Приехала к нам труппа финских гастролёров с оперой «Отелло». До начала спектакля, очевидно, не выбрав более подходящего места, ранее упомянутый предприимчивый армянин, держа в руках увесистую пачку долларов, производил расчёты напротив двери монтировочного цеха.
Зашёл завмонт и объявил, что на проведение нужно три человека.
– Сколько нам за это заплатят? – уточнил я.
– Не переводи международные отношения на деньги, – ответил он и обратился к коллективу. – Мы должны показать финнам наше гостеприимство.
– Бесплатно только в общественной бане показывают! – огрызнулся Карл.
– А что нужно делать? – поинтересовался Джон Бор.
– Тебе ничего, иди домой, – ответил завмонт.
– Но всё-таки? – с ехидной улыбкой спросил Карл.
– В первом акте, в самом начале, лечь за пандусом и покачать мачты, ничего сложного.
– Но пандус низкий, до антракта не уйти. Получается, что весь первый акт придётся на сцене лежать?
– Да, покачать мачты и потом затихариться, хотя бы до затемнения, если оно будет. Не знаю…
– Пиндосы! – громко выругался Граммофон, так одного из наших коллег прозвали за звучный голос.
– Пусть хоть поляну накроют, – поправив очки, рассудил Михалыч.
– На всех! – добавил Лёлик.
– Диатез не замучает пятую точку? – заголосил Граммофон.
– Пусть организаторы выделят деньги тем, кто будет работать на спектакле, – тихо предложил Женя.
– Они заранее решили задействовать нас.
Но чтобы сэкономить нарочно сообщили об этом уже по факту.
– Не думал, что финны такие жадные, – покачал головой Джон Бор.
– Это не финны, а наш начальник темнит или финансовые вопросы не умеет решать,
– надевая куртку, констатировал Карл. – Вы как хотите, а я ухожу!
– Хватит ныть! – взорвался завмонт. – Это распоряжение директора.
– Выслуживаешься? – с прищуром посмотрел на завмонта Карл. Не дождавшись ответа, он ушёл.
– Хрен с ним, я покачаю, – вызвался Граммофон.
– Не в этот раз, – улыбнулся завмонт. – Хватило того, что ты Караченцову кричал из-за кулис: Урий, Урий, приём…
В цехе раздался дикий гогот.
– Директор, говоришь? – переспросил я. – Ладно, давай…
– Нужны ещё двое!
Компанию мне составили два Дениса. Одному из них дали прозвище Дикий. Случайно оказавшись в какой-то забегаловке в кругу артистов, он почувствовал себя неловко от светских бесед и перевернул стол, после чего обрёл своё новое имя. Другой особо ничем, кроме постоянного хихиканья, не выделялся.
Мы вышли прогуляться и обсудить детали заговора. Минуя сквер, за широкой витриной булочной в глубине магазина увидели Лёлика и Джона Бора. Они не теряли времени и опередили нас у кассы. Приобретённый алкоголь был спрятан за поясами, оставалось припрятать его перед началом спектакля.
За несколько минут до начала наши уже предварительно накатившие тела легли под жаркие софиты. Открылся занавес, прибавился свет, и со лба потекли капли пота. Осветительные приборы были не только над нами, но и по бокам. От них больше всего тянулся жар.
В зале раздались бурные аплодисменты, вслед за ними приглушенное шуршание занавеса, секундное шарканье в оркестровой яме и бой литавр. Потом всё стихло, и, словно пчелиный рой, зазудели струнные инструменты: «Ту-ру-ту-ру-ту-ру-ту-ру…»
Итак, трагедия Шекспира «Отелло». Картина первая – Кипр, гавань, шторм, сопровождаемый грозой. Все ждут прибытия мавра Отелло, назначенного губернатором острова.
Uno squillo! Uno squillo!
E la nave del Duce…
Мы потягиваем коньяк и невпопад о чём-то громко перешёптываемся. Стоя за кулисами, завмонт увидел нашу вакханалию и начал махать руками.
– Жир! – так называл его Дикий. – Тоже хочет выпить!
– Он ближе к тебе, – смеялся Денис, – скажи ему, пусть к нам ползёт.
– Что вы творите, дебилы? – шипел завмонт, хватаясь за голову.
Тревожная и в то же время торжественная музыка приглушала наши разговоры и подчёркивала жесты.
– Как дураки, тут лежим…
– Что?
– Пошли с Бором бухать, – покачивая мачту, ёрзал Дикий.
– Ааа… Давай для начала допьём, – возражал Денис.
– Теоретически, можно уйти по- пластунски…
– Не слышу!
– Кулису на себя подтяни, чтобы прострел закрыть! – прикрикнул я.
– Уроды, заткнитесь! – нервничал завмонт.
– Всё нормально, – на выдохе после глотка ответил Денис.
– Прорвём линию Маннергейма? – спросил Дикий.