Элеонора Августа

– Господин Фейлинг, скачите к капитану, скажите, чтобы отводил баталию. Но скажите, чтобы делал то аккуратно. Не дай бог опрокинут его.

Отступление, отход войска из схватки – дело крайне опасное, особенно если сцепился с горцами. Те, нащупав слабину, звереют, чуя легкую кровь, наваливаются со всей яростью, стараясь смять врага, а при удаче и вовсе повалить первый и второй ряды наземь. Это и будет разгромом, но Волков был уверен, что его люди отойдут в целости, ведь в резерве у него стоит еще без малого, если считать с гвардейцами и господами, сто человек.

Команда выполнена, барабан заиграл: «Шаг назад раз, два… Шаг назад раз, два…»

И схватка распалась. Пики, те, что не сломались, поднялись к небу. Честно говоря, кавалер надеялся, что враг начнет наседать, будет мять, наваливаться, и тогда, отступая, его люди выведут его на перекресток улицы. Там уже можно будет использовать резерв, он сам с удовольствием спешится и поведет гвардейцев своих во фланг, в бок этой горской сволочи. Но горцы остались на месте.

«Мерзавцы ждут помощи! Ну хоть потрепали их немного».

А офицер так и ездил за спинами своих людей, командовал, а горцы ровняли строй, раненые люди выходили из него, потерявшие оружие снова вооружались. Враги смыкали ряды. Они не собирались ни отступать, ни нападать. Они ждали!

«Чего? Чего они ждут?»

– Вилли! – заорал генерал, он был уже почти в ярости. – Какого дьявола вы стоите?! Вы же хотели пострелять! Так идите, идите и наконец убейте их офицера! Или хоть раньте его. И стреляйте с сорока шагов! Не давайте этим сволочам продыху.

Глава 3

Прибежал стрелок из тех, что были посланы в дозор и находились сейчас правее всех сил генерала на одной из боковых улиц. Солдат был озабоченным: то ли бежал быстро, то ли перепуган.

– Господин, сержант велел передать, что там на улице, – стрелок махнул рукой в западном направлении, – люди.

«Люди». И это не простые граждане города. Не пекари и не купчишки, не какие-нибудь каменщики. Люди – это… люди.

– Сколько? – сразу спросил Волков: сие первое, что нужно знать командиру о враге. – Много их?

– Дюжина, может, больше. Они из-за угла вышли, нас увидали и встали сразу. В доспехе все в хорошем. Постояли и ушли за угол.

– Офицер был при них? Стрелки, арбалетчики, конные?

– Конных не было… Офицер? Не разглядел я…

– Вас, дураков, зачем туда послали? – зло проговорил кавалер. – Не разглядел он, олух.

И было отчего ему злиться: ситуация складывалась неприятная. Скорее всего, это уже местные собираются. Сколько их в городе? Город хоть и не очень большой, но богатый, тут во всяком доме доспех имеется. Волков и так был невесел, а тут еще больше помрачнел. Вот и плоды задержек и опозданий прорастают. И что теперь? Что ему теперь делать? Отводить людей? Или выяснить, сколько там, на улице, человек? Местные даже если сотню соберут, то ему будет очень тяжко.

– Иди, – сказал он резко, – беги к сержанту. Начинайте стрелять, когда их снова увидите. И сразу мне сообщайте.

Солдат, тяжко стуча ботинками по мостовой, побежал к своей части.

И первый раз вместе с рождающимся в глубине души страхом закралась в голову Волкова мерзкая и скользкая мыслишка: «А не пойти ли, пока еще не стало поздно, пока в тылу или во фланге не появился отряд горожан, назад, к пристаням? Не захватить ли баржу да не отплыть ли к себе?»

Нет-нет, то дело ублюдочное, трусость – суть холопская, ему, Рыцарю Господа, такое не пристало. Это от дьявола все, это рогатый искушает. Нельзя бросать Брюнхвальда и Роху. Если придут сюда с соседней улицы отряды, у него есть резерв, почти сто человек, он перекроет улицу и будет стоять, ждать высадки фон Реддернауфа и Кленка.

А тем временем от стрельбы на улице стоял такой густой дым, что дышать было непросто. И теперь пули аркебуз после каждого залпа доставали все больше и больше врагов. Первый ряд горцев, что был в начале боя, почти полностью сменился. Теперь людей с хорошим доспехом стало заметно меньше. Пули стрелков, да и стычка с баталией Фильсбибурга прыти и наглости горцам поубавили. Волков подъехал ближе через дым пороховой и с удовлетворением отметил, что всего у горцев осталось шесть рядов в баталии, и шестой был отнюдь не полон. Жаль, что офицер вражеский все еще ездил на своем чертовом коне за спинами солдат. И, видно, залпы аркебуз так измучили противника, что за спинами его снова появились арбалетчики.

«Слава богу, что не на крышах соседних амбаров».

И тут же через головы вражеской баталии полетели болты, и все опять доставались стрелкам Вилли. Один, второй, третий стрелок, выходя на исходную позицию, ловил арбалетный болт в плечо, в руку или в бедро. Волкова перекосило от злости, а ведь вроде все налаживалось, как хорошо было, когда после залпа одной линии трое, а то и четверо врагов покидали строй.

«Ублюдки!»

Волков проехал немного вперед.

– Вилли, хватит, отводите людей! Отводите!

Он не мог допустить сейчас таких потерь.

Капитан Вилли дал команду, стрелки бегом покинули свои позиции, и тут же арбалетные болты стали лететь уже в людей Фильсбибурга. Тянуть нельзя, время сейчас не на стороне генерала, он подъехал к капитану.

– Капитан…

И тут за спиной Волкова Максимилиан вдруг выругался:

– Дьявол!

А потом вскрикнул господин Фейлинг, и в голосе его послышались страх и возмущение:

– Максимилиан, вы ранены!..

Волков оглянулся.

Болт ударил знаменосца в щеку, под правую скулу. Распорол ее, кажется, выбил зуб, зацепился за край шлема и упал вниз. Из разорванной щеки на горжет и кирасу обильно текла кровь.

– Вы ранены, Максимилиан! – продолжал кричать бестолковый Фейлинг.

– Замолчите, болван! – велел ему Волков и уже спокойнее сказал Максимилиану: – Прапорщик, отдайте знамя сержанту Хайценггеру.

Сержант, услыхав это, подъехал к ним. Он был готов взять знамя, дело это для всякого почетно.

– Нет-нет, я в порядке, – с трудом отвечал молодой прапорщик. Достав из седельной сумки чистую тряпку, он приложил ее к лицу.

«Не хватало еще, чтобы эти ублюдки моего знаменосца убили или чтобы он знамя уронил».

– Капитан Фильсбибург, – распорядился Волков, – идите уже на них, врежьте им как следует.

– Да, генерал, – ответил капитан. – Барабанщик, играй «готовься».

Пока Вилли стрелял, Фильсбибург выровнял линии и взял из резерва людей. Теперь его восемь полноценных линий выглядели заметно внушительнее, чем шесть неполных линий врага.

И солдаты кавалера пошли вперед. Сошлись. Теперь, не имея возможности стрелять в солдат Фильсбибурга, арбалетчики горцев сразу стали кидать болты в Волкова, Максимилиана и молодых господ. Волков хотел быть ближе к своим солдатам, но один болт попал ему в шлем, следующий порвал знамя, другой царапнул незащищенную в тот момент руку Румениге, и еще один слегка зацепил шею его коня. Болты сыпались дождем – пришлось отъехать, чтобы сохранить лошадей.

И опять понесли солдат к забору, чтобы уложить в ряд своих раненых и мертвых товарищей. А горцы дрались так, что не только сами не уступали, а еще давили на баталию Фильсбибурга.

А у забора уже человек тридцать лежало, кавалер перестал считать мертвых и раненых. Он надеялся, что и противник несет потери. Да нет же, он знал, что так и есть, но противник на своей земле, к ним помощь может прийти в любую минуту, а вот к нему…

Он сжимал и разжимал кулаки, приходя в ярость. Злился он в основном на Фильсбибурга, полагая, что тот слишком хладнокровен во время дела. Это было невыносимо. Генерал не мог вот так сидеть и ждать, зная, что дорога каждая минута, что всякая следующая может все изменить, все перевернуть ему во вред и привести к разгрому.

– Фейлинг! – рявкнул он. – Дайте-ка мне мою секиру.