Великий Макиавелли. Темный гений власти. «Цель оправдывает средства»?

Великий Макиавелли. Темный гений власти. «Цель оправдывает средства»?
Борис Тененбаум

Гении власти
«Я хочу попасть в ад, а не в рай. Там я смогу наслаждаться обществом пап, королей и герцогов, тогда как рай населен одними нищими, монахами и апостолами» – кто еще мог сказать такое, кроме великого Николо Макиавелли, автора бессмертной книги «Государь» («II Principe») и самой «неполиткорректной» формулы власти: «Цель оправдывает средства»! Много лет будучи секретарем Совета десяти Флорентийской республики и выполняя важнейшие дипломатические поручения, Макиавелли знал изнанку власти не понаслышке и даже после краха карьеры, лишившись возможности заниматься политикой, продолжал исследовать ее природу в своих книгах, главная из которых, «Государь», была напечатана лишь через пять лет после его смерти. А еще через семь – запрещена в первый раз. Потом ее запрещали бессчетно и повсюду, проклиная автора как «сына Сатаны», «пророка тирании» и «темного гения Возрождения». Но Макиавелли просто имел мужество писать то, с чем были согласны, но о чем предпочитали помалкивать власть имущие, – что искусство политики вне морали и религии, что христианское смирение лишь ослабляет государство, отдавая его в лапы не встречающим отпора негодяям, что в борьбе за власть все средства хороши, а значит, в конечном счете цель оправдывает средства…

Читайте новую книгу от автора бестселлеров «Великий Черчилль» и «Великий Наполеон» – лучшую биографию «темного гения власти», заветам которого политики следуют вот уже полтысячи лет.

Борис Тененбаум

Великий Макиавелли

Темный гений власти

«Цель оправдывает средства»?

Простые граждане Республики Флоренция

I

Жизнь в городе Флоренция в 1469 году от Рождества Христова, право же, была приятной. Городские дома богатых флорентийцев были чудо как удобны, а их сельские виллы были еще лучше. Самое главное – был мир. Войны сторонников папства и сторонников Империи остались в далеком прошлом, Флоренция в итоге оказалась самостоятельным государством, a eе городское самоуправление (коммуна) подчинило себе округу и сталo Республикой.

Бернардо Макиавелли по рождению принадлежал к флорентийскому семейству с долгой родословной, которую он мог проследить – и с большими подробностями – на столетия в прошлое. Макиавелли занимались торговлей и в свое время изрядно преуспевали. Но семейство росло и дробилось, и к тому времени, когда Бернардо вырос и вступил в права наследования, на его долю пришлось уже немного – городское жилье в так называемом подворье Макиавелли, где он жил, окруженный множеством других жилищ его близких, далеких и очень далеких родственников, и семейная ферма, которую он гордо называл имением. Собственно, правильнее было бы называть эту земельную собственность несколько скромнее. Hу, скажем, именьицем?

Крепостное право во Флоренции отменили еще в 1289 году, так что земельные владения обрабатывались или работниками по найму, или вообще сдавались третьим лицам в аренду.

Все во Флоренции стояло на твердой рыночной основе – даже земледелие, – и ценность земли определялась тем, что она приносила. Вот и именьице в Сан-Андриа, расположенное примерно в дюжине километров на юг от Флоренции, по дороге на Рим, приносило Бернардо около сотни флоринов в год.

Это много или мало?

Ну, смотря с чем сравнивать. Поденщики зарабатывали во Флоренции 12—15 флоринов в год, работники с квалификацией получше – флоринов 30—40, хорошие мастера-ремесленники почти вдвое больше, то есть примерно флоринов 70. Так что Бернардо Макиавелли с его сотней в год мог считаться как бы принадлежащим к классу собственников. С другой стороны, во Флоренции действовала система налогообложения, и налог взыскивался именно с собственности. Ясное дело, для оценки размера налога надо было завести документацию, оценивавшую размеры собственности, и во Флоренции таким базовым документом служил «Catasto», периодически обновляемый список налогоплательщиков и оценки стоимости их собственности.

Отец Бернардо, Никколо ди Буонисенья Макиавелли, в Catasto 1427 года значился обладателем 1086 флоринов, все в форме земельных владений. Место он занимал вполне респектабельное, в списке из 9780 лиц – в первой трети. Но дело тут в том, что в списке был и ряд имен c собственностью свыше 10 тысяч флоринов, в который входило только 137 человек.

А были люди и совсем другого порядка благосостояния – например Палла Строцци с его 163 тысячами или Джованни ди Биччи ди Медичи с 91 тысячей флоринов, – таких было не больше дюжины. Строцци, Медичи, Пацци, Содерини, Веттори, Гвиччиардини – на их фоне Бернардо Макиавелли, получивший лишь часть собственности своего отца и наследия ничем не приумноживший, был лицом незначительным…

В Республике Флоренция в принципе существовалo «…правление простых граждан…». Но вес простого гражданина все-таки напрямую зависел от размера его средств, измерявшихся во флоринах. Почему так получилось?

И кстати – что это такое, флорин?

II

Флорин – (итал. florenus, от Флоренция, «цветочная») – так называлась золотая монета, украшенная отчеканенной на ней прекрасной лилией. Он чеканился почти из чистого золота весом 3,53 г. По весу флорин составлял 1/96 флорентийского фунта (339 г). На аверсе флорентийского флорина был изображен цветок лилии (герб города), на реверсе – Иоанн Креститель, покровитель города.

Впервые их начали чеканить во Флоренции, отсюда и название. Со времени падения Рима в Европе были в обращении только золотые монеты Византии, «безанты», но в IX веке торговля упала так, что и нужда в столь крупной денежной единице отпала, расчеты делались только в серебре. Так что появившийся в 1252 году флорин стал своего рода сенсацией, монетой для расчета по крупным сделкам, символом богатства и процветания. А уж город, где флорины чеканили, стал знаменит от Иберии и до Стамбула, от Скандинавии и до Египта.

Примем во внимание, что никаких золотых рудников в этом городе не было, и флорины там на деревьях тоже не росли. Отнюдь нет – их зарабатывали. Каким же образом некий город в Италии, в маркграфстве Тоскана, сумел заработать столько денег, что учредил собственную валюту, ставшую золотым стандартом для всех прочих государственных образований Европы?

В каком-то смысле можно сказать, что город разбогател на «золотом руне» – только дело тут было не в наличии золотого руна как такового. Флорентийцы брали руно вполне обыкновенное – но они сумели сделать его золотым. Цветные суконные ткани флорентийского производства отличались несравненным качеством. К тщательно хранимым тайным методам обработки шерсти Флоренция добавила и мануфактурный способ их производства и сумела тем самым наладить их производство в большом количестве. От покупателей не было отбою, деньги потекли во Флоренцию рекой – и к мастерам-красильщикам и сукновалам вскоре прибавились и банкиры.

Город стоял на профессиональных гильдиях-цехах.

Однако довольно скоро выяснилось, что гильдии не равны друг другу – возникло деление цехов на «старшие» и «младшие». Разделительная черта проводилась по очевидному и всем понятному принципу – по уровню создаваемых цехами доходов. Ясное дело – в их руках вскоре и сосредоточилась власть в городе.

Семейство Бернардо Макиавелли как раз и было приписано к гильдии торговцев шерстью и шелком, и именно поэтому в числе его предков и были люди, занимавшие высокие избирательные посты в Республике. Например, среди людей, носивших фамилию Макиавелли, были даже «гонфалоньеры справедливости». Титул, согласитесь, звонкий, и хорошо бы понять, а что он, собственно, значил?

Это легко обьяснить – уже давно, с 1293 года, во Флорентийской республике была установлена должность гонфалоньера справедливости (правосудия) (Gonfaloniere di Giustizia), который стал главой Cиньории, правительства. Ему была поручена охрана конституции – «Установления справедливости». Гонфалоньер имел знамя определенной формы и цвета, гонфалон, символизировавшее его власть, и избирался из членов старших городских гильдий.

Но поскольку флорентийцы проявляли большое тщание к тому, чтобы их Республика так республикой и оставалась, и механизмы государственного аппарата строились с прицелом на недопущение создания властных монополий, то гонфалоньер справедливости избирался при помощи жребия, сроком всего на 2 месяца. Эти два месяца вообще были во Флоренции весьма значимым отрезком времени – таков был цикл ротации всего правительства Республики.

Заглянем в энциклопедию:

«…Согласно «Установлениям справедливости» (1292), высшим исполнительным органом Флоренции стала коллегия шести приоров, представлявших старшие цехи. Приоры руководили внутренней и внешней политикой государства и обладали правом законодательной инициативы. Приоры избирались на два месяца и во время исполнения своих обязанностей проживали в специально отстроенном Дворце Синьории (Палаццо делла Синьория; итал. Palazzo della Signoria). Преемников действующих приоров избирали на особом собрании, в котором участвовали сами приоры, главы двенадцати правящих цехов и представители шести районов города…»

И сама должность главы правительства, созданная в силу необходимости разрешения споров между приорами, тоже была привязана к этому же циклу:

«…В 1293 была учреждена новая должность седьмого приора – гонфалоньера справедливости, получившего функции главы государства и право приведения в исполнение судебных решений против должностных лиц республики. Гонфалоньеру была подчинена особая гвардия из тысячи человек. Шесть приоров и гонфалоньер образовали правительство Флорентийской республики – Синьорию…»

Как мы видим, принимались очень серьезные меры для того, чтобы пресечь в зародыше всякое сосредоточение власти в одних руках – должности в Республике носили временный характер, ротация была частой и не давала возможности создавать клики. К тому же из города были изгнаны дворяне, укрепленные башни, в которых они жили с давних времен, были снесены, а все вооруженные силы Республики были поставлены так, что управлялись не отдельными лицами, а всей Республикой в целом. Считалось, что свобода простых граждан таким образом ограждена и от носителей высоких должностей, и от угрозы захвата власти оружием.

Угроза «…захвата власти обаянием…» предусмотрена не была.

III

Где-то к середине XV века, уже после того как был проведен Catasto 1427 года, о котором мы говорили, во Флоренции возникли Медичи.

Собственно, что значит – возникли? Семья была старая, жила во Флоренции с XII века и занималась банковским делом. Что до «медицинской» фамилии, то, по одной из версий, один из родоначальников клана был врачом (medico) при дворе Карла Великого. Злые языки, впрочем, утверждали, что не врачом, а аптекарем, и не у Карла Великого, а у кого-то другого, много попроще. Во всяком случае, представители рода Медичи уже к концу XIV века составили себе столь значительное состояние, что начали мешаться в политику. И политиками они оказались не менее талантливыми, чем банкирами. Они играли на противоречиях между цеховой знатью и «тощим народом», добивались высоких должностей вроде поста гонфалоньера справедливости, но однажды доигрались до того, что семья их была изгнана из Флоренции по подозрению в заговоре с целью захвата власти. А после того, как срок их изгнания истек, им запретили занимать общественные и государственные должности.

Медичи сосредоточились на своей банковской деятельности – и так преуспели, что сумели вернуться в политику.

Заглянем в энциклопедию еще разок:

«…В начале XV ст. Джованни Медичи достиг высших должностей, а в 1434 г. его сын Козимо, воспользовавшись недовольством народа знатью за частые войны и тяжeлые налоги, захватил в свои руки власть…»

Вот об этом человеке, Козимо ди Джованни ди Медичи[1], есть смысл поговорить подробней – он-то и придумал удивительный способ преобразования денежной массы в политическую власть, и сделал он это именно что «обаянием». Это при нем Медичи стали самой богатой и могущественной семьей во Флоренции, с настолько обширной сетью клиентелы и патронажа, что они оставили позади все прочие семейства флорентийских олигархов.

Козимо Медичи был человеком очень умным и в своей деятельности банкира и предпринимателя следовал правилу, изобретенному им самим: «…Умение тратить деньги еще важнее, чем умение их зарабатывать…».

Он тратил очень много – от нeгo так или иначе зависело много людей. Люди эти выбирались им столь же тщательно, сколь это делалось им в отношении деловых проектов: риск «вложения» оценивался в соответствии с возможными перспективами выигрыша.

И выигрывал он очень часто. Когда ему после ареста пришлось бежать из Флоренции, вернулся он туда с помощью своего друга и заемщика, папы римского Евгения IV. Вообще репутация необычайно богатого банкира, щедрого к друзьям и вовсе не заносчивого, а напротив, всегда готового помочь, очень ему помогала. Козимо Медичи в отличие от очень многих не просто пользовался влиянием – он еще и совершенно сознательно стремился избегать того, чтобы ему завидовали. Например, он добровольно платил самые большие в городе налоги. Во всех предприятиях Республики, в которых он желал бы участвовать, Козимо неизменно устраивал так, чтобы не он выступал в качестве инициатора дела и вообще создавал впечатление, что за проект он берется только по просьбе большинства – или, скажем, влиятельных людей, которым он не может отказать. Все это было только видимостью, которую Козимо Медичи усердно создавал. Скажем, его высокие налоги были вовсе не так высоки, потому что подлинных размеров его состояния не знал никто. Он держал секретные счета, спрятанные так, что до них не дознался бы никакой асессор, он преувеличивал размеры своих потерь по убыточным займам и приуменьшал доходы, получаемые им от выгодных предприятий.

Делалось это тем легче, чем большее количество клиентов обслуживал его банк, у которого было множество отделений по всей Италии, и даже и шире, по всей Европе.

А взятки, льготные займы, предоставление доли в выгодных предприятиях самым разным людям в его родной Флоренции сделало его человеком чрезвычайно влиятельным, и при этом без того, чтобы он был на виду, обремененный официальными полномочиями.

И в результате он мог манипулировать даже налоговой бюрократией города, и его недруги вдруг обнаруживали, что с них требуют куда больше, чем полагалось бы. Что, конечно же, всегда можно было уладить, переговорив с «простым гражданином Флоренции», Козимо Медичи.

Иностранные послы, собственно, с самого начала получали инстрикции от своих правительств – в случае серьезной проблемы не тратить время на обсуждение вопроса с официальными властями Флоренции, а сразу идти к «простому гражданину».