Мои друзья

Это были простейшие приемы дрессировки, но так как тут присутствовали начинающие любители, то это произвело на всех сильное впечатление.

Впрочем, нельзя было не любоваться четкостью, с какой собака исполняла все приказания, и тем контактом, который проявился при этом между человеком и животным.

Сергей Александрович отослал овчарку на место, и она снова спряталась за его стулом.

– Из всех домашних животных, – продолжал он, – собака больше других может знать желания и привычки своего хозяина, нередко изумляя окружающих своей понятливостью. Собака способна на самостоятельные действия. Отыскивая дичь в лесу, идя по следу преступника, защищая хозяина, она действует самостоятельно. Я подчеркиваю это слово – самостоятельно, ибо, хотя все это собака познает путем дрессировки, но потом она уже действует во многих случаях, не дожидаясь наших указаний, руководствуясь своими, никогда не обманывающими ее инстинктами и условными рефлексами, – почти как разумное существо… пусть простят меня некоторые скептики и биологи-педанты! В этом, я бы сказал, – превосходство и отличие собаки от других домашних животных. Ни одно четвероногое не способно выполнить то, что может сделать собака. Недаром Павлов назвал ее исключительным животным!

Объяснение этому замечательному явлению мы должны искать в том, что собака первая из диких зверей пришла к нам из первобытной чащи.

Человек приручил собаку в глубокой древности, как предполагают, в эпоху, которую называют мезолитом, то есть примерно 10—15 тысяч лет назад.

По внешнему виду она напоминала тогда современную лайку.

С тех далеких пор и по наши дни собака безотказно служит нам. Она ходит с хозяином на охоту, охраняет его стада, его жилище, лаем дает ему знать о приближении врагов и вообще чужих людей. Издавна используется она и в военных целях.

Свирепые боевые псы содержались в войсках Ганнибала и Александра Македонского. Их специально тренировали для борьбы с вооруженным человеком, травили, морили голодом, чтоб сделать злее.

Эти четвероногие бойцы могли нагнать ужас на кого угодно. Они сражались не только против пешего противника, но, вскакивая на седло, представляли опасность и для конника.

В битве собаки охраняли колесницы полководцев… Державные властители прошлого любили окружать себя четвероногими телохранителями. Такой слуга не изменит, не поднесет яду, не поразит внезапным ударом кинжала во время сна…

Очень широко использовались собаки и в древнем Риме.

Там они караулили рабов и военнопленных. Они вступали и в непосредственные схватки с врагом. При раскопках Геркуланума найден барельеф, на котором изображена мощная собака в доспехах, защищающих ее от ударов копий, обороняющая римский пост от вторгающихся варваров. По сути, это была первая пограничная собака.

С развитием военной техники, казалось, роль собаки-бойца окончилась, и навсегда, но вышло не так. С конца прошлого века собаки начали вновь появляться в армиях различных государств.

В войнах на Балканах русские войска первые успешно применили пастушьих собак для охраны на аванпостах. Зачуяв турок, овчарки принимались лаять и поднимали тревогу.

В первую мировую войну использовались различные специальности собак: связная, санитарная, розыскная, караульная, сторожевая.

Собака оказалась очень полезной и в мирное время.

Особенно широкое использование нашла служебная собака. Она – незаменимый пастух колхозного и совхозного стада, сторож, охраняющий колхозный амбар с хлебом, почтальон, дежурный на водной станции, поводырь слепого.

Наше собаководство – самое массовое в мире. Любители, объединяемые клубами служебного собаководства, специальные школы-питомники, принадлежащие государству, готовят животных к мирной работе, а также и на случай военной опасности.

Вспомните северные окраины нашей необъятной родины. Там есть районы, где собачья упряжка является единственным видом наземного транспорта. А пограничные собаки, несущие вместе с доблестными пограничниками охрану наших рубежей! Среди этих собак много таких, которые помогли своим вожатым задержать немало нарушителей границы – диверсантов, разведчиков.

Большинство наших культурных животных, вероятно, уже не смогли бы вернуться к тому образу жизни, какой вели его далекие предки. Так, собака в значительной степени утратила способность сама добывать себе пищу – ловить диких зверей и птиц; в жестокой борьбе с более крупными хищниками отстаивать свое существование. Но зато она приобрела необыкновенную привязанность к человеку: она служит ему, исполняет его желания.

Собака – ваш друг, всегда помните об этом; а друзей не бьют, не истязают, не срывают на них свое дурное расположение духа. Запомните, повторяю, это. Иначе вам не раз придется горько раскаяться в своих ошибках.

Сергей Александрович сделал паузу и внимательно оглядел слушателей:

– Я говорил о том, что собаку необходимо учить. Не подумайте, что это возложит на вас тяжелое бремя и ваша собака превратится для вас в обузу. Прежде всего она будет служить непосредственно вам, а занимаясь с нею, вы лишь сделаете ее более ценной, более полезной для себя, ее хозяина. Да вы в этом скоро убедитесь сами!

ДЖЕРИ ПОДРАСТАЕТ

Вечерами я ходил на семинар в клуб, а дома, в свободное время, пытался применить приобретенные знания к своему юному четвероногому товарищу – Джери. Регулярно дрессировать щенка еще было рано, но кое-чему учить можно.

Щенок освоился со своей кличкой, привык к ошейнику и уже не рвался как бешеный, когда я брал его на поводок.

Пришлось ему претерпеть и купирование ушей. Операцию производил знакомый мне хирург. Тщательно вымерив уши моего дога, он захватил их специальными зажимами и отрезал треугольные, так умилявшие меня лопушки.

Щенок громко выл и стонал и так рвался из рук, что мы втроем едва удерживали его на столе. Операция длилась около получаса. Уши заштопали шелковой ниткой, прижгли йодом и тогда изувеченного малыша отпустили.

Операция произвела на меня и всех домашних гнетущее впечатление, и я тогда дал себе обещание больше никогда не повторять ее, обещание, которое, вероятно, теперь не сдержал бы, ибо форма требует своего. А остроконечные, стоячие уши для дога – это форма.

Измученный малыш, измазанный йодом и собственной кровью, поскулил немного, а потом полез ко мне на колени, ища у меня забвения от перенесенной боли и испуга.

Чем старше становился Джери, тем больше сообразительности он проявлял. Регулярная дрессировка еще не началась, но несколько приемов мой питомец выучил очень легко во время игры.

Как-то раз на прогулке, когда он весело скакал и резвился около меня, я швырнул в сторону палку. Шалун тотчас стремглав помчался за ней вдогонку, схватил зубами и принялся бегать с «поноской». Я подозвал его, усадил подле себя и, приказывая: «Дай!», осторожно высвободил палку из пасти. Потом, приговаривая: «Хорошо, Джери, хорошо!», угостил его кусочком сахара (лакомство, всегда лежало у меня в кармане). Затем с командой: «Апорт!» – я швырнул палку еще раз – щенок вновь ринулся за ней.

Так было проделано пять раз. На шестой щенок бежать отказался – надоело.

Я не настаивал. Но на следующий день повторил все сначала. Все мои приказания щенок выполнил хорошо. По команде «Апорт!», что означало «принеси, подай», он пулей мчался к тому месту, где падала палка, разыскивал ее и так же стремительно бежал назад, держа ее в зубах.

Раз, когда Джери был особенно послушен и исполнителен, я попытался научить его сидеть.

Настойчиво повторяя: «Сидеть, Джери, сидеть!», я, как показывал нам Сергей Александрович, нажимал левой рукой на круп щенка. Джери попытался высвободиться, но моя правая рука крепко держала его за ошейник. Испуганно сжавшись, щенок сел. Я сейчас же подбодрил его: «Хорошо, хорошо, Джери!» – и дал кусочек лакомства.

Однако, едва я отнял руку от спины Джери, он поспешно вскочил. Я силой посадил его вновь. Опять дал лакомства, приговаривая: «Хорошо, Джери, хорошо сидеть!» И так несколько раз, неторопливо, но настойчиво и спокойно, отнюдь не пугая щенка.

Назавтра мы повторили упражнение. Четвероногий ученик был спокойнее, чем накануне. Он не вырывался и как будто старался понять, в чем тут дело, чего хочет от него хозяин. Смотрел мне в глаза и внимательно вслушивался в слово «сидеть». А еще через день Джери садился по одной команде.

Научить его «лежать» оказалось уже значительно легче. Посадив щенка, я беру правой рукой концы его передних лап и стараюсь оттянуть их вперед. Тело Джери принимает лежачее положение. Чтобы щенок не вырвался, я слегка придерживаю его левой рукой за спину и настойчиво говорю: «Лежать, хорошо лежать!» После пяти-шести повторений ежедневно в течение трех-четырех дней Джери знал и этот прием.

В общем, команды «Сидеть!» и «Лежать!», которые еще недавно приводили меня в восхищение и вызывали тайную зависть, когда я видел, как их выполняют другие собаки, мой Джери усвоил без особых усилий, легко и быстро. За каждое послушное исполнение приказа он получал вознаграждение – кусочек лакомства, который глотал с поразительной жадностью. Позднее я убедился, что «заработанные» таким образом Куски собака всегда глотает с большей жадностью, чем полученные «просто так».

Джери прекрасно дрессировался даже на черный хлеб. И в дальнейшем вся дрессировка была пройдена с ним на хлеб, а нередко и на черствую корку. Повышенный пищевой инстинкт Джери сослужил мне в этом случае хорошую службу.

Не следует думать, что если собака не жадна, то она будет плохо дрессироваться. Можно отлично выучить любую собаку. Нужны лишь терпение и настойчивость; ни в коем случае нельзя бить животное во время дрессировки. Щенок полюбит занятия и раз от раза станет все послушнее, все восприимчивее.

Иногда мне случалось наблюдать такую странность: занимаешься с собакой, мучаешься – ни в какую! Пес тебя не понимает. Бросаешь занятия. На следующий день пробуешь вновь, с тревогой спрашивая себя, неужели повторится вчерашнее, и – о, удивление! – собака выполняет все с первого слова или жеста: садится, ложится, дает голос без какого-либо принуждения или усилий с моей стороны.

Если занятия с собакой проходят плохо, не надо настаивать, – лучше на пять-шесть дней оставить ее в покое. Вы убедитесь, что после этого собака будет заниматься куда успешнее. Это так называемое «явление перелома», оно носит временный характер.

С некоторых пор я стал замечать, что мой Джери тотчас после обеда уходит во двор и возвращается оттуда в странном виде: шерсть на морде в земле, нос густо вымазан в глине, а сквозь нее проступают капельки крови. Что за штука? Заинтересовавшись, я решил выследить щенка.

Выпустив его однажды, как обычно, во двор, я заметил, что он сразу же направился в дальний угол. Там мой Джери быстро вырыл лапой небольшую ямку, а затем принялся усердно забрасывать ее землей, работая носом, как лопатой. Когда я подошел к нему, щенок с виноватым видом стал ласкаться ко мне. Расковыряв щепкой разрыхленную землю, я обнаружил в ямке… ломоть черного хлеба. Ковырнул глубже и рядом обнаружил еще несколько уже полусгнивших кусков, зарытых, видимо, давно. Были тут и полуобглоданная кость, и рыбий хвост, и голова селедки. Настоящее кладбище обеденных остатков!

Очевидно, мой запасливый пес остатки пищи забирал в пасть и относил в свой тайник. А так как в пасти его мог свободно поместиться кусок величиной с ладонь, то долгое время эти проделки оставались незамеченными и Джери успел скопить в своей кладовой кое-что «на черный день».

Этим дело не кончилось. Через несколько дней я заметил, что куски, валявшиеся у разоренного тайника, исчезли. Пес успел подыскать новое укромное местечко и перенес их туда.

Кроме основного пищевого рациона, щенок получал много костей. Иногда он не справлялся с ними, и тогда, устав от многочасовой грызни костей, загребал остатки под подстилку, а сверху ложился сам. Таким образом он также скопил порядочный запас, и, когда я однажды взял эти кости у него, он долго выпрашивал их обратно, повсюду следуя за мной и просительно заглядывая в глаза.