Южные Кресты

Самолет снова затрясло, и теперь значительно сильнее прежнего. Сеня вцепился в ручки кресла. Сидящий рядом хохол выругался и с надеждой посмотрел на Сеню. Сеня раздражился, придал своему лицу презрительный окрас и снова отвернулся к окну.

Вечнов буквально всем нутром чувствовал, как там, внизу, в одиннадцати километрах сплошных туч и ливня, бушевал внезапный океан. И действительно, там, внизу, неистовствовала буря. Ну, не штиль же с чистым звездным небом? «Кстати, а ведь и небо-то тут другое», – отметил Сеня, который в заморочках переездов и забыл, что пересек экватор и теперь находится в Южном полушарии. Он с детства мечтал увидеть созвездие Южного Креста, и одна из первых романтических подружек даже написала ему шуточное стихотворение, которое сейчас почему-то вспомнилось:

И снится Сене неспроста –
Он умный очень –
Созвездье Южного Креста
И сумрак ночи…

«Как же ее звали?» – силился вспомнить Сеня, но имя девушки почему-то не желало приходить ему на ум. Он решил, что, наверное, ее звали Таня… А что, пусть будет Таня, потому что Сене было неприятно, что он не помнит того, чего намеренно не забывал. В те стародавние времена первой юности он еще не стирал воспоминания о своих романтических встречах, и вот, кроме фактических подробностей телесных очертаний, в его мозгу застряли еще и стихи…

Самолет тряхануло так сильно, что Сеня громко стукнул зубами. «Ничего себе! – опять испугался Вечнов. – Точно не долетим! Черт меня попутал тащиться в эту долбаную…»

– Слушай, – спросил хохол, – чего так трясет? Это, вообще, нормально?

Сеня неохотно повернулся к соседу, но, увидев его перепуганное лицо, решил успокоить.

– Не дрейфь, долетим, – сказал Сеня, и почему-то почувствовал себя спокойнее и снова отвернулся.

Вечнов подумал: хорошо, что баба со вторым хохлом сидела через несколько рядов впереди и не могла приставать к нему с дурацкими вопросами. Сеня стал смотреть на полоски на обшивке кресла. Полоски неприятно рябили у него в глазах. «Какого черта я поперся на край света? – опять кольнула Сеню булавочная мысль. – Что я там за пять дней в этой Новой Зеландии разведаю? Ах, какая глупость… Не надо было мне сюда тащиться. Я бы еще на Марс намылился. Лучше бы остался в Таиланде, а потом в Киев, а там и до дому…»

Воспоминание о доме очень больно защемило душу. В какой-то момент даже слезы подступили к горлу. Он почувствовал себя, как в тот первый день в детском саду, когда мама привела его и оставила в большом, холодном помещении с другими детьми. Вспомнились квадраты на линолеуме, по которым воспитательница заставляла их прыгать, приговаривая: «Вот скоро весна, будут ручейки, и вы должны научиться их перепрыгивать!» И Сеня старательно прыгал, и ему хотелось плакать, точно как сейчас. «Мама, мама, что же ты мне такое нагадала?» – вдруг вспомнился Сене мимолетный самолетный сон…

Самолет снова затрясло, и теперь уже послышались испуганные крики других пассажиров. Сене показалось, что он расслышал где-то впереди слегка истеричный голос своей попутчицы: «Господи, что же это такое делается? Что же с нами будет?»

– А что будет, ничего не будет, – пробормотал Сеня. – Сейчас потрясет еще немного, а потом прилетим и забудем всё это, как страшный сон…

Однако самолет трясло, и Сеня тоже стал трясти коленками, как в первом классе, когда ему очень нужно было выйти по-маленькому, но отпроситься у учительницы он стеснялся.

«Ну сколько можно, сколько можно!» – лихорадочно в такт своей тряске думал Сеня, и вдруг быстро и несвязно стал молиться.

«Господи, спаси и помоги! Господи, спаси и помоги! Я отмолю, я отстрадаю, только не дай пропасть вот так по-глупому…» Почему-то перед глазами Сени, которые он заблаговременно сомкнул, все время вставал образ его жены Светки, которая смотрела на него с досадой и жалостью. «Да что за глупости, – это как боль зубная. Лучше выдрать себе половину зубов, чем пережить такое…»

Сеня пытался представить, что он в колхозе и едет в грузовике по ухабистой дороге. Обычно это помогало ему абстрагироваться от осознания того, что самолет несется над воздушной и океанской бездной. Но салон так трясло, что это не походило на грузовик…

– Сейчас будет говорить старший пилот самолета, – сообщил взволнованный голос.

«Всё, пропали», – подумал Сеня.

Однако голос пилота был совершенно спокойный и даже веселый. Он дежурными фразами сообщил, что самолет начинает снижение и будет в аэропорту примерно через 35 минут.

У Сени ангелы запели в голове. «Господи, спасибо! Спасибо, Господи!» – зашептал он неслышно, даже не шевеля губами, и стал вглядываться в темноту окошка.

– Чего сказали-то? – стал дергать Сеню за рукав сосед. Он тоже был совершенно перепуган.

– Что, что? Ничего. Сейчас прилетим! – ответил Сеня и отметил, что на минуту рожа хохла показалась ему родной.

Посадка прошла на удивление гладко, и у Сени отлегло от сердца.

– Ну, Господи, я твой должник! – сказал Сеня, хотя в Бога не верил. То есть пока летел – верил, а как приземлился – уже не очень. Сеня умел включать и выключать свои отношения с Богом так же, как имел способность забывать и вспоминать свои смуглокожие и длинноволосые переживания. Удобно и хорошо. Надо – вспомнил, не надо – забыл.

Ступив на твердую землю, Сеня подумал: «Ну, теперь самое страшное позади!», – и у него стало хорошо и весело на душе.

Пройдя таможню, Сеня из-за карантинных правил расстался с немалой частью подарков, купленных жене и маме, ответил на миллион вопросов о цели поездки, почему только на пять дней, почему не заказано жилье и транспорт, кого он знает в Новой Зеландии…

Когда Сеня проходил визовый отдел, к нему подошли два полицейских иммиграционной службы и попросили пройти с ними. Сеня не волновался. Он знал этих англоязычных ублюдков по учебе в Бостоне, где он, тогда еще рассчитывая на карьеру в системе здравоохранения, частным образом получал сначала первую, а потом и вторую академическую степень по ускоренной программе. Они тогда решили на пару дней съездить в Канаду, и там ему устраивали такие же спектакли с расспросами и деланием вида, что не пустят или не выпустят.

Сеню привели в кабинет, где он увидел одного из своих протеже. Вечнов спросил хохла, в чем у него проблема, и тот сообщил, что у него взяли паспорт на проверку. На вопрос, где остальные, он пожал плечами.

Потом Сене вдруг сообщили, что ему отказано в разрешении на въезд и что его отправят обратно в течение трех суток.

«Так вот она где, катастрофа!» – подумал Вечнов, еще не совсем осознавая, что же произошло.

Глава 9

В шоке

Сеня Вечнов ошибался. Это была еще не катастрофа… Катастрофа началась, когда сначала на просьбу связаться с домом Сеня получил отказ, а потом его отвели в полицейский участок аэропорта и запихнули в камеру. В ответ на просьбу увидеться с представителем Израиля Сеня получил пару раз по почкам, на него надели наручники и заперли в туалете вместо карцера на несколько часов!

Сеня сидел на крышке унитаза, опустив голову на руки, закованные в наручники. Его трясло мелкой нервной дрожью. В мозгу, словно росчерки гибельных молний, вспыхивали обрывки мыслей.

«Что со мной происходит? Как такое могло случиться? Почему они надели на меня наручники? Что я им такого сделал? Что хохлы наговорили им про меня? Какое я вообще имею к ним отношение? Что же теперь со мной будет?»

В первый момент, когда закрылась дверь туалета и Сеня остался один, ему показалось, что все это только сон, и он реально напрягся, чтобы проснуться. Голова закружилась от напряжения, но Сеня не пробуждался.

«Это какая-то ошибка. Они явно приняли меня за кого-то другого. Сейчас все должно выясниться. Даже если у этих хохлов паспорта поддельные (что маловероятно, потому что не совсем же они идиоты), новозеландцы не могут меня задерживать за то, что я летел в одном самолете с украинцами с поддельными израильскими паспортами. За что же они меня задержали? Ведь паспорт-то у меня настоящий!»

Вдруг Сеня почувствовал блаженное расслабление. Его осенило! Просто эти новозеландские дуболомы решили, что и у него паспорт поддельный, и загребли до кучи. Сейчас они разберутся и его отпустят. Конечно, иначе почему ему было отказано в свидании с представителями израильского консульства? Потому, что новозеландцы думают, что я не израильтянин. Вот почему».

Однако со дна души стала подниматься другая тяжелая и какая-то замогильно-леденящая мысль.

«А что если они не разберутся? А что если разберутся наоборот? Вдруг хохлы наболтали, что это я им дал эти паспорта? Глупости! А где доказательства? Да и зачем хохлам на меня наговаривать…»

Сеня почувствовал себя никем иным, как злополучным Йозефом К. из романа Кафки «Процесс», бедным Йозефом, который должен был предстать перед судом, но не знал, в чем его обвиняют, а потом был аккуратно казнен ударом ножа так и не поняв, в чем же, собственно, он был виноват. От такого воспоминания Сеню охватил нестерпимо-гулкий, как эхо гробницы, ужас и прошиб холодный пот. Он горько заплакал, словно беспомощный ребенок, запертый в чулан неизвестно за что.

Вечнов никогда не предполагал, что он такой чувствительный, но там, в туалете, у него было ощущение, что он, как и Йозеф К., грезит наяву, и видит надгробье с собственным именем, неаккуратно, словно бы второпях, начертанным на нем, да еще и с орфографической ошибкой.

Жизнь заставляет нас делать надписи на собственных надгробьях, а потом казнит за то, что мы совершаем ошибки в собственных эпитафиях!

Наконец дверь туалета открылась, и Сеню вернули в общую камеру. Там уже были два хохла. Сеня успокоился. Зачем бы их стали сажать вместе, ведь подельников никогда не содержат вместе, чтобы они не договорились, как давать ложные показания. Хохлы рассказали Сене, что их допрашивала полиция из-за паспортов, оказавшихся фальшивкой, и на чем свет стоит ругали старуху-агентшу, мельком упомянув, что их все время спрашивали о Сене.

У Вечнова кольнуло сердце. Он поинтересовался, что именно спрашивали и что они сказали. Ответ был прост – всё, как было, то и сказали. Сеня успокоился. Ну, значит, подержат немного – и на самолет… Он – чист. На него у новозеландской полиции ничего нет, да и быть не может.

Женщину держали в соседней камере, отдельно от них. Наутро, которое можно было определить только по часам, поскольку в камере не было окон и круглые сутки горел свет, Сеня увидел, что за женщиной приходили, и ее долго не было. А вернулась она вся в слезах. Прокричала, что их обвиняют в незаконном пересечении границы, а это – до шести лет лишения свободы.

«Ну что ж, значит судьба у вас такая, – подумал Сеня. – Какими нужно быть идиотами, чтобы полезть через пограничный контроль с поддельными паспортами! Тоже мне, штирлицы недоделанные!»

Через какое-то время пришли за Сеней и отвели в одиночку. Вечнов считал часы до момента депортации. Он не мог глаз сомкнуть и вышагивал по камере взад-вперед как заведенный.