Алмаз бриллианту не судья

– А при том, что это ЗАО наладило их подпольную продажу. Закупали сырье в России, отправляли в Израиль, или в Швейцарию, где обработка самая дешевая. Там делали огранку и возвращали сюда в виде ювелирных изделий, а решеточники их продавали.

– А как же ты обо всем этом узнал?

– Я до армии сварщиком успел поработать. Устроился, вроде как на временную подработку, в это ЗАО. Без оформления. А там случай помог попасть между молотом и наковальней. Короче, подставили. Из отпуска вышел, на столе у начальника районного отдела внутренних дел – документы из ФСБ, где черным по белому: такой-то причастен к незаконным операциям с драгоценными камнями. Недолго музычка играла, недолго фраер ликовал. По делу со мной один только сторож пошел, остальные разбежались. Вся доказательная база – на жестком диске компьютера и ни одного свидетеля. А по документам выходило, что я чуть ли не главный поставщик сырья. Вот и вся карусель. Раскусили они меня еще, когда на работу принимали. Телком взяли, а потом схарчили. На зоне как-то прознали, вот потому и «Брульянтом» стал. Не за цвет же глаз. А ты откуда мою кликуху прознал? – спохватился Виктор.

– Земля слухами полнится, – Андрей улыбнулся во весь рост. – Да ты не менжуйся. Алмаз бриллианту не судья.

– Да мне вообще все до фени, – зевая, равнодушно произнес Виктор с растяжкой.

Он говорил все медленнее и тише. Алкоголь стал одолевать отвыкшего от возлияний беглеца. Наконец, окончательно расслабился и привалился к стенке. Помимо воли глаза его слипались, и он все реже и реже распахивал веки усилием воли. Еще несколько попыток, и Стрельников захрапел, свесив голову на грудь.

По расписанию поезд вскоре должен был остановиться на небольшой станции. Осторожно, чтобы не разбудить спящего, Андрей переступил через его вытянутые поперек прохода ноги, достал из-под полки свою сумку и сел рядом с дверью. Он не был уверен, что во время краткой стоянки успеет без лишних свидетелей покинуть вагон и на всякий случай приготовил пятисотрублевку, чтобы, не теряя времени, сунуть ее проводнику.

С первых минут появления «попутчика» в купе Андрея не покидало чувство опасности. Оно то усиливалось, то утихало. Но не угроза пистолетом его пугала и не странное появление мужика, невесть как оказавшегося в запертом купе. Пугал он сам. Андрей всем своим нутром чувствовал, что жизнь его, как тогда в колонии, опять повисла на волоске. Случайно ли они оказались коллегами, хотя и с разных сторон алмазного бизнеса разного уровня? Андрей давно перестал верить в совпадения. Одно неверное слово, жест, взгляд, и не доедет он до своих миллионов, вмиг рухнут все его мечты о предстоящей беззаботной жизни. И потому первым его порывом было – убежать как можно дальше. Сейчас выпадал тот шанс, который никак нельзя было упускать.

Не отрывая взгляда от похрапывающего в углу Виктора, Андрей медленно протянул руку к защелке на двери и начал аккуратно ее поворачивать. Но, как он ни осторожничал, щелчок оказался резким и громким. Храп тут же прервался. Андрей замер. Но Виктор не проснулся. Он заворочался и, неловко повернувшись во сне, завалился на бок, подобрав под себя ноги и положив обе ладони под голову. И тут Андрей его узнал. Поначалу ему только показалось что-то знакомое в его манере непроизвольно вытягивать губы и, словно ловя себя на неприличном жесте, тут же резко сжимать их и вытягивать в узкую полоску. Сейчас, глядя на него спящего в детской позе, и пристально вглядываясь в его лицо, он окончательно убедился, что встречался с ним раньше – мимолетно и в обстановке не располагающей к знакомству, но, тем не менее, достаточно близко, чтобы обратить на него внимание. Это был один из сержантов-конвоиров, сопровождавших его в течение месяца, пока шел процесс, из камеры следственного изолятора в здание суда. Наклонившись над ним, Андрей рассмотрел сквозь щетину и приметную родинку у него под носом.

Новое решение созрело тут же. Андрей, уже не остерегаясь, вновь повернул защелку, запирая дверь. Но сейчас это не имело особого значения. Немного потускневшие за годы заключения, мозги его постепенно набирали обороты. Он их не подстегивал, наперед зная, что, как хорошо отлаженный механизм, они лучше хозяина разберутся, как им выйти на полную мощность. Остроумные, но трудновыполнимые идеи он тут же отвергал. Здесь требовалась предельная простота, без вывертов и заумных ходов. Андрею стало ясно, что Виктор врал только наполовину, и погорел он не по недоразумению и не на «подставе». Если бы он сдал торговцев алмазами, то не срок получил бы, а, как минимум, медаль. А, раз оказался на зоне, значит, ему было, что скрывать, и сейчас этот беглец так же, как он сам, уверен, что возьмет то, на что рассчитывает. И, даже если не на блюдечке с голубой каемочкой ему поднесут его долю, то он сам ее вырвет из нужной глотки. Если, конечно, до нее доберется

Через полчаса напряженного, но, вместе с тем, приятного мозгового штурма, о котором, глядя на Андрея со стороны, нельзя было даже догадываться, план был готов. Примитивный, он отличался изяществом и, самое главное, реальностью воплощения. Для этого требовалось только согласие беглого милиционера, но Андрей не сомневался, что получит его в самое ближайшее время.

Спросонья, да еще не полностью отойдя от алкогольного наркоза, Стрельников не сразу врубился, о чем начал толковать с ним хозяин купе, который сразу догадавшись, что он сбежал из колонии, тем не менее его не сдал. Но полностью Виктор ему все равно не доверял, хотя постепенно и с большим трудом начал узнавать в нем давнишнего обвиняемого. О чем Андрей, как бы к слову, сам ему и напомнил. Это было давно и совсем в другой его жизни, отгороженной от сегодняшнего дня толстенной и мутной пеленой времени. Да и какая разница в конце-то концов?

– Знаешь, – сказал Стрельников, внимательно выслушав Андрея, – вообще-то у меня были другие планы. Но, если так, я готов отработать. Только, смотри, без понтов. Мне терять нечего. – Он похлопал себя по тому месту на груди, где хранил пистолет. – Были бы бабки, а там ты хоть в мир, хоть в пир, мне теперь без разницы.

– Мне тоже. Сделаешь свое дело, и разбежимся. Здесь тебе все равно не выжить. Ты поможешь мне, я помогу тебе. С документами и визой все тип-топ. Поживешь за границей, без работы не останешься. А там видно будет.

Такой оборот вполне устраивал обоих. Дело предстояло не хлопотное. Благодетель, одаривший Ягненкова деньгами, наверняка уже сообщил стоящим по номерам охотникам, что дичь покинула берлогу, и наверняка послал по его следу легавых «шестерок». Что он мог сообщить о нем? Да ничего, кроме скудных примет, касающихся, в основном внешнего вида. А фотографии его у них откуда? Если только кто-то знает его в лицо. Но это практически невероятно. На этом Ягненков и решил сыграть. Достаточно, если они со Стрельниковым переоденутся. А в темноте, когда они доедут до города, и в вокзальной суете, когда на платформу повалят пассажиры, никто особо не будет всматриваться в лицо новоявленного Андрея Ягненкова, а настоящий без проблем купит билет на самолет. Через три часа он будет так далеко от вокзала, что никто уже больше ему на хвост не сядет.

– А справка? – спросил Стрельников, когда основное уже было оговорено. – Как же я без справки? Меня тут же заметут.

– А это уж твои проблемы, – развел руками Ягненков. – Без справки меня самого заметут. А, впрочем, черт с тобой, – добавил он после некоторого замешательства. – Забирай справку.

– А ты?

– А это уже мои проблемы.

За холодными даже на вид окнами вагона начинало смеркаться, когда, выглянув в пустой коридор, Виктор в спортивном костюме Ягненкова, на цыпочках пробежал в туалет рядом с купе. Он долго приводил себя в сносный порядок, пытаясь избавиться от лагерной ауры, а, главное от выдававшего его запаха, и вышел с надеждой, что уже не так сильно привлекает к себе внимание. Хотя встретившийся ему на обратном пути в купе проводник подозрительно оглядел его с ног до головы и, проводил взглядом, но ничего не сказал. Он то ли забыл, как выглядел пассажир, предъявивший ему сразу четыре билета, то ли был озабочен хлопотами, связанными со скорым прибытием поезда к станции. Или просто был достаточно умным, чтобы не оказаться чрезмерно догадливым.

Виктор запер за собой дверь, бросил мокрое полотенце на стол рядом с мыльницей и бритвенными принадлежностями и повернулся к Андрею, который за последние полчаса не изменил своей позы и все так же, не включая света, сидел, облокотившись на матрац.

– Ну, что? – спросил Стрельников. Он переключил тумблеры, и купе озарилось ярким светом. – Годится?

Он повернулся к Андрею, чтобы тот мог его разглядеть и оценить его преображенный внешний вид. Андрей молчал. Глаза его были закрыты. Виктор непроизвольно поежился. Он знал, что так люди не спят. Так выглядят мертвые, которые совсем недавно были живыми. Ни на теле Ягненкова, ни на полке, ни на полу крови не было. Придерживая Андрея за голову левой рукой, Стрельников прижал правую к тому месту, где должна была находиться сонная артерия. Пульс отсутствовал. Снимая пальцы с шеи трупа, Виктор непроизвольно взглянул на свою руку. Средний палец его правой руки был испачкан кровью. На шее Андрея можно было различить пальцевый отпечаток. Выходило, что неизвестные покинули купе буквально несколько минут назад.

4

Высотой чуть ли не в два человеческих роста, круглые, с римскими цифрами часы над главным входом в вокзал, подсвеченные снизу прожекторами, показывали без нескольких минут восемь. Мельком взглянув на них через окно, Сергей перевел взгляд на мониторы и вновь склонился над столом. Подшивать документы – дело, конечно, плевое, но до чего же занудливое. Старый, с изношенной пружиной дырокол то и дело заедало, и оттого отверстия на бумажных листах получались неровные, с рваными краями. Большой аккуратист лейтенант Кучкин тихонько чертыхался про себя, но, по правде говоря, был рад и этому занятию. Вторую неделю он работал помощником дежурного по отделу милиции на вокзале, но за порог дежурки его еще не выпускали. Ребята-одногруппники по школе милиции хвастали, что уже приступили к оперативной работе, выезжали на происшествия. А его, милиционера чуть ли не с высшим юридическим образованием, капитан Емельянов держал за пультом и заставлял часами «знакомиться с оперативной обстановкой», как он это называл, по картинкам на мониторах, которые принимали информацию с видеокамер, установленных на платформах, в зале ожидания и на привокзальной площади.

– Виктор Семеныч, – оторвал Сергей начальника от журнала регистрации происшествий, который капитан перечитывал с явным неудовольствием, – наш майор приехал. – Он кивнул на один из мониторов.

– Сейчас пойдет посты проверять. Вот кому не спится в ночь глухую …

– Может предупредить ребят?

– Он тебе предупредит. У него же своя рация, всегда эфир прослушивает.

– Виктор Семеныч, а почему нашего майора Маклаудом называют? – неожиданно спросил Кучкин. – Он что, такой крутой?

Емельянов развернулся на высоком вертящемся кресле и недоуменно посмотрел на своего помощника. Усталое, с сеткой мелких морщинок вокруг глаз лицо его слегка исказилось, и он голосисто захохотал

– Маклаудом? – еле выдавил он из себя, с трудом переведя дыхание. – Да не Маклаудом, а Маклаем.

Судорожно подрагивая и утирая невольно выступившие слезы необъятных размеров платком, который он долго вытаскивал из кармана, но так полностью и не достал, Емельянов то сгибался в поясе, то откидывался и раскачивался, чуть ли не ударяясь головой о стену. Он смеялся так весело и заразительно, и так нелепо пришлепывал при этом губами, что Сергей невольно поддался его настроению и закатился в заливистом сиехе. Наконец, успокоившись, Емельянов легко оттолкнулся ногой от пола и вместе с креслом приблизился к экранам, которые недоумевающий Кучкин, хоть и смеялся сам не зная над чем вместе со своим начальником, но, тем не менее, не упускал из виду.

– Тут, Серега, такая история. Расскажу, пока никого нет. Только ты смотри, молчок – офицерская тайна. Рогов-то у нас недавно, года два. А до этого по оргпреступности работал. Пришел сюда – ни бе, ни ме, ни кукареку. Ну, как ты, примерно. А происшествий у нас, сам знаешь, – не соскучишься. Решения-то ему принимать надо, вот он и давай во все вникать. Чуть, где что случилось – полетел. А как еще разберешься? Специфика. И вот однажды получаем сообщение: на Узловой во время следования в пассажирском поезде Москва-Чита у гражданина по имени Брухто Кроми украли десять тысяч долларов.

– Ничего себе!

– Вот именно. Докладываю Рогову, а тот аж подскочил и – шапку в руки. Пока машину заводили, пока собаку доставили, то да се, тут и поезд подошел. Влетаем мы со следственно-оперативной группой в вагон. А ночь, свет тусклый, ничего не видно. «Где, – спрашиваем, – потерпевший»? «А вон он, – отвечает проводник и показывает на какой-то сверток цветастой ткани. Пригляделись, а это – негр. Только белки глаз посверкивают. Ладно, начали беседовать. Тот лопочет что-то по-английски. Рогов попробовал его допросить, но, то ли в акценте не сошлись, то ли в разных британских университетах обучались, только негритянского «оксфордского» произношения со своим «кембриджским» образованием наш майор не понял. Пришлось идти по вагонам в поисках переводчика. Нашли китайца, который владел китайским и английским языками, но зато совершенно не понимал русского. Тогда я снова прошел по вагонам и нашел второго переводчика – но, вот же невезуха, тоже китайца, который немного говорил по-русски. Допросили потерпевшего, кое-кого из его соседей по вагону, проводника и скинули информацию в Читу.

Разыскать там женщину-негритянку, которая, по словам потерпевшего украла деньги? Да пара пустяков. Даму задержали. Теперь потерпевшего надо было отправить. Без сопровождения не положено, а где его взять? Тогда что ж? Думали мы думали и придумали. Рогов берет документы на багаж, а в графе «груз» пишет: «Брухто Кроми – 1 штука». Проводник, получая такой необычный груз, начал было возникать: людей, мол, животных, пчел и так далее, согласно пятого параграфа тарифного руководства, перевозить нельзя. Тут я и говорю: «Согласен. А про негров в руководстве что-нибудь говорится?» «Нет, про негров ничего». «Ну, если не запрещено, значит, разрешено», и втолкнули мы бедолагу в вагон – отправили. В сопроводительной я указал, что направляется уголовное дело такое-то, по факту кражи там-то. Приложение: дело на стольких-то листах и Брухто Кроми – 1 штука.

Уголовное дело в Чите сначала, естественно, попало не к оперативникам, а в канцелярию, где быстро оформили, что поступило уголовное дело и с ним одно вещественное доказательство – Брухто Кроми. По закону вещдок необходимо было закрыть в камеру вещественных доказательств… Там тоже с ним помыкались.

А позже выяснилось, что кражи-то вовсе и не было. Просто в вагоне этот самый Брухто с женой поругался. Вмазал ей по мордам. Она же, ну, ты понимаешь, встала на дыбы, забрала деньги и выскочила на ближайшей станции. Вот об этом он и заявил, что, мол, жена сбежала. А поскольку был двойной перевод, фразу «взяла деньги» поняли как «украла», слова «найти ее» превратилось в нашем понимании в «привлечь к уголовной ответственности». Негр все время говорил про жену, а переводили как «женщина». Вот с тех пор Рогов и стал Маклаем, вроде как покровитель африканцев

Телефонный звонок прямой связи с дежурным по УВД задребезжал низко и протяжно.

– Ты только, смотри, при нем не ляпни – обидится, – протягивая руку к аппарату, предупредил Емельянов. – Тогда сидеть тебе здесь со мной в дежурке как семафору на разъезде.

– Кто? – донеслось из трубки, едва капитан поднес ее к уху.

Так мог спрашивать только начальник дежурной части областного УВД Ветров. Емельянов невольно насторожился – тот с добром никогда не звонил. Капитан решил опередить неприятность и взять инициативу в свои руки.

– Я, Петрович, – резко ответил он. – Какого лешего тебе надо? Некогда мне с тобой рассусоливать. Скорый на подходе.

– Придется тормознуть, – в тон ему пробурчал Ветров. – Бомба у тебя. Теперь в зале ожидания. Ну, бывай.

В трубке послышались короткие гудки.

Положив ее на место, Емельянов, внешне не особенно взволнованный сообщением, связался с Роговым, позвонил дежурному по вокзалу и, оставив за себя Сергея, метнулся в зал ожидания: хуже всего, если пассажиры заподозрят неладное, и начнется паника. Но здесь было тихо, и Емельянов успокоился. Ему даже не пришлось напускать на себя безразличие и отрешенность, как он обычно делал, сталкиваясь с опасностью.

На его появление никто не обратил внимания. Кто-то дремал в креслах, низенький, с лысиной в половину головы, но, тем не менее, привлекательный мужчина стоял в небольшой очереди у стойки буфета. Нетрудно было догадаться, что ему невтерпеж не столько утолить голод, обычно то и дело дающий себя знать в часы тягостного ожидания, сколько перекинуться парой слов с улыбавшейся ему симпатичной молодой продавщицей в кокетливой белоснежной наколкой на самом верху пышно взбитой прически. Двое подвыпивших парней, сидевших около входной двери, крадучись разливали водку в белые пластмассовые стаканчики, и то и дело настороженно посматривали по сторонам. Заметив милицейского капитана с красной повязкой на рукаве форменного кителя, они нарочито лениво поднялись и потянулись к выходу.

Емельянов их «не заметил». Все его внимание было сосредоточено на толстой тетке, которая, обложившись неподъемными на взгляд сумками, высидала на замаскированном под мраморную тумбу ящике. В этом укромном месте вокзальные уборщицы хранили свои причиндалы – ведра вперемежку со щетками, тряпками и всякой другой ерундой, чтобы не таскать их каждый раз после уборки в кладовую. Потеряв несколько драгоценных минут в витиеватых извинениях, Емельянов все же уговорил тетку слезть с ящика и под ее неумолкающее возмущенное кудахтанье заглянул внутрь. Ящик был пуст, и это еще больше обозлило и без того возмущенного теткиной бестолковостью капитана, который после очередного звонка телефонного террориста требовал запереть ящик на замок. Каждый такой звонок, а они повторялись с огорчительной регулярностью, поднимал на ноги добрую половину транспортной милиции. И, хотя ни разу бомбы не нашли, легче от этого никому не становилось: в каждой, даже самой идиотской шутке могла содержаться взрывоопасная «шутка», способная вдребезги разнести не только здание вокзала, не первого века от роду, но и прилегающие постройки с сотнями людей внутри.

Через несколько минут зал ожидания стал заполняться милиционерами. Действуя по чьей-то неслышимой команде, они рассредоточились по помещению. Пассажиры зашевелились, послышались отдельные возгласы. Некоторые из дремавших очнулись и, испуганно оглядываясь, принялись пересчитывать свои пожитки. Без понуканий, с неестественно радостными улыбками на лицах милиционеры аккуратно выдавливали пассажиров из зала. Вскоре он опустел. К этому времени подъехали кинологи с собаками, натасканными на запах взрывчатых веществ. У центрального выхода остановился автобус с омоновцами.