Мало того. Иногда казалось, что весь остальной мир объединился со школой и они с утра до вечера работали против меня. День начинался с борьбы за те крупицы сна, которые оставались в организме после первой бабушкиной попытки перевести внучонка в вертикальное положение. Если процессом побудки занимался папа, то у меня не получалось урвать даже эти крохи.
В ванной затаилась издевательски холодная вода, а бодрый до омерзения голос из радиоприёмника сначала оглашал кухню пошлым призывом «на зарядку становись», а потом надоедал с перечислением конечностей, которые надлежало согнуть и разогнуть. Надо ли говорить, что этот виртуальный физкультурник был моим личным врагом, так же, как и слащавая до тошнотворности передача «Пионерская зорька». Представленные в ней инкубаторные пионеры разговаривали лозунгами, ни капельки не хотели спать и поэтому представлялись мне весьма малосимпатичными созданиями.
Проделав все требуемые умывательно-одевательные манипуляции, я сонным шаром выкатывался на выстуженную морозом улицу, где вливался в поток таких же стреноженных обязательным средним образованием бедолаг. С другой стороны жизни в эту школьную черную дыру стекались точно так же ненавидящие всё происходящее учителя, а весь процесс какой-то шутник с садистскими наклонностями назвал счастливым детством.
Даже такое невинное с виду действо, как переход с зимнего времени на летнее вносило свою лепту в ежедневные страдания среднестатистического советского ученика. Вот только представьте! В течение долгих зимних месяцев ты исправно бредёшь в эту наполненную ядовитым светом школу, окруженный морозной ночной мглой, которая плевать хотела на робкие попытки чахлых московских фонарей разогнать разлитую по улицам многотонную темноту.
И вот наконец в один из мартовских дней ты вдруг замечаешь где-то далеко-далеко зарождение дневной жизни. Едва заметные всполохи света торжествующей канонадой отзываются у тебя в душе, и вдруг становится понятно, что зима, это не навсегда. Память услужливо выкапывает из своих закромов сюжеты из предыдущего лета, и всё внутри замирает от предвкушения знойного безделья и землянично-купальных удовольствий. Морщины угрюмых улиц разглаживаются, здание школы уже не кажется таким угрожающим, и даже лицо завуча частично обретает человеческие черты.
Но проходит несколько недель и по наущению каких-то неразумных дядь и тёть часы переводят на час вперёд, и ты опять должен нырять в недружелюбную ночную темноту, ощущая себя преданным и обманутым так хорошо начинавшейся весной.
Кстати, своё первое естественно-научное наблюдение я сделал, когда начал ходить в школу. По дороге туда ветер дул обязательно в лицо. Особенно остро это ощущалось в зимний период. Причины этой странной природной аномалии мне непонятны до сих пор.
Внешкольные удовольствия
Разумеется, не школой единой был жив маленький советский человек.
Не последнее место в списке моих интересов занимал телевизор. По этому средству массовой информации время от времени показывали волшебство и волшебство это называлось мультики. Это случалось довольно редко и ценилось весьма высоко, так что всякие попытки отвлечь меня в это время делами по хозяйству типа мытья рук или уборки комнаты воспринимались как вопиющее нарушения прав человека и покусительство на неприкосновенность личного пространства.
Мультики были строго расклассифицированы по степени хорошести. Рейтинг кукольного варианта располагался ниже всего и воплей восторга не вызывал. Исключение составлял лишь “Крокодил Гена” и, уже попозже, “Пластилиновая ворона”. Чуть выше располагалось изрядное количество рисованных мультиков типа “Серой шейки”. Где-то посередине находились нравоучительная “Золотая Антилопа” и напыщенная “Сказка о мальчише-кибальчише”. Отношение к этим продуктам советской мультиндустрии было вполне благосклонное, но спокойное. Их главный недостаток состоял в том, что там было совершенно негде смеяться.
На самом верху табели о рангах находились “Необыкновенный матч” и, конечно же, “Ну Погоди!”. Показывали их редко, и каждый такой случай ценился на вес золота. Когда подходило время просмотра пространство вокруг телевизора замирало, а время переставало течь. Меня нельзя было отвлекать, спрашивать и предлагать поесть. Я не считал возможным отвлекаться на жевание! Много позже я узнал, что примерно так себя ведут футбольные фанаты.
Как-то раз родители решили прикинуться строгими и проинформировали меня, что очередное свидание с “Ну Погоди” состоится лишь в случае своевременного и правильно выполненного домашнего задания. Ответом был страшный ор и клятвенные заверения, что в случае недопуска к святыне я не буду делать домашние задания “Ваще никогда и ни за что!”. Первым сдался папа. Он всегда сдавался первым. Потом присоединилась бабушка. Дольше всех упорствовала мама, но и ей пришлось согласиться. Кстати, мой папа вовсе не был мягкотелым или слабохарактерным. Он просто был самым добрым. В мире.
Художественные фильмы также составляли важную часть культурного слоя советского ребёнка. Я, естественно, не был исключением. На самом верху пьедестала господствовали “Операция Ы”, “Кавказская Пленница” и “Пес-Барбос”. По силе любви они вполне могли посоперничать с “Ну Погоди” с той лишь разницей, что смотреть их полагалось в кино. “Кавказская пленница” была просмотрена около 20 раз и была заучена практически наизусть.
Поделки Советского кинематографа вроде “Кортика” и Бронзовой птицы” интересовали меня намного меньше, видимо в силу очевидной придуманности описываемых там событий.
Достойными просмотра и последующей любви считались сказки Александра Роу и такие нравоучительные фантастические истории как “Сказка о потерянном времени” или “Старик Хоттабыч”.
Надо сказать, что с советским кинематографом успешно конкурировали продукты кинематографа западного. Главными событиями были, конечно, фильмы про Фантомаса. Мы с восторгом погружались в этот потрясающий мир невероятных погонь и головокружительных трюков, невообразимо элегантного Жана Маре и сногсшибательной красотки Милен Демонжо. И, конечно, над всем этим царил гениальный Луи Де Фюнес в роли комиссара Жюва, источник невероятного обожания и столь же невероятного удовольствия. Мальчишки, воспитанные на строго положительном Дяде Степе и раскрывающем любое преступление майоре Пронине, с огромным удивлением узнавали, что человек в форме может быть смешным и нелепым.
Мы играли в комиссара Жюва и журналиста, которые в наших играх в конце концов ловили Фантомаса. И вот в этом пункте вышла неувязочка. Во всех фильмах о милиции, виденных нами до “Фантомаса”, хорошие дяди в погонах в конце концов непременно настигали нехороших без погон. Того же мы ожидали от иностранного кинопродукта. Увы, нашим надеждам не суждено было оправдаться. Прошел первый фильм, а французские правоохранительные органы были бесконечно далеки от поимки супостата в зеленой маске. Замечательный журналист Фандор в лице Жана Маре бесстрашно раздавал злодеям тумаки и подзатыльники, но и он оказался бессилен. Привычный мир накренился в незнакомую доселе сторону. Души маленьких советских граждан жаждали справедливости.
Новую надежду нам подарило известие о выходе второго фильма с многообещающим названием “Фантомас разбушевался”. Продолжение превзошло все наши ожидания. Стреляющий костыль, третья рука у комиссара Жюва, лежащая в гробу невеста журналиста в качестве приманки, драки, перестрелки, ещё более загадочный и грозный Фантомас – все имелось в этом французском киношедевре. Но увы. Главная интрига осталась нераскрытой и Фантомас опять ушёл от заслуженного наказания, оставив комиссара Жюва с журналистом, а вместе с ними и миллионы советских подростков в состоянии легкой неудовлетворённости с надеждой на справедливую развязку в следующей серии. И она не замедлила появиться!
Называлось это новое киносчастье “Фантомас против Скотленд-Ярда”. Что это за Скотленд-Ярд такой я точно не знал, но представлял себе что-то вроде французского Ильи Муромца, который в самый ответственный момент должен прийти на помощь комиссару Жюву с журналистом, чтобы сообща наконец-то изловить негодяя. На поверку французский богатырь оказался английской полицией, которая к тому же по уму и поворотливости оказалась вполне сравнима с полицией французской. Уже с первых кадров я понял, что Фантомас и на этот раз избежит уголовной ответственности. Фильм подтвердил мои предположения на этот счёт. Более того, он оказался последним в серии и с тех пор я вот уже в течение почти пятидесяти лет жду, что кто-нибудь снимет четвёртую серию про Фантомаса, где он наконец-то понесёт заслуженную кару. Пока таких кинодеятелей увы, не нашлось.
Случались и другие иностранные кинорадости. Много приятных минут доставили “Великолепная семёрка, Лимонадный Джо” и практически все фильмы с Луи де Фюнесом. В-общем, тлетворное влияние Запада ощущалось практически непрерывно.
Важное место в культурном досуге советских детей вообще и меня в частности занимал цирк. Сестра моей бабушки водила дружбу со старшим администратором соответствующего заведения на Цветном Бульваре, поэтому попасть на представления не составляло для нас особого труда. Предметом особой любви были клоуны. Карандаш, Никулин-Шуйдин, Олег Попов – все они относились к категории полубогов и каждое их появление сопровождалось бурей восторгов. Нет, я вполне благосклонно относился к акробатам, канатоходцам и фокусникам, но всё равно ждал появления клоунов.
Лишь один цирковой жанр вызывал у меня стойкое неприятие – дрессированные звери. Это чувство сохранилось и по сей день. Я, например, никак не мог понять, в чём смысл засовывания головы в пасть льву. Почему не ног или скажем, зада дрессировщика? Голова выбрана как часть тела, которую жалко меньше всего? Или так артист сообщал зрителям что мол: “Смотрите, я дурью маюсь, а он всё равно меня не жрёт!”, а зрители при этом должны были хлопать в ладоши и умиляться: “Нет, ну какие оба молодцы!”.
Я бы ещё воспринял строго противоположный сюжет с львиной головой в пасти дрессировщика. Это было бы куда интереснее.! Правда такого аттракциона мне наблюдать не доводилось. Лев животное умное, голову свою ценит и не суёт её куда попало.
Кроме того, для меня осталось совершенно неясным, какая радость медведю играть на гармошке, а мартышке скакать на спине у лошади. Нашли джигита. Я также искренне сочувствовал кошке, которую заставили кататься в юбочке на велосипедике и делать вид, что она именно об этом мечтала всю свою сознательную жизнь.
В общем, несмотря на мою любовь к клоунам, я довольно быстро разочаровался в цирке как в искусстве и более подобные мероприятия не посещал.
Важным аспектом жизни любого советского ребёнка было мороженое. Я и по сей день удивляюсь, как в стране тотального дефицита могло наличествовать столько сортов этого сладкого детского счастья. Не иначе как налаженная система социалистического хозяйствования дала в этом месте загадочный сбой. Богатство вариаций вызывало восторг и кружило голову.
В авангарде выступал простой и скромный пластиковый стаканчик за 7 копеек. Он не претендовал на роль лидера, но нес свою вкусную миссию последовательно и надёжно. За ним следовал уже приобретший некоторый лоск и поэтому из-за всех сил стремящийся в высшее общество компактный пломбирный квадратик за 11. Неподалёку примостились гордящееся своим французским именем крем-брюле за 12 и томное шоколадное за 15, вполне довольное своим местоположением в табели о рангах. По соседству обосновался похожий на карточного валета вафельный стаканчик за 19. Его обуревала мечта свести знакомство с элегантной эскимо на палочке за 20, но эскимо игнорировало его страстные призывы и всё больше поглядывало в сторону огромного, напоминающего директора рынка, пломбира за 48 копеек. Особняком стояло шоколадное по 28. Оно было свёрнуто в трубочку и это придавало ей уверенность в собственной исключительности. И всё это роскошество можно было купить прямо на улице!
День считался удачным, если мои финансовые возможности позволял приобрести шоколадное по 15. Достигнуть уровня, достаточного для регулярного употребления эскимо я не мечтал даже в самых смелых своих фантазиях. Не впасть в депрессию по поводу несоответствия желаемого и действительного помогали мечтания о светлом взрослом будущем. Меня тешила робкая надежда, что по достижении совсем солидного возраста, где-то в районе 7-го – 8-го классов, приобретение вожделенного эскимо в неограниченных количествах перестанет быть недостижимой целью. Увы, жизнь оказалась ехидной штукой, и по мере взросления и улучшения финансовых возможностей мой интерес к мороженому постепенно угасал.
Видимо в нём, а также в конфетах, пирожных, тортах и шоколаде содержится какой-то витамин, необходимый именно в детстве, так что организм испытывает всё меньшую и меньшую потребность по мере взросления. А жаль!
Весьма характерной приметой жизни многих советских детей было раннее приобщение к спорту. Я был из их числа.
Первая попытка знакомства с миром голов, очков и секунд была предпринята, когда мне было неполных шесть лет. Всё началось с сообщения о том, что сегодня мы идём в одно очень интересное место где будет необходимо показать себя с самой лучшей стороны и, если всё сложится удачно и меня возьмут, то вся последующая жизнь будет состоять из череды бесконечных удовольствий.
Интересным местом оказался ледовый дворец ЦСКА, где по льду скользили изящного вида мальчики и девочки, выписывающие коньками разнообразные кренделя и принимавшие красивые позы. Весь процесс, как оказалось, назывался фигурным катанием и я был проинформирован о шикарной возможности приобщиться к этому волшебному сине-белому миру. Такая перспектива меня совершенно не радовала.
Я видел себя победителем в жарких футбольно-хоккейных баталиях, могучим поднимателем железяк как Юрий Власов, несокрушимым борцом или боксёром, или на самый крайний случай быстроногим спринтером, но уж никак не худосочным фигуристом в обтягивающих, а от этого особенно неприятных штанах интенсивного коричневого цвета, которые моя бабушка называла “рейтузы”. Недолго думая, я заявил, что мне совершенно не нравится этот “девчячий” спорт.
Этот веский аргумент был родителями совершенно проигнорирован. Чтобы помочь им лучше усвоить мои доводы, я издал громкий протяжный ор. Это тоже никак не повлияло на ситуацию и мне было предписано разоблачиться до уровня майки с трусами и немедленно принять участие в конкурсном отборе. Дело принимало опасный оборот и надо было срочно озаботиться дополнительными мерами.
Само мероприятие состояло из двух частей. Сначала соискателям предлагалось подпрыгнуть, пробежаться и отжаться, а вслед за этим пройти небольшое собеседование на предмет общей адекватности, а также степени любви к фигурному катанию. Первая часть действа меня беспокоила больше всего, ибо я точно знал, что за беги-прыги меня отберут сразу. Так и случилось. Проводившая просмотр дама в тренировочном костюме удовлетворённо цокала языком и кивала головой, после чего попросила меня встать “пятки вместе, носки врозь.
Я почувствовал свой шанс! и изобразил строго обратную фигуру “пятки врозь, носки вместе”, а на недоуменный вопрос о причинах такой позы честно заявил, что “всегда так стою, ибо по-другому не могу”. По лицу дамы пробежало лёгкое облачко, но мне надо было быть уверенным наверняка!
Вся надежда была на вторую часть. Будучи отделённым от родителей, я осмелел и немедленно заявил о наличии непреодолимых слабостей практически во всех внутренних органах и периодических нервных припадках. Информация о том, что "я самый тяжёлый больной в мире" сработала в правильном направлении, так что вышедшая после собеседования тренерша сообщила моим родителям, что как будущий фигурный чемпион я для них интереса не представляю.
На мамин вопрос о причинах такого реприманда тренерша сухо ответствовала что: “Мы не берём детей с нервными припадками” и покинула комнату, оставив моих родителей стоять с широко разинутыми ртами.
По дороге домой в мой адрес была высказана масса упреков и сообщено о ворохе наказаний, ожидавших меня в ближайшее время. Упрекала в основном больше склонная ко всему изящному мама. Папа же, напротив, молчал, но по весёлым искоркам в его глазах я видел, что он не очень расстроен. Кроме того, дома меня ждала бабушка, что означало немедленную защиту и безусловную поддержку вне зависимости от обстоятельств. Бабушке мое фигурное катание было нужно, как биндюжнику Советская энциклопедия, так что декларируемые наказания меня не особенно пугали.
Так и случилось. Через пару недель эта история успешно превратилась в семейный анекдот, а еще через пару недель меня отдали в плавание. Я успешно колотил воду в течении пяти лет, после чего навсегда покинул раздел водных видов спорта.
Надо сказать, что приобщение к спорту не ограничивалось непосредственно занятиями. Важным элементом спортивного воспитания будущего советского мужчины являлось таинство совместных с отцом просмотров тех или иных соревнований по телевизору.
Папа болел за ЦСКА. Я хотел быть как папа. Моему родителю это было приятно, и мы периодически сидели у экрана шумно ругая или, наоборот, одобряя действия игроков. Самой любимой была хоккейная команда ЦСКА, которая практически всегда выигрывала, так что болеть за них было легко и приятно. Команда же футболистов отличалась ветреным характером и была абсолютно непредсказуема. “Больше не буду смотреть на этих придурков” – частенько говорил папа после очередного фиаско.
Но подходило время следующего матча, и мы с папой усаживались в кресла в предвкушении действа. Вообще боление за слегка безумный коллектив армейских футболистов напоминало известную фразу про чемодан без ручки – “нести тяжело, а бросить жалко”.
Два игрока футбольного ЦСКА пользовались моим особым расположением – Дударенко и Шулятицкий. У первого мне нравилась фамилия, а второй привлекал нелогичной и “косой” манерой игры. Он мог забить сумасшедший гол, а мог не попасть с двух метров, запутавшись в собственных ногах. Мне уже тогда нравились люди с перпендикулярной здравому смыслу логикой.
С хоккейным ЦСКА связано ещё одно яркое детское воспоминание.
Моя мама работала на телевидении и иногда снимала интересных людей. Однажды я вызнал, что она собирается на съёмку хоккейной команды ЦСКА с последующим интервью главных звёзд. Пропустить такую возможность поглазеть на кумиров я никак не мог.
После нескольких минут нытья, обещаний никогда не разговаривать на уроках, ходить за хлебом по первой же бабушкиной просьбе и хорошо себя вести всю последующую жизнь мама согласилась взять меня с собой на съёмку.
Всё прошло как нельзя лучше. Локтев-Альметов-Александров, а также Рагулин-Лутченко носились друг за другом на бешеных скоростях и в одних трусах, Анатолий Тарасов добродушно покрикивал на заслуженных мастеров спорта, а прямо у бортика сидел и млел маленький я.
После тренировки у мамы был запланирован разговор с самим Анатолием Фирсовым. Сказать, что это был всеобщий любимец значило ничего не сказать. Это была ходячая легенда отечественного хоккея, любимец миллионов советских мальчишек! и образец для подражания. Кстати, Фирсов был одной из причин того, что многие мои сверстники записались в хоккейные секции и клубы. И вот у такого человека брала интервью моя мама!