– Вот и договорились, – улыбнулся старшина и открыл журнал дежурств. Когда он вписывал фамилию курсанта уже в пятые или шестые сутки наряда, вошел Луговой.
– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант, – немного привстав со стула, обозначая некоторое подобие субординации, поприветствовал старшина офицера. – Кремень просто ваш боец, товарищ старший лейтенант, молчит как партизан на допросе. Ну ничего, походит во вторую смену, посмотрим, надолго ли его хватит, – радостно продолжил он.
– Отставить вторую смену, старшина! Он действительно у спортзала поскользнулся, там прапор до сих пор ржет, успокоиться не может. Говорит, что навернулся так, что чуть не насмерть разбиться должен был.
– Ну хоть один-то раз пусть сходит, – попытался поторговаться Филин.
– Куда он такой, с ногой и глазом? – поставил точку старший лейтенант. – Сапог снимай, – садясь на табуретку, сказал он Валентину.
Поморщившись, Валя стянул с ноги сапог, в лодыжке нога заметно распухла.
– Пальцами пошевели, – уставившись на ногу, попросил Луговой. Курсант послушно пошевелил и растопырил пальцы. – Вроде не перелом, как считаешь, старшина?
– Вроде нет, – пожав плечами, ответил тот. – Может, санинструктора позвать, – предложил он.
– Что он понимает, твой инструктор. У него от всех болезней «зеленка» и лейкопластырь. Наступи на ногу.
Валя наступил.
– Больно?
– Нет.
– Пройдись, – продолжал старлей.
Сделав три шага, Валя остановился.
– Ну? – вопросительно взглянул не него Андрей Константинович.
– Терпимо, товарищ старший лейтенант. Точно не перелом.
– Бежать сможешь? – вставая с табурета, спросил офицер.
– Замотать бы чем-нибудь потуже, тогда смогу.
– Старшина, зови санинструктора, пусть бинт тащит.
– Я сейчас, – выходя из каптерки, сказал старлей.
Филин лично сходил за санинструктором.
– Вывих, – констатировал тот, мельком взглянув на ногу курсанта. – Я, когда на ветеринара учился, сто раз такое видел, то лошадь, то корова копыто вывернет, потом наступать на него не может, – заржал он. – Давай сюда свою культяпку, сейчас бинтовать буду.
– Потуже только, – попросил Валя.
– Любой каприз за ваши деньги, – веселился санинструктор, нечасто ему доводилось оказывать помощь раненому бойцу. – Готово! – отрапортовал он, затянув ногу бинтом.
Валя покрутил ступней, было больно, но терпимо, нога из-за повязки плохо шевелилась, но теперь можно было, не хромая, наступать на нее. «Может, и получится добежать», – подумал он.
– Ну что, боец сраный, получше? – услышал Матвеев за спиной голос старлея.
– Так точно, получше, – обидевшись, ответил Валентин.
– Ты же боец?
– Так точно.
– У тебя рана?
– Так точно.
– То есть ты боец с раной?
– Так точно.
– Вот я и говорю, сраный ты боец, – засмеявшись, каламбурил Луговой. – Что, поди думал от кросса откосить? «Я сегодня инвалид у меня нога болит», не выйдет, курсант, побежишь, как все, и только попробуй последним прибежать, – продолжал он радоваться.
«Сейчас тебе не до смеха будет», – зло подумал Валентин. Стоит тут, обзывается, стихоплет-любитель.
– Стрелять я как буду? – не скрывая обиды, спросил он у взводного.
– Как все, на «отлично», – еще не понимая, в чем подвох, улыбался Луговой.
– Отлично от всех я сегодня стрелять буду, – обнаглев от обиды, ответил Валентин.
В самом деле, специально он, что ли, ноги себе чуть не переломал. Как по несколько суток в карауле стоять, то, Матвеев, давай служи, больше некому. А как ногу вывихнул, то сразу сраный боец.
– Ты что себе позволяешь? – покраснев, Луговой уставился на курсанта. – Ты мне условия будешь ставить? Старшина! В наряд его во второю смену!
– Есть! – радостно крикнул старшина.
– С завтрашнего дня на две недели. Устроил тут: буду не буду! Сегодня, как все, бегаешь и стреляешь, промажешь хоть раз, сгною в нарядах, – с перекошенным от гнева лицом хрипел старший лейтенант. – Я тут убиваюсь, людей из них делаю, ноги бинтую, стрелять учу.
Повисла пауза.
– Блядь! – выдохнул Андрей Константинович.
«Дошло наконец-то», – обрадовался Валентин испортившемуся настроению старлея.
– Он же левым глазом целится, старшина, – как бы ища помощи у Филина, проговорил Луговой.
– Прицелься! – в надежде скомандовал он курсанту.
Валентин зажмурил правый глаз, и тут же левая опухшая бровь начала мелко трястись.
– Блядь! – снова повторил взводный, судя по всему, настроение каламбурить пропало у него окончательно.
– Отставить второю смену! – Старшина со злостью захлопнул журнал.