Сент-Женевьев-де-Буа. Русский погост в предместье Парижа

От Успенской церкви и отправимся мы с Вами на нашу «кладбищенскую прогулку». Надо сказать, что в конце XVIII – первой трети XIX века «кладбищенские прогулки» были излюбленным литературным жанром. Однако прошло немало времени с тех пор, как милый человек Василий Андреевич Жуковский бродил между могилами. Менялись вкусы, менялись жанры. Сами люди менялись, только умирали по-прежнему…

Вот и мы будем бродить с Вами среди могил, но только уже по-своему, не по-жуковскому. Будем вспоминать ушедших как живых, как близких («рубаха к телу близка, а смерть ближе»), да и то сказать, далеко ли мы ушли, намного ли они нас опередили: «живешь – не оглянешься, помрешь – не спохватишься»… Сам я, честно сказать, оттого и люблю гулять по кладбищу, что люди эти для меня как живые. Если вкусы у нас с Вами сходятся, то Вы мне желанный попутчик.

Как Вы уже поняли, во время этой прогулки постараюсь я, в первую очередь, напомнить о наших соотечественниках – эмигрантах, которые здесь упокоились. И хотя далеко не все эмигранты-парижане (и тем более провинциалы) были похоронены на этом кладбище (много русских есть и на парижских кладбищах Пасси, Монпарнас, Батиньоль, Монмартр и в пригородах Нейи, Бийянкур, Медон, Шель, Ганьи, Клиши, а еще ведь есть русские могилы в Ницце, в Ментоне…), а все же кладбище это уникальное (как уникальной была сама Первая русская эмиграция). Редко где найдешь на свете клочок земли, где сошлись бы так тесно имена князей и дворников, охранителей порядка и его разрушителей, поэтов и генералов, императорских фрейлин и казачьих есаулов, портних и балерин, певиц и приказчиц, генералов императорской свиты и агентов ГПУ, священников и киноактрис… Блистательные десятилетия XIX столетия сплетаются здесь с прославленным Серебряным веком, с катастрофой революции, с ужасом октябрьского переворота, с десятилетиями террора – вся история русского XX века на этом маленьком кладбище Франции близ Парижа. Воистину, похоронено здесь ушеедшее столетие: погост XX века… Так уж случилось, что собралось здесь множество участников знаменитого костюмированного придворного бала 1903 года (чу, вступает музыка, кавалеры оправляют боярские костюмы, дамы – кокошники…), выпускников Александровского (бывшего Царскосельского) лицея, Императорской школы правоведения, Пажеского корпуса, Екатерининского и Смольного институтов благородных девиц. Собрались, как на последний смотр, воины-галлиполийцы, корниловцы, дроздовцы, алексеевцы, доблестные казаки, русские моряки. Здесь хватило бы почтенных членов Государственного совета, чтоб провести его заседание, и достало бы депутатов, чтоб открыть прения Государственной думы. Здесь хватило бы актеров, чтоб поставить любой русский спектакль, в том числе и балетный, да и к съемкам фильма приступить возможно – упокоились под сенью этих берез гениальные режиссеры и актеры, и гримеры, и художники-декораторы, и нищие участники массовки… Хватило бы здесь ученых, чтоб создать Академию наук, хватило бы музыкантов, чтобы составить оркестр, открыть консерваторию. Достало бы протоиереев, чтоб отпеть эти жизни… Есть тут и мои русские знакомцы и сверстники. Из тех, кто был в трудные времена активнее и смелее других – кто требовал свободы при социализме, ну хоть свободы слова и творчества (Амальрик, Некрасов, Максимов, Панин, Тарковский, Галич…). И кто попал не под топор, а только в изгнание (такое бывало в России и раньше)…

На здешних надгробиях прочтешь всей России известные имена, но многие из имен Вы, уверен, услышите впервые. Имена прекрасных, милых людей. Но и другие, не прекрасные, но достойные жалости, тоже… Мало кому известные агенты всемогущей советской организации мирно упокоились здесь рядом со своими поднадзорными «белоэмигрантами» – ведь на кладбище все спокойненько… Прости им всем, Господи! И нас прости, сохрани…

Каждый раз, уходя после прогулки по этому кладбищу, уносил я в памяти то новую историю, то новое открытие из той жизни, казалось бы, давно знакомой…

Вот лежат русские либералы, демократы начала века, кадеты… Конечно, у них не было опыта, им было не справиться с пошедшей вразнос страной, но они ведь были идеалисты, не воровать же они шли в Думу… А сколько они потом работали в эмиграции бесплатно – вот уж где была «общественная работа»!

А все эти аристократы, фрейлины, статс-дамы, полковники… С каким достоинством они встретили бедность – сели за шитье, встали за прилавок, за ресторанную стойку, сели за баранку такси – без нытья, без попрошайничества… И обратите внимание, как недолго жили священники, как старо они выглядели – работа на износ? Как часто умирали эмигранты в тыловой Франции в 1940–1945 годах – отчего? От отчаянья? Война, война, еще война – безумный и подлый мир. И еще отчего-то умирали в 1956-м. Кто пережил эти годы, потом жили долго. Долго жили женщины, спокойно позволявшие себя любить. Долго жили люди, достигшие душевного спокойствия… А что ж эта знаменитая ностальгия, и бедность, и, главное, унижение, ущемленная гордость, не разрушали ль они душу: не оттого ли так легко вербовали здесь агентов ловцы душ из ГПУ?

И еще, конечно, ужасным было (и напрасным) это ощущение своей эмигрантской маргинальности, желание прикоснуться к силе, которая брезжила где-то там, за железным занавесом, в России – не этим ли объяснялись чуть не повальная капитуляция эмигрантов в 1945-м, после войны, или их опасное «возвращенчество»?.. А взгляните, сколько иностранных имен у этих истинно русских людей – сколько же в ней кровей намешано, в молодой русской крови? И еще, и еще – сотни маленьких догадок и открытий придут Вам в голову на меланхолической нашей прогулке: у каждого будут свои…

Два слова о моих помощниках, советчиках, предшественниках при работе над книгой: всем большое спасибо, всем низкий поклон. Помогал мне замечательный герой войны Н. В. Вырубов, специалисты по генеалогии, вроде князя Д. М. Шаховского; помогли вольно-невольно и мои предшественники, вроде блаженной памяти о. Б. Старка и Реймона де Понфийи, вроде И. Грезина, Н. Струве, д-ра Шулеповой, М. Горбовой, Э. Менегальдо, Н. Смирновой; помогала милая моя семья, старые друзья и знакомые: Н. Б. Зайцева, Т. Б. Лебедева-Струве, 3. А. Шаховская, Е. Д. Аржаковская-Клепинина, И. Н. Набоков, А. Шмеман, А. Кобак, Н. И. Кривошеин, Ксения Кривошеина, А. и 3. Оболенские, Т. Л. Гладкова, В. Каневская, А. и Ю. Вишневские, Э. Левина, Д. В. Сеземан, Б. Татищев, М. Андроников и, конечно, незабвенная Татьяна Алексеевна Осоргина-Бакунина…

    Шампань – Париж – Сент-Женевьев-де-Буа

А

АВЬЕРИНО ВЛАДИМИР,

Москва, 1903 – Париж, 1990

В 1918 году пятнадцатилетний сын петербургского адвоката Владимир Авьерино познакомился в Кисловодске со своим сверстником Александром Казем-Беком, будущим вождем «младороссов». Это было знакомство на лучшие десятилетия жизни…

Кисловодск в то время кишел беженцами из больших городов России, среди которых выделялись великие князья Андрей Владимирович и Борис Владимирович, а также спутница князя Андрея знаменитая балерина Матильда Кшесинская с сыном.

Владимир Авьерино вместе с его друзьями Александром Казем-Беком, Сергеем Плаутиным, Кириллом Шевичем и другими сформировали группу монархической молодежи и занимались военно-политической подготовкой под руководством генерала Шевича и двух гусарских полковников. Позднее молодые люди собрались в Париже и составили ядро знаменитого союза «Молодая Россия», во главе которого встал Александр Казем-Бек. Владимир Авьерино занимал в этой партии самые разнообразные посты и выполнял вполне ответственные поручения. Так, в середине 20-х годов Авьерино был «старшиной» первого парижского «очага» младороссов и среди прочего нес ответственность за безопасность великого князя Кирилла и пансиона в Везине, который держала супруга младоросского «вождя» Светлана Казем-Бек. Согласно рассказам Авьерино, советские секретные службы и некий «Росовский» из ГПУ пытались проникнуть в среду молодежной организации, и ему, Авьерино, приходилось бороться с этими попытками…

На самом деле, подлинная история тесных взаимоотношений «главы» Казем-Бека с советской разведкой была намного сложней, чем это представлялось простодушному соратнику «главы» В. Авьерино, который, пережив всех участников событий, в конце концов, упокоился под этим надгробием.

АГАФОНОВ ВЛАДИМИР ВАЛЕРИАНОВИЧ,

штабс-капитан,

28.07.1895–24.12.1981

Штабс-капитан В. В. Агафонов был сыном русского ученого Валериана Константиновича Агафонова (1863–1955), почвоведа, географа, писателя, друга известного геохимика и минералога академика В. И. Вернадского. В 1924 году эмигрант В. К. Агафонов представил Вернадского в Париже «королю жемчуга» и «русскому Соросу» начала века знаменитому парижскому меценату Л. М. Розенталю, который, явившись в Париж из Владикавказа 14-летним мальчишкой с сотней франков в кармане, ко времени прибытия в Париж русских изгнанников из Первой волны эмиграции успел сказочно разбогатеть и осыпать благодеяниями Р. Киплинга, Мари Кюри, С. Дягилева и многих других. 11 апреля 1922 года И. А. Бунин записал в свой дневник: «Розенталь предложил нам помощь: на год мне, Мережковскому, Куприну и Бальмонту по 1000 фр. в месяц». Розенталь оплачивал на летние месяцы и виллу для Бунина в Приморских Альпах. Фонд Розенталя предоставил Вернадскому для его научных исследований 30 000 франков, что позволило ученому написать обобщающий труд. На заседаниях Фонда, обсуждавших возможности помощи, из тактических соображений присутствовал не сам Вернадский, а его друг В. К. Агафонов.

Валериан Константинович Агафонов (у которого его прославленный друг Вернадский обычно останавливался в Париже) продолжал мирно преподавать в Сорбонне, но в годы оккупации он уехал в Ниццу. Как всегда, он озабочен был не своими бедами и хворями, а судьбою тех, кто голодает, кто в лагерях, кому грозит смерть. Писатель Михаил Осоргин (нежно называвший В. К. Агафонова «Старик») сообщал приятелю в одном из писем: «В Ницце Старик с друзьями устроили маленькое «Общество взаимопомощи», собирают немножко денег… Посылают мне, чтобы обращать деньги в продукты и снабжать нуждающихся, что мы посильно выполняем. Пустяк, а молодцы. Ваш привет Старику и другим перешлю…» (М. Осоргин упоминает в том же письме и друга-поэта, тоже масона, С. А. Луцкого, который «много работает, и сверхурочно, и все, что остается от содержания семьи, отдает».)

Где же, мой спутник, как не у могилы офицера-изгнанника В. В. Агафонова, вспомнить нам о добрых делах его отца, «Старика» В.К. Агафонова, щедрого мецената Л. Розенталя, писателя М. Осоргина, поэта и инженера С. Луцкого и других добрых самаритян Великой эмиграции?

АДЛЕР АЛЕКСАНДР СЕВАСТЬЯНОВИЧ,

1903–1945

Если верить историку Дмитрию Волкогонову, агент НКВД Марк Зборовский (кличка Тюльпан) был завербован в Париже «советским гражданином Александром Севастьяновичем Адлером». Работал «Шурик Адлер» с агентами Сергеем Эфроном (мужем М.Цветаевой) и Ариадной Эфрон. Остается только гадать, как дожил Александр Севастьянович в Париже до конца войны, спокойно ли спал по ночам, каковы были его отношения с беспечной французской разведкой и от чего умер всего 42 лет от роду. Что же до завербованного им агента Марка Зборовского, то «Тюльпан» втерся в доверие и к сыну Троцкого Седову, и к самому Троцкому, выкрал парижский архив Троцкого и отправил его в Москву, а позднее, переселившись в США, написал прочувствованный труд о жизни еврейских местечек, проник в среду русских социал-демократов, написал донос на перебежчика Виктора Кравченко, и еще, и еще… Кое-какими из этих своих подвигов Зборовский похвастал на допросе в Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, но далеко не всеми. Зборовский отделался легким испугом, но самый акт его вербовки свидетельствует о том, что похороненный здесь А. С. Адлер был способный разведчик и не зря ел свой хлеб. Имя молодого «евразийца» Шуры Адлера попадается также в письмах князя Д. Святополк-Мирского, сгинувшего в ГУЛАГе, как, впрочем, и сам С. Эфрон.

На этом клочке земли сошлись имена князей и дворников, охранителей порядка и его разрушителей, поэтов и генералов, императорских фрейлин и казачьих есаулов, портних и балерин, певиц и приказчиц, генералов императорской свиты и агентов ГПУ, священников и киноактрис…

Гр. АДЛЕБЕРГ ВЛАДИМИР ВАСИЛЬЕВИЧ,

Гатчина, 26.06.1872 – Париж, 16 округ, 20.06.1944

Гр. АДЛЕРБЕРГ (ур. ЕГОРОВА) ЛЮБОВЬ ВЛАДИМИРОВНА,

Воронеж, 21.06.1890 – Оксер, 9.06.1963

Граф Адлеберг происходил из старинного шведского рода, подобно другим знатным шведским семьям (например, Стенбок-Ферморам) переселившегося в Россию, где графское звание Адлебергов было подтверждено указами Николая I, Александра II и Александра III. Это, впрочем, не могло служить большим утешением уланскому полковнику графу Владимиру Васильевичу Адлебергу и его супруге Любови Владимировне, когда они попали в Париж в эмиграцию: жить было не на что. Граф занялся изготовлением украшенных бахромой модных шелковых оранжевых абажуров (именно под таким прошло мое московское детство – за неимением краски в Москве их красили стрептоцидом), однако в промысле своем не преуспел. Дочь воронежского помещика графиня Любовь Владимировна шила шелковое белье в одном из французских домов моды и неплохо освоила новую профессию. И тогда граф решил открыть в своей тесной квартирке в 16-м округе Парижа собственный дом моды, который специализировался на пошиве шелкового белья. Затея увенчалась успехом, и дом белья «Адлеберг» просуществовал два десятка лет, пережив (впрочем, ненадолго) и Вторую мировую войну, и смерть графа.

Русские мастерицы, жившие по соседству, в «русском» 16-м округе, брали работу на дом, а так как клиентов графине принимать было негде, то готовые изделия разносили по домам распространительницы – «пласьержки», интеллигентные русские дамы, приятные в обхождении. Дом «Адлеберг» обслуживало больше двух десятков «пласьержек».

АЙЗОВ ВЛАДИМИР КАРЛОВИЧ,

1900–1989

Бывший кадет и бывший батюшка Владимир Карлович Айзов прожил долгую и счастливую жизнь. Из отчетов о жизни детского дома для русских детей в Монжероне можно узнать, что его жена, А.К. Айзова, в конце 60-х годов была «образцовая медицинская сестра, знающая каждого ребенка», а ее муж не только заведовал хозяйственной частью дома, но и был «главный «украситель» и декоратор во время всех празднеств и спектаклей». История этого детского дома заслуживает упоминания. В 1939 году хлопотами Софьи Михайловны Зёрновой и ее помощницы С. М. Лопухиной через деятельный Центр помощи русским в эмиграции 600 русских детей были отправлены на отдых в Швейцарию. И вдруг – война! Детей срочно вернули в Париж, в Центр помощи. А Париж, ждавший газовой атаки, охватила паника, к вокзалам не подступиться… Дети приехали неожиданно – где их разместить? Княгиня Вера Мещерская согласилась потеснить старческий дом в Вильмуассоне, куда и привезли детей. Там русские дети жили 15 лет (росли в дружбе, уходили с лучшими воспоминаниями, на их место приходили новые). А в 1954-м щедрая русская женщина Надежда Петровна Нобель за гроши продала Центру помощи свое поместье, где стояли в парке у реки три дома. При оборудовании новых спален для детей, комнат и салонов им присвоены были имена жертвователей и тех, кто много сил отдавал помощи в эмиграции – Л. С. и Л. А. Гаргановых, дочери Гаргановой д Агиар, композитора С. В. Рахманинова и его дочери Т. С. Конюс, матери Марии (жертвователь Д. Скобцов), княгини Вики Оболенской (на деньги «русских американцев» из Вашингтона), Б. А. Бахметьева, барона М. Ф. Шиллинга, И. И. Фондаминского, М. М. Кульман и Г. Г. Кульман. Бывший офицер А. П. Щебляков освоил ремесло каменщика и построил в Монжероне церковь, которую расписал о. Григорий Круг… Вот в этом-то детском доме и трудились В. К. Айзов с супругой. Где ж как не у могилы В. К. Айзова упомянуть имена этих эмигрантских подвижников?

АЛЕКСАНДР (СЕМЕНОВ-ТЯНЬ-ШАНЬСКИЙ),

преосвященный епископ, настоятель Знаменского прихода в Париже,

7.10.1890–16.05.1979

В 1925 году будущий епископ, внук знаменитого русского путешественника и географа, исследователя Средней Азии, эмигрировал во Францию, где окончил Богословский институт (на Сергиевском подворье в Париже), был рукоположен в конце войны в священники, а в 1971 году возведен в сан епископа. Он явился составителем молитвенника и катехизиса, а также автором биографии Иоанна Кронштадтского.

АЛЕКСАНДРОВИЧ АЛЕКСАНДР ДМИТРИЕВИЧ,

артист Петербургского Мариинского театра,

26.09.1879–19.02.1959

Воспитание молодежи считало одной из главных своих задач Русское Студенческое Христианское Движение (РСХД). Именно в рамках этого движения в конце 40-х и начале 50-х знаменитый певец былой Мариинки А.Д. Александрович создал свою «Молодую оперу». Он сумел привить многим русским подросткам любовь к русской классике и фольклору. Его «Молодая опера» с успехом показала на парижской сцене отрывки из «Жизни за царя», «Демона», «Русалки», «Евгения Онегина». В хоре «Молодой оперы» пело до сорока русских подростков в театральных костюмах.

АЛЕКСИНСКИЙ ГРИГОРИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ,

бывший депутат Думы, 16.09.1879–4.10.1967

Г.А. Алексинский был социал-демократом, даже большевиком, но 4 июля 1917 года он имел смелость выступить с заявлением о том, что Ленин получил (для антивоенной пропаганды в России) деньги от немецкого Генерального штаба, так что в мае 1919-го Алексинскому пришлось, спасая жизнь, срочно бежать с семьей за границу. После захвата власти большевики позаботились о том, чтобы банковские документы, свидетельствующие о получении Лениным «немецких денег», были изъяты из архива, а беглого Г. Алексинского они судили заочно (известным своим приемом подверстав к какому-то «делу о тактическом центре») и объявили его за обнародование ленинских финансовых тайн «врагом народа». В Париже Г. Алексинский активно сотрудничал в эмигрантской прессе и даже издавал одно время свой еженедельник.

АЛЕКСИНСКАЯ-ЕВТИХИЕВА ТАТЬЯНА ИВАНОВНА,

13.10.1886–20.10.1968

Супруга Григория Алексеевича Алексинского Татьяна Ивановна и сама была активной социал-демократкой и примыкала к группе Плеханова «Единство».