– Милый, я так люблю тебя и мне так жалко было его. Я ему сказала, что я ему друг. Ты не сердишься? Нет?
– Будь покойна, Эрна. Я не сержусь и не ревную.
Она обиженно опускает глаза.
– Тебе все равно? Скажи, – ведь тебе все равно?
– Слушай, – говорю я, – есть женщины верные жены, и страстные любовницы, и тихие друзья. Но все они вместе не стоят одной: женщины-царицы. Она не отдает свое сердце. Она дарит любовь.
Эрна испуганно слушает. Потом говорит:
Так ты не любишь меня совсем?
Я целую ее в ответ. Она прячет лицо на моей груди и шепчет:
– Ведь мы вместе умрем? Да?
– Может быть.
Она засыпает у меня на руках.
15 апреля.
Я сажусь к Генриху в пролетку. За Триумфальной аркой я говорю ему:
– Ну что, как дела?
Да что, – качает он головой, – нелегко:целый день под дождем, на козлах.
Я говорю:
– Нелегко, когда человек влюблен.
– Откуда вы знаете? – быстро оборачивается он ко мне.
– Что знаю? Я ничего не знаю. И ничего знать не хочу.
– Вы, Жорж, все смеетесь.
– Я не смеюсь.
Вот и парк. С мокрых сучьев на нас летят разноцветные брызги. Кое-где уже юная зелень травы.
– Жорж.
– Ну?
– Жорж, ведь при изготовлении снарядов бывают иногда взрывы?
– Бывают.
– Значит, Эрну может взорвать?
– Может.
– Жорж.
–Ну?
– Почему вы поручаете ей?
– Ее специальность.
– Специальность?
–Да.
– А кому-нибудь другому нельзя?
– Нельзя … Да вы чего беспокоитесь?
– Нет… Я так … Ничего… К слову пришлось.
Он поворачивает обратно к Москве. На полдороге опять окликает меня:
– Жорж.
–Ну?
– А скоро?
– Думаю, скоро.
– Как скоро?
– Недели две-три еще.
– А выписать вместо Эрны нельзя никого?
– Нет.
Он ежится в своем синем халате, но молчит.
– Прощайте, Генрих. Бодритесь.
– Бодрюсь.
– И право, не думайте ни о ком.