить светиться мрамор не удалось бы ни одному чудотвору.

Жита ушел по аллее в темноту, а Хладан набросил плед на плечи Ясны.

– Спасибо, Инда, но мне не холодно, – она покачала головой.

– Ты просто не замечаешь.

– Мне не холодно. Мне страшно, Инда.

– Даже рядом со мной?

– Ты рано или поздно уедешь, снова на десять лет, а я останусь. – Она помолчала, кутаясь в плед. – Послушай, а может быть, Йока мрачун? Если его мать не была мрачуньей, может быть, мрачуном был его отец?

– Это ровным счетом ничего не значит. Чтобы стать мрачуном, мало им родиться. Нужна инициация и долгое обучение. Множество людей, окружающих нас, – латентные мрачуны. Но мы об этом не подозреваем. Они рождаются и умирают, так и не узнав о своих способностях. Я бы не стал называть мрачунами всех, в чьи гены заложена способность к мрачению. Мрачуны – это секта, образ мыслей, убеждения. Но не способности. Многих представителей партии консерваторов я бы скорей причислил к мрачунам, чем потомков мрачунов, не прошедших инициацию.

– Инда, что мне делать? – перебила она его размышления.

– А как Йера относится к сыну?

– Он… я не знаю. Он с ним всегда корректен. Он… У мужчин все это не так, как у женщин. И потом, Йера не проводит с детьми столько времени, сколько я.

Она не врала, но кривила душой – это было видно по глазам. Очевидно, судья относился к приемному сыну лучше, чем ей хотелось представить.

– А твое отношение он замечает?

– Мне кажется, да. Он не говорит об этом прямо, но время от времени делает мне… не замечания даже, что-то вроде намеков. И я очень тебя прошу, не говори об этом с Йерой, он никогда меня не простит!

– Я не собираюсь говорить об этом с Йерой, не бойся, – успокоил ее Хладан. – Обещаю тебе, я что-нибудь придумаю. И не уеду, пока не решу эту задачу. Может быть, достаточно будет отправить его в закрытую школу. И не в столице, а где-нибудь в провинции, на свежем воздухе. Чтобы он приезжал только на каникулы.

– Йера не согласится на это. Никогда. Жизнь мальчика в закрытой школе ужасна! Тем более далеко от дома!

– И тем не менее две трети мальчиков его положения учатся именно в закрытых школах. И никто от этого еще не умирал. Если же у Йоки есть проблемы с дисциплиной, это станет хорошим поводом для его перевода. Он заканчивает среднюю ступень?

– Инда, я в этом вопросе полностью разделяю мнение Йеры. Мальчику не место там, где дисциплины добиваются унизительными наказаниями, где старшие помыкают младшими. Я могу относиться к Йоке как угодно, но я отвечаю за него. Вполне достаточно того, что в Академической школе учителям разрешено бить детей указками по пальцам, я и это считаю жестокостью.

– Я найду школу, где не используют розги. Однако старшие помыкали и будут помыкать младшими, от этого никуда не денешься. Но сначала я должен познакомиться с ним, посмотреть на него. Мне небезразлична судьба мальчика, и, возможно, я сам займусь его дальнейшим воспитанием. Ему исполнилось четырнадцать?

– Да. Тринадцатого числа, – кивнула Ясна. – Ты же сам сказал, что он родился тринадцатого, мы так и записали в его метрике. Разве ты не помнишь?

Инда не обратил внимания на ее слова, думая о своем.