Элеонора Августа

– Объедете все дворы, что рядом, берите все, что горит…

– Все, что горит? – удивленно переспросил Габелькнат.

– Да. Дрова, хворост, сено, солому, масло, смолу – все-все, что горит, – и свозите сюда. Всякого, кто посмеет перечить, убивайте без промедления.

– А зачем же нам все горючее? – спросил слегка разочарованный Румениге, видно, не такого задания он ожидал.

– Если на крыше какого дома появятся арбалетчики, надо сразу дом тот поджечь, – отвечал генерал, не отрывая взгляда от врага в конце улицы, и по тону его сразу всем становилось ясно, что он знает, что говорит, а старый солдат еще добавил: – А может, нам еще и всю улицу придется запалить… Так что не стойте, не стойте тут, делайте что велено.

Вилли со своими людьми уже вышел на нужную дистанцию, Фильсбибург достраивал роту как надобно, но Волков не очень-то на них надеялся. Единственное, что его успокаивало, так это те звуки, которые опять доносил до него ветер. Это были такие приятные звуки. Он снова слышал залпы мушкетов: Брюнхвальд и Роха делали свое дело.

Глава 2

Вилли вышел на нужную дистанцию и начал стрелять. Видно, что у офицеров было время, чтобы поучить новобранцев. Люди его выходили на позицию стрельбы по двадцать человек, а не всем скопом, как это было принято. Они старались стрелять линиями. Солдаты слушали команды, целились и стреляли, когда Вилли кричал «Огонь». Резко фыркая, аркебузы выбрасывали короткие быстрые струи огня и большие белые клубы дыма. Отстрелявшиеся тут же уходили назад, а их место занимали новые стрелки.

Аркебуза… Да, это совсем не мушкет.

Залп! И из строя врага вышел один человек. Враги наклоняются из ровного ряда, смотрят друг на друга, проверяют, многие ли побиты. Нет, немногие. Стоят дальше. Еще залп. Еще один горец хватается за руку и, отдав ближайшему товарищу пику, начинает пробираться сквозь ряды назад, в тыл. И только с третьего залпа был первый убитый. Невысокий, но коренастый мощный горец плашмя рухнул вперед, а его алебарда звякнула о мостовую.

Три залпа, шесть десятков человек выстрелили – два раненых и один убитый, ну, может, три раненых. И это при том, что люди Вилли стреляли с пятидесяти шагов. Арбалетчиков нет, никто им не мешал. Да, все-таки аркебузы – это и близко не мушкеты. Стреляй его люди из мушкетов, так пятерых или шестерых горцев товарищи уносили бы уже мертвыми, а еще десяток или дюжина уползали бы сами.

Но генерала удивило кое-что в поведении горцев. Славящиеся своим напором, неотразимым ударом великолепных монолитных баталий, горцы терпеливо стояли под огнем и смотрели, как на линию огня выходит четвертая двадцатка людей капитана Вилли. Справа стояли сплошные бревенчатые стены больших амбаров, слева – крепкие заборы. Их баталия перекрывала всю дорогу, ни справа, ни слева их не обойти.

– Отчего же они не атакуют? – сам у себя тихо спросил генерал, он-то на их месте обязательно пошел бы вперед.

Тут за спинами горцев появился всадник и принялся распоряжаться – не иначе как офицер. Хотя офицеры горцев обычно руководят боем пешие, а этот на коне. Мало того, он еще и со щитом. Волков знал, что этот небольшой щит из железа не берут аркебузные пули, даже пущенные в упор.

Вилли вывел на позицию огня четвертую двадцатку стрелков. Солдаты выстрелили. Офицер поднял свой щит к лицу, закрылся – мало ли… Резкие хлопки, пламя, облака дыма и… И ничего, ни один из врагов не упал и не покинул строй. Горцы, кажется, уже смеялись. Волков поморщился, словно у него резко заболела нога, хотя болела она уже час. Посмотрел через дым на смеющихся врагов и вдруг понял, почему эти свирепые воины не идут в атаку. Да эти ублюдки ждут.

– Чего? – снова спросил себя генерал. – Чего они ждут?

– Что, кавалер? – не расслышал Максимилиан.

Волков отмахнулся. Он лихорадочно думал, чего может ждать враг. Ответов было несколько: подмоги, или пока еще один отряд, пройдя по городу, не выйдет кавалеру в тыл, или пока на крышах ближайших амбаров не появятся арбалетчики. От этих догадок ему стало не по себе. Все ясно как день: никак нельзя терять время, никак!

– Вилли! Вилли! – заорал генерал. – Отводите своих людей!

– Еще один залп! – отозвался капитан. – Они уже снаряжены.

Волков подъехал к Фильсбибургу.

– Попробуйте их сдвинуть, капитан.

– Да, господин генерал.

– Но на резерв не рассчитывайте.

– Понятно, господин генерал. – Фильсбибург слез с коня, подбежал к своим людям, ожидавшим его. – Барабанщик! Играй «готовься» и «приставной шаг».

Последний залп аркебузиров был самым удачным. Три врага в первом ряду получили ранения. Это хорошо, первый ряд – самые ценные бойцы.

А барабан, отгремев дробь «готовься», принялся выстукивать мерный «приставной шаг». Сержанты, срывая глотки, орали: «Левой!» Баталия колыхнулась и в такт барабану разом, с одной ноги пошла на врага.

Никаких-никаких иллюзий генерал не испытывал. Он знал, что эти двести сорок солдат не то что не смогут опрокинуть, они и с места не смогут сдвинуть сто восемьдесят оставшихся в строю горцев. Но надо было пробовать, ведь время не на его стороне с самого вчерашнего вечера.

Барабан застучал «пики». Все, кто был в солдатах, хоть арбалетчик, хоть стрелок, – все его отличают от других сигналов, даже если он их и не касается, да что там говорить, даже в кавалерии знают этот сигнал. «Пики опустить, пики к бою. Пики опустить, пики к бою» – так и вылетает из-под палочек барабанщика. Все, что стучал барабан до этого, было только приготовлением к делу. А вот когда он начинает выбивать прерывистую, ритмичную узнаваемую всеми дробь – дело и начинается.

Волков неотрывно смотрел на то, как сближаются две баталии. Пики в три человеческих роста уже опущены, шаг, еще шаг, и вот наконечники одних пик уже почти касаются наконечников встречных пик. Барабан смолк – началось дело.

Глухие удары железа о кирасы, о шлемы, удары, отсюда почти неслышные и совсем, кажется, не страшные. Но не прошло и пяти минут, как два солдата уже притащили первого мертвеца с проткнутым горлом. Положили его к забору, где лежат мертвый стрелок с торчащим из груди болтом и еще один стрелок умирающий. Но Волкову не до мертвецов. Этим уже ничего, кроме могилы да молитвы, не нужно. Он смотрел, как его люди пытаются навалиться на горцев.

Если стоять в стороне, то все происходит не так уж и громко. Казалось бы, столько людей, столько железа, столько злобы, столько усердия, а до генерала доносились в основном резкие крики сержантов да монотонный гул. А еще кавалер следит за офицером врага – тот так и мотается вдоль своего последнего ряда туда-сюда, ни на минуту не остановится.

Кавалер прекрасно понимал, что никакого толку в его атаке нет. Разве что проверить своих людей да чуть-чуть пустить кровь горцам, вот и все. А что еще он может сделать?

Вот еще одного несут к забору. Тоже не жилец: пробили ему шлем, крепко пробили. Из-под подшлемника ручьем течет почти черная кровь. Нет, не жилец. И тут сквозь гул сражения, как елей на истерзанную душу, хороший такой залп мушкетов. Кажется, все сразу ахнули. Брюнхвальд и Роха делают свое дело.

Тащат еще одного к забору, уже мертв, в груди дыра маленькая четырехгранная. Это алебарда. Опасная, зараза, вещь. От прямого колющего удара мало какая кираса защитит.

«Интересно, фон Реддернауф уже начал высадку?»

Он повернулся к своему выезду, посмотрел на Фейлинга – нет, не то. Совсем юн еще. Максимилиан при знамени, тоже нельзя отпускать.

– Господин фон Каренбург, господин Хенрик.

– Да, генерал, – ответил за обоих фон Каренбург.

– Езжайте к полковнику, узнайте, как у него дела.

Но честно говоря, генерала волновало другое: пока что все шло не по его плану. Горцы не разбиты, не бегут, лагерь не взят – напротив, они организовали оборону и тянули время. Они безусловно ждали помощи.

– Потом езжайте на берег, посмотрите, господа, не начал ли высадку фон Реддернауф.

– Будет исполнено, – ответил фон Каренбург.

– Господа!

– Да, генерал.

– Будьте внимательны, не попадите в засаду. Кругом горцы, они не будут просить у ваших родственников выкуп за вас, они просто вас убьют.

Пока говорил с ними, еще одного тяжело раненного уложили у забора. Волков вздохнул, он надеялся, что и у горцев есть потери, но отсюда не разглядеть. Отсюда, из-за спин своих солдат, ему было видно только офицера-врага да голову его лошади.

Подошел, хромая, Вилли.

– Господин генерал, у меня все снаряжены, может, мне попробовать пролезть им во фланг?

Волков повернул голову.