Южные Кресты

– Да, но ведь и среди самих мусульман немало разногласий. Ведь суниты и шииты вечно борются друг с другом. И главное, поводов к этой борьбе не больше, чем у протестантов и католиков. Однако столкновения между христианами на религиозной почве стали чрезвычайно редки… Северная Ирландия – скорее исключение из правил, а у вас шииты не могут ужиться с сунитами. Да только ли они? Саудовские принцы и коррумпированные президенты одних террористов поддерживают, а других готовы уничтожать. У вас столько разновидностей террористов, готовых перерезать друг другу горло. У вас нет и никогда не было единства. Все они исповедуют одну и ту же религию, но при возможности пытаются друг друга уничтожить. А сколько еще есть более мелких подразделений на секты и политические группировки? Ваш джихад, скорее, превратился в войну всех против всех, потому что вы и сами-то не можете договориться между собой.

– Наши разногласия – не твоего иудейского ума дело. Аллах мудр. В Коране сказано: «А если бы пожелал Аллах, то Он сделал бы вас единым народом, но […разделил], чтобы испытать вас в том, что Он даровал вам»[25 - Сура 5. Трапеза. 53.]. Кстати, в основном причина этих разногласий – в существовании Израиля и Америки. Вот, например, коррумпированные правительства некоторых арабских стран. Если бы не поддержка сионистов Запада, мы давно бы их смели!

– Насилие никогда не приведет к миру! Ваша логика груба и непобедима, и характеризуется как раз полным отсутствием логики. Вы – правы, потому что вы – правы. И кончен разговор. Если ислам обвиняют в жестокости – вы и за это убиваете, даже не понимая, что, убивая за обвинения в жестокости, вы только подтверждаете правоту этих обвинений! Хотя чаще всего вы убиваете вообще без всякого повода. Спорить с вами невозможно и бесполезно. Вы не терпите и малой толики критики. Всё, что вам ведомо, – это насилие, а насилие никогда не приведет к миру! – заявил Сеня.

– Зато насилие обязательно приведет к победе! А мира нам не нужно! ответил Файзал. – Мужчине руки даны не для того, чтобы он чесал себе зад! Мужчине руки даны для того, чтобы держать оружие! Жизнь – не имеет никакого значения. Вы, западные воротилы в очках, залепленных жвачкой, этого не понимаете. Весь мир – это огромное поле битвы, а жизнь – это испытание, которое каждый должен выдержать достойно! Ты вот сидишь в тюрьме за то, что хотел деньжат себе подзаработать на несчастье отсталых стран, взялся ввозить рабочих в Новую Зеландию. А я здесь потому, что собирался взорвать себя на площади! Ты понимаешь разницу?

– Ну, во-первых, я не собирался никого ввозить… Но не в этом дело. Пойми же, Файзал, с вами никто не желает спорить. Более того, вы кажетесь дикими помешанными, которых нужно отлавливать и держать именно в клетках! Мир давно ушел на много столетий вперед от ваших блужданий по душевным пустыням. Отчего ты не желаешь спокойно растить семью, делать какую-нибудь полезную работу, зарабатывать деньги? Разве Аллах не прослезился бы, глядя, как ты ведешь спокойную, благоверную жизнь? Разве тебе кто-то мешает молиться сколько тебе заблагорассудится на своем коврике? Разве кто-то угрожает тебе смертью за то, что ты мусульманин? Почему весь смысл твоей жизни заключается в том, чтобы не давать жить другим? Уверен ли ты, что именно в этом и заключается воля Аллаха? Ведь он не только твой Бог, но и Бог общий, Бог для всех, единственный в своем роде, и ты сам утверждаешь, что другого Бога нам не дано! Я не знаю, что привлекает тебя в твоем древнем и очевидно жестоком культе. Хотя вряд ли он задуман более жестоким, чем любая другая идеология. Если христиане умудрились истолковать учение Христа так, чтобы оправдать костры инквизиции и религиозные войны – то нет такой идеологии, которая не превращалась бы в клинок с окровавленным лезвием. Но почему ты, Файзал, так фанатично предан желанию убивать? Может быть, ты просто жесток от природы, может, ты просто маньяк, садист, прирожденный самоубийца, и рад, что нашел оправдание для убийств? Может быть, не найдя себе этой религии, ты просто тихо вскрыл бы себе вены в ванне? Ничего, так случается довольно часто, чаще, чем многие думают. Но тут ты нашел способ оправдать себя и захватить с собой еще несколько десятков невинных жизний, которые не хотят умирать! Почему, Файзал, ты узурпировал право на Бога? Ведь это и мой Бог, разве не так?

– Нет, не так, – ответил Файзал с раздражением и снова повторил: – В Коране сказано: «И сказали иудеи и христиане: «Мы – сыны Аллаха и возлюбленные Его». Скажи: «Тогда почему Он вас наказывает за ваши грехи? Нет, вы – только люди из тех, кого Он создал…»»[26 - Сура 5. Трапеза 21 (18).]. Если Аллах позволяет нам вас убивать, это значит, что он наказывает вас за грехи, и в этом и есть самое твердое, неоспоримое доказательство нашей правоты. То, что Аллах вас создал, вовсе не значит, что вы имеете право на существование. Не все, созданное Аллахом, рождено для жизни, многое рождено для смерти. Мы не смешиваем отбросы с изысканными яствами. Аллах послал нас, чтобы навести порядок, очистить человечество от отбросов, – а для этого необходимо вас всех убить! Лично мое желание взорвать себя на площади всякий сможет понять, если он столкнется с такой несправедливостью, с какой столкнулся я…

– И с какой же несправедливостью? – ехидно полюбопытствовал Сеня.

– Да с той самой, от которой хочется взорвать себя на многолюдной площади! – уклонился от ответа Файзал. – Сразу видно, что ты пока с такой несправедливостью не встречался. Ничего, дай время!

– Ну, если это так, если ты такой смелый и благоверный, и следуешь воле Аллаха, что ж ты до сих пор не убил меня? Вот он я – весь перед тобой, и на площадь ходить не надо, – недобро усмехнулся Сеня.

– Тебя спасла математика, – таинственно заявил Файзал.

– Математика? – удивился Вечнов.

– Она самая. Вот прикинь. Мне дали всего три года. При сроках свыше двух лет за хорошее поведение могут выпустить всего через треть срока. Это значит – скоро я смогу взорваться на площади и убить человек тридцать, а если повезет, то и пятьдесят! А если я убью тебя, возможно, мне присудят лет двадцать или даже пожизненное заключение в отделении строгого режима. Вот такая простая математика тебя и спасла.

– А ты не задумывался, что я тоже могу убить тебя? – вдруг зашептал Сеня. – Убить так, что никто меня и не заподозрит. Мы же евреи! Значит, аптекари, у меня есть с собой яд на всякий случай. Цианистый калий. Вот подсыплю тебе в тюбик с зубной пастой или в тарелку с твоей мусульманской жратвой. На меня не подумают! И вся твоя жизнь окажется напрасной. Ты не сможешь, как планируешь, убить пятьдесят человек! Не пустят тебя в рай с сотнями обнаженных красавиц!

– Брось, никакого яда у тебя нет. Да если бы и был, ты никогда меня не отравил бы! – засмеялся Файзал. – Вы, евреи, на это не способны. Тебя бы стала мучить совесть, а потом сомнения, а потом раздумья, и ты так и не решился бы. Я хорошо знаю вашего брата…

– Ну, может, и так, – согласился Сеня. – Хотя как знать, вдруг я ненормальный еврей! Аномальный!

– Ну, тогда мне нужно убить тебя прямо сейчас! – прохрипел Файзал, и в темноте камеры блеснул нож. Сеню прошиб холодный пот. Он не ожидал, что теоретический диспут столь внезапно перерастет в открытый конфликт. Файзал был совсем хрупким, и Сеня почему-то думал, что справился бы с ним в драке, и даже искал повода врезать ему пару раз, но то, что у террориста оказался нож, видимо, пронесенный ему дружками вместе с едой или Кораном, – этого Сеня не ожидал.

– Что, испугался? – довольно улыбнулся Файзал. – Я же говорю, что вы, евреи, ни на что не способны. Вот полосну тебе ножом по горлу – и делу конец.

– Ты – животное! – смело сказал Сеня. – И гордишься, что у тебя есть клык, а у меня нет.

Его очень покоробили оскорбления Файзала в трусости и никчемности.

– А ты – смелый! – довольно заявил Файзал, и нож куда-то внезапно исчез. – Ладно, давай спать.

Они легли каждый на свою койку, и в камере стало тихо. Сеня ждал, что Файзал точно набросится на него и до утра он не доживет. То, что у Файзала оказался нож, многое меняло.

«Ну и пусть убьет, – решил Сеня, засыпая. – Все равно жизнь моя пропала!»

Наутро он заметил, что Файзал не стал чистить зубы сразу. А потом, потоптавшись по камере, выпустил пасты в мусорное ведро, и лишь потом выдавил капельку на свою щетку, которую тщательно промыл.

– Я же пошутил, – приветливо сознался Сеня, радуясь еще одному подаренному дню жизни. – Нет у меня никакого яда!

– Я тоже пошутил: нет у меня никакого ножа, – хитро прищурился Файзал.

Глава 24

Что имеем – не храним, потерявши – плачем…

Любовь к жизни – капризное дело. То хочется парить над крышами домов и верить в целесообразность даже самых мелких и незначительных начинаний, а иногда все становится лишним и нестойким, даже собственное тело превращается в холодное нагромождение чуждой нам плоти. То ли время суток, то ли таинственный гормон в недрах нашего организма, а может, они вместе, сговорившись, играют с нами злые шутки, от которых то хочется жить, то снова одолевает тоска и ощущение полнейшей никчемности себя и окружающего.

Не далее как вчера Сеня заснул с мыслью о том, что ему не страшен нож Файзала, что жизнь его все равно пропала напрасно и ему больше нечего от нее ждать. Но стоило ему сегодня переговорить с родным домом по мобильному телефону, одолженному у пожирателя стэйков, как жизнь снова обрела смысл. Сенина мама радостно сообщила, что приедет его навестить. Сеня удивился: «Почему одна, почему не со Светой?», но потом вспомнил, что со Светой они даже не были расписаны. Да, да… Так часто случается в Израиле, что люди, имея двух общих детей, живут, не заключая законного брака. С одной стороны, таким образом жена получает право на приличное пособие от государства как мать – одиночка, а с другой стороны, вступление в брак в Израиле чрезвычайно затруднено, если у одного или у обоих вступающих в брак не все порядке с документами, подтверждающими несомненное еврейство по матери. Другой причиной отказа от регистрации брака может служить отсутствие обрезания у жениха.

Раввинат постоянно отказывает в регистрации брака, руководствуясь этими соображениями пещерных времен, хотя сыны Авраама, пасшие коз на холмах Иудеи, имели, пожалуй больше свободы в заключении браков в те стародавние времена. Гражданских браков в Израиле не существует. Конечно, возможны приключения с поездками на Кипр, где подняла голову целая индустрия по заключению браков между израильтянами. Но многие откладывают эти авантюры в долгий ящик и предпочитают продолжать получать пособия от государства, которое, как перезрелый остолоп, продолжает их им охотно платить, лишь бы в Израиле сохранялись вековые традиции ортодоксального иудаизма.

Дело вовсе не в иудаизме и не в исламе… Когда государство забывает, что его основная и единственная функция – это обслуживание своих граждан и защита их личных интересов, то любая религия или идеология превращает жизнь простых людей в перманентный кошмар, простирающий свои мертвенные щупальца во все закоулки человеческой жизни от колыбели до могилы. Причем не оставляя в покое и после смерти. Ведь неевреев в Израиле официально хоронить не разрешают. Неофициально же в последнее время стали использоваться какие-то пустыри, где кибуцы[27 - Сельскохозяйственные коммуны в Израиле.] содержат платные кладбища для покойников с недостаточной степенью еврейства! И это происходит не в темное Средневековье. Это происходит сейчас, в начале третьего тысячелетия, в государстве, которое принято считать цивилизованной страной!

Сеню, надо сказать, как раз все в этом положении со Светой устраивало, потому что это был уже второй его брак, и он не торопился снова сковывать себя официальными семейными узами. Его скоропалительный развод в Москве, в годы звонкой юности, оставил несколько неприятных царапин в душе, и он был отчасти рад, что государство надежно защищает его от излишнего брака!

– Браки заключаются на небесах! Так зачем же закреплять их на бумаге? В небесах все бумажки разлетаются по ветру! – философски отшучивался Вечнов.

Света тихо страдала. Что бы там ни говорили, но, родив от мужчины двоих детей, как-то хочется иметь что-нибудь посущественнее, чем заверения в вечной любви и дружбе, закрепленной на небесах. Она считала, что деньги, получаемые от государства, того не стоят, а тот факт, что она была еврейкой только по отцу, а потому не признавалась еврейкой по религиозным законам иудаизма, не должен был препятствовать законной регистрации союза двух сердец.

Вечнов гадал, почему же Света не собралась поехать с мамой? Но поскольку Сенина жена официально как бы не имела отношения к своему мужу, Сеня решил, что, возможно, поэтому его семья ограничилась организацией поездки только для мамы, потому что жене, которая, как бы совсем и не жена, могли препятствовать встречаться с мужем, который официально вроде и не муж. А вот почему с мамой не поехал отец, оставалось для Сени загадкой.

Сеня в семье был безусловным лидером, и так уж повелось с самого начала, что тема незарегистрированного брака обычно не обсуждалась псевдосупругами. Только недавно, в телефонном разговоре, будучи снова пьяна, Света прокричала ему на другой конец света в трубку, что вообще не знает, кто он такой, что он жалкий подонок, оставил ее с двумя детьми, и что она проклинает тот час, когда его полюбила!

Сене было очень больно слышать эти слова, отдающиеся эхом во всемирных сетях сплетенных телефонных проводов, сетях, в которых запутывался ее нестойкий, отчаянный голос. Сеня терпел. Он молчал, потому что ему нечего было ответить. Как ни погляди, он был кругом виноват. Какого черта его понесло в Новую Зеландию? Зачем клюнул на халяву? Больше всего Сеню мучило бессилие! Он ничего не мог исправить! Дай ему сейчас второй шанс, и он ни за что не поднялся бы на этот проклятый самолет. Сеня даже воображал себе, как он рвет билет и бежит прочь из Гонконгского аэропорта. Но Сенина судьба давно уже махнула на него рукой и катилась сама собой под откос, не обращая на него никакого внимания.

Зашуршали бесконечные дни, остающиеся до маминого приезда. Свете Сеня старался больше не звонить, потому что, кроме рыданий и обвинений, от нее ничего нельзя было добиться. На любой вопрос она отвечала скандалом.

– Света, как дети?

– О детях вспомнил? Ты бы лучше подумал о них, когда связывался с мафией!

Света не верила, что Сеню обвинили напрасно. Она относилась к тому довольно широкому кругу людей, которые считают преступным занятие любым бизнесом.

– Света, потерпи, я очень тебя люблю, я скоро вырвусь отсюда! – говорил Сеня упавшим голосом.

– Как же… Тебе же дали три с половиной года! Когда ты вернешься, мне будет уже под сорок. Я тебя ненавижу! Ты переломал нам всю жизнь! – рыдал в трубке пьяный Светкин голос.

Внезапно она начинала плакать тише и шептала сквозь всхлипывания и шмыганье носом:

– Сенечка, миленький, что же с нами будет? Ну когда же тебя отпустят? Ведь ты ничего плохого не сделал. Дети же остались без отца. А Людочка уже начала играть на пианино! Денег нет. Все разваливается. Кредиторы досаждают. Мишеньке я купила барабан. Он вчера никому не давал спать! Сенечка, любименький, прости меня. Я очень по тебе скучаю…

А потом снова:

– Чтоб тебе неладно было, пес ты паршивый… Всю жизнь переломал. Как ты так умудрился влипнуть!

Сеня почти не осуждал Свету. Слишком много выпало ей на долю. Тем более перед этой роковой поездкой она буквально на коленях упрашивала его не уезжать. Говорила:

– Сенечка, пожалуйста, останься. Я тебя умоляю! Чует мое сердце недоброе!

Вот и накаркала… Во всякой женщине есть нечто от колдуньи-предсказательницы! Сенина мама всегда переворачивала веник, когда Сеня сдавал экзамены. И Света все нашептывала какие-то заговоры…. Сеня вспоминал ее, стоящую на коленях, в смешной пижамке со слониками, которую он подарил ей на день рожденья, цепляющуюся за него и плачущую. Света тогда боялась, что Сеню убьют в Киеве, там действительно могли запросто пустить пулю в затылок без особого на то повода…