– Да не знаю я.
– Так ты с ним всё утро по позициям гулял, – не отстаёт Каштенков.
– И ничего он мне про атаку не сказал, – говорит урядник и заканчивает разговор: – Сань, ты нарисуй ему карту, а то он угробит свой танк и на нас свалит, что мы ему не дали карту минных полей.
Сашка, конечно, недоволен, но он всегда недоволен, когда нужно что-то делать.
А в общем этот день был на удивление спокойным, после обеда на его позицию не прилетело ни одного снаряда. Он так в рапорте для подсотенного и написал: «После часа дня противник прекратил артиллерийский огонь».
Когда начало темнеть, пулемётчик китайцев дал пару очередей в сторону четвёртого узла, и всё. Даже Каховской на вечернем рапорте сообщил ему, что после пяти часов вечера в небе не было ни одного дрона противника.
«Вот и дальше бы так».
Саблин после ужина пошёл мыться, а потом вернулся к себе, закинул в рот пару витаминов, запил их водой и лёг. Прежде чем заснуть, он успел подумать, что до конца командировки остался всего двадцать один день. Три недели. А ещё через двадцать дней можно будет потихонечку начинать таскать оставшийся провиант и снаряжение за камни. К месту погрузки. И начинать считать боеприпасы для передачи их сменщикам.
***
После завтрака он получил из «сотни» шифровку, в которой подсотенный ему, мягко говоря, просто советовал найти два ящика этих проклятых мин.
От этого у него испортилось настроение, он снова достал карты укладки мин и минут пятнадцать разглядывал их. Решить этот вопрос… Ничего не было проще. Просто на карте самых западных его позиций, там, где начинались пески, дорисовать дюжину точек и в рапорте указать, что мины установлены, всё, вопрос решён. Но он всё думал о том, что эти проклятые мины могут быть установлены где-то в другом месте и не указаны на картах. Нет, он не стал так делать, спрятал карты и закурил. А минут через десять прибежал Сашка, плюхнулся на лавку всем немалым весом человека, запакованного в тяжёлый доспех, и сообщил почти радостно:
– Танк уехал!
– Уехал? – искренне удивился Саблин. Он сразу позабыл про свои мины. – Куда?
– На север, – сообщил Каштенков. – И машина обеспечения с ним.
– Офигеть, – только и смог произнести урядник. Но потом добавил немного удивлённо: – А этот сержант даже не попрощался.
На войне это обычное дело: стараешься, стараешься, готовишься к чему-то, копаешь капониры, оператор РЭБ готовит для машины защиту, радист выделяет дополнительные частоты для связи, да ещё и дублирующие каналы, карты фугасов для экипажа подготовишь, а на следующее утро танк раз – и уехал! И этот сержант Васильев на прощание даже рукой не помахал. Только и остались от него две больших ямы у гряды, которые через неделю будет уже и не найти, да ещё упаковка офицерского джема. Четыре банки.
Саблин сделал запрос в «сотню»: чего это «объект» отбыл? А дежурный офицер ему ответил по-военному лаконично: «Передислоцирован».
И, как говорится, ни убавить, не прибавить.
«Хорошо, что у меня есть заместитель, что не самому приходилось гонять казаков на рытьё капониров».
Теперь они ему этот неожиданный отъезд танка и машины обеспечения припомнят. Копали, две ночи копали – и что? К чему?
Саблин, разглядывая упаковку с джемом, опять тихонечко посмеивается: теперь эти вопросы станичники будут задавать Сашке. Ну, а как он хотел начальством быть?
В этот день всего два снаряда упало на его позицию, а дрон был замечен только один раз за день, да и то болтался где-то возле песков, висел один час и ушёл. НОАКовцы что-то совсем попритихли.
После совещания и рапорта руководству, когда ложился спать, урядник снова посчитал дни:
«Осталось двадцать дней… И домой!».
Глава 4
Это ни с чем не перепутать. Его узкая кровать ушла вниз, а потом чуть поддала снизу, встряхнула его. Удар серьёзный, и на лицо посыпалась с потолка мелкая бетонная крошка с песком. Урядник сразу сел. Это было очень чёткое попадание. Прямо в крышу его КП.
– Милевич! Каштенков! – орёт Аким и замирает, чтобы услышать ответ, но никто не отвечает, ни зама, ни дежурного в соседнем помещении нет.
И снова удар, и снова точный, тяжеленный двухсотмиллиметровый снаряд бьёт прямо в накаты блиндажа. На сей раз на посту дежурного что-то громко треснуло и загремело, опять посыпалось с потолка, к нему в командирскую врываются новые клубы пыли, а ещё ударом разбило бак, слышен звук булькающей и льющейся на пол воды.
У нормального казака-пластуна в такой ситуации первым делом появится мысль: быстрее в костюм, под шлем и панцирь, в свою персональную броню. Но у командира, у ответственного офицера, немного другие мысли: документы. Где документы – карты позиций с выверенными углами огня, карты минных полей, список позывных и паролей для офицерского планшета, шифровальные коды, коды команд и прочие, и прочие драгоценные для офицера вещи?
Один взгляд… Всё на месте.
С этим у него порядок, небольшая коробка-сейф из крепкого пластика закрыта и стоит прямо на столе рядом с его кроватью. Шифр от кодового замка он помнит наизусть. Вот только теперь он думает о своей броне, что висит на стене на специальной вешалке и частично сложена в ящик рядом с кроватью.
Саблин уже у вешалки, корпус-панцирь, хоть и тяжёлый, взлетает и оказывается на нём за одну секунду… И сразу захлопывается, щёлкают замки на боках. Тут же он надевает шлем… Один кивок головы назад, и шлем сразу подключается к основной батарее… После мягко, плавно включаются мониторы, вспыхивают индикаторы. Щёлкнула рация: работает на приём, но помещение КП экранировано, так что приёмник не находит ничего, кроме едва уловимых шумов.
Урядник уже вставлял левое «плечо» в паз панциря, когда прилетает очередной снаряд…
И снова точно в крышу КП. На сей раз из комнаты дежурного в командирскую влетает целая туча песка и… Гаснет весь свет.
К тихому урчанию генератора человек со временем привыкает так, что почти не замечает его, а вот когда он перестаёт работать, отсутствие обыденного, как естественный фон урчания, становится сразу заметным. Тишина, и лишь сыпется бетонная крошка с потолка. А через пару секунд начинаю снова вспыхивать лампы, заработали аварийные аккумуляторы.
А Саблин торопится:
«Как бы не завалило тут, иметь его маму…».
Он запускает сканирование систем и привычными быстрыми, почти рефлекторными движениями крепит поножи. И подключает их к корпусу, и тут же компьютер находит и опознает:
«…основной блок сервомоторов «правое бедро» – отсутствует»,– компьютер быстро тестирует присоединённую систему и тут же находит нужный узел.
«…основной блок сервомоторов «правое бедро» ¬нормально».
«…основной блок сервомоторов «левое бедро» – нормально».
«…блок приводов правого и левого бедра… – пара секунд…– нормально».
Саблин уже надевает голени. И очень торопится.
«…блок серверы левой голени… – нормально».
«…приводы левой голени… – нормально».
Правая голень…Урядник старается делать всё как можно быстрее: лишь бы не прилетел снаряд до того, как он будет готов.
Теперь боты: на них он тратит по секунде, в них лишь ногу сунуть, и замки срабатывают сами.
«… правый бот, левый бот… в норме, в норме». Компьютер всё зафиксировал, и теперь на левом мониторе всплывает надпись, на которую он редко обращает внимание:
«При необходимости возможна герметичность. Кислородный баллон – сто процентов».
Но пока в этом нет необходимости, теперь вентиляторы и компрессор работают на полную, и в шлем поступает чистый и даже не горячий воздух.