Синица в руках

погружая его все глубже в себя, сливаясь с ним в одно целое, в единый организм.

Последняя волна страсти отхлынула от них, когда на улице уже была кромешная тьма.  Саша немного замерзла, сильно прижимаясь тонким телом к нему, длинные тонкие ноги обвивали его неказистые, состоящие из выпирающих мышц ноги, так гротескно смотрящиеся с ее ровными, тонкими и такими волнительными. Ее маленькая грудь щекотала его ребра, когда она рисовала пальцем контуры его лица, заставляя все его тело вздрагивать от последних искорок желания, мирно гаснущего у него внутри.

– Я люблю тебя, – прошептал Марат, боясь своим голосом нарушить упоительную тишину.

– И я тебя тоже люблю, – Саша осыпала его поцелуями, блестя счастливыми глазами.

– Выходи за меня замуж, – прошептал Марат.

– Что? – Саша привстала на локте, ее длинные тонкие волосы упали ему на лицо.

– Ты хорошо подумал? Я же могу и согласиться?

– Я надеюсь на это. Я тебя не тороплю, просто, хочу, чтобы ты знала.

– То есть, могу подумать? – игриво прошептала она, хитро похихикивая.

– Конечно, сколько хочешь.

– Да не буду я думать, что ты в самом деле! – Воскликнула Саша.

– Да согласна я, согласна!

На фабрике было непривычно тихо, затаенная где-то внутри нее жизнь стыдливо выглядывала отдельными темными фигурами, мелькавшими вдали короткими перебежками между зданиями. Марат быстрым шагом пересекал территорию, пытаясь нагнать проспанное время. В нем еще не затихали огоньки прошлой ночи, подсвечивая его лицо изнутри светом искреннего счастья.

– Марат! Иди сюда! – Миша махнул ему рукой из курилки. Его жизнерадостное, с легким оттенком бесшабашности, лицо было встревоженным и даже слегка вытянутым.

– Привет, – поздоровался Марат, крепко пожав холодную руку и  растягивая слова, как мурлычет довольный кот после сытного обеда. – Я проспал.

– Да ладно, – махнул рукой Миша, понимающе подмигнув, но в то же мгновение его лицо опять вытянулось, набирая меловую белизну внутреннего переживания. – Короче, вчера Карлович в ночной был. Вот.

Миша тяжело затянулся, втягивая в себя почти половину сигареты, Марат наконец уловил настроение друга, выхватив себя из неги счастливых переживаний в серую реальность.

– Что случилось?

– Ой, не знаю даже. Короче, я смотрел по журналу, потом его забрали следователи, – затараторил Миша.

– Короче, там была утечка на линии, ну на этом, как обычно.

– Да, я понял. Вчера мне мастер дал новый клапан, но он не подошел.

– Да. Да, ты рассказывал. Так его кто-то установил. Карловича вызвали, т.к. клапан стал гудеть и парить кислотой, там одна девчонка из лаборатории надышалась, забыл, как ее, Ольга, вроде.

– Ну не томи! – Марат весь напрягся, переживая мерзкое чувство ожидания беды.

– Черт, Карловича  обдало  кислотой. Клапан прорвало! Его увезли в больницу, короче, как-то так, – Миша отвернул свое лицо к ветру, желая осушить набежавшие слезы на глазах.

– Что? Как?! Я не понимаю?! Кто поставил клапан? Они, что там все с ума сошли?! – Марат дернулся было пойти в цех, но Миша схватил его за руку, сильно сжав своей большой ладонью.

– Стой здесь, там следаки приехали, всю документацию изымают. Фабрику пока остановили до выяснения.

– А мастер где? Где мастер смены?

– Все там, –  Миша махнул в сторону административного корпуса, – всех допрашивают.

– Как Семен Карлович?

– Девчонки звонили в больницу, говорят жив.

– Так что мы стоим? Надо идти к нему!

– Во-первых, не пустят, состояние тяжелое, сильный ожог. А во-вторых, сказано от цеха не отходить, могут вызвать на допрос.

– Какой еще допрос?

– Такой. Ты в журнале вчера не расписывался?

– Ну. Как обычно, вечером. Меня ж вчера чистить отправили.

– А ты все прочитал, что там было написано?

– Нет, я торопился, – Марат задумался, тщетно вспоминая запись в журнале.

– Ребята из диспетчерской сказали, что все на тебя валят.

– На меня? – глаза Марата округлились, теряя природный прищур. – Но я же…

– Знаю, об этом все знают. Но имей это ввиду и ничего не подписывай, – Миша со злостью бросил окурок в урну. – Все знают, что это не ты, но кто мы такие, чтобы нас кто-то слушал? Если тебя назначат виновным, не знаю, гм, черт!

Через два часа за Маратом приехала машина, забрав его на допрос прямо в несвежей робе, не давая возможности переодеться. Машина выехала за пределы фабрики, везя его по знакомому с детства маршруту, в здание городской прокуратуры.

Там его отвели в душную комнату с наглухо закрашенным окном и ярким жестким светом, где продержали больше трех часов, как ему показалось. Он в определенный момент перестал ощущать время, путаясь в мыслях о случившемся, о прошлой ночи, о Саше, Семене Карловиче, матери, потом опять о Саше – все происходящее виделось ему нереальным, горячая кровь сдавливала виски, будоража его сознание как в приступе лихорадки.

Пришедший, наконец, следователь почти с порога стал обвинять его, давя на Марата, тыча пальцем в кривую подпись на странице в журнале, но не давая ему толком рассмотреть ее. Марат плохо соображал, чего от него хотят и повторял, как заведенный, требуя дать ему ознакомиться с журналом, что это не его подпись. Следователь совал ему под нос какие-то документы, сплошь запечатанные мелким шрифтом, заставляя его расписаться под ними и не давая времени ознакомиться. Следуя совету Миши, Марат отказывался раз за разом подписывать бесконечные безликие страницы.

Вскоре он и вовсе перестал реагировать на следователя, не различая для себя его лицо, видя перед собой только пустую белую маску. Отключив от себя эту чужую реальность, Марат смотрел в одну точку на грязном окне, поверх головы следователя, исключая себя из происходящего вокруг, все глубже погружаясь в трясину томительных раздумий.

Саша с трудом открыла глаза, разлепляя слипшиеся от запекшейся крови веки. Тело тут же отозвалось тысячами ударов острой боли, сливавшихся в одну невыносимую муку, раздирающую искалеченное тело на части. Она осторожно ощупала свое лицо ослабевшей рукой, чувствуя, как оно опухло от бешеных ударов Эльдара, которыми он ее встретил поздно ночью, когда она вернулась домой.

У нее не было сил плакать, каждый всхлип отдавался резкой болью в груди. Холодно, голое тело, беззащитное, укрытое лишь жалкими лоскутами разорванной одежды. Саша с омерзением проверила себя, белье было на месте, ее спасло то, что она отключилась раньше, чем он успел ее изнасиловать, отправив ударом наотмашь к подножью дивана. Она медленно встала. Из соседней комнаты доносился резкий храп, все вокруг пахло перегаром и смрадом. Саша дрожащими руками достала из шкафа чистую одежду, боязливо глядя на раскинувшегося по всей кровати Эльдара, заполнившего своей огромной тушей все пространство вокруг.

Горячая вода больно обжигала тело, не принося желаемого освобождения, только усиливая все нарастающую боль. Саша с ужасом глядела на себя, лицо сильно опухло, глаз, за огромными кровоподтеками почти не было видно. Она осторожно подергала нос, он сломан не был, только сильно опух.

Тайком, пугаясь каждого звука, она собрала свои вещи в сумку, беря только те вещи, которые она покупала сама, оставляя все, что могло бы ей напомнить о теперь уже чужом доме здесь, в этом аду.

– Куда ты идешь? – остановил ее в дверях пьяный голос Эльдара.

– Я ухожу от тебя! – неожиданно для самой себя, громко и уверенно ответила Саша, суетливо застегивая куртку.