Рейд. Охота

И тут Аким остановился. Еще не стемнело до конца, они шли с поднятыми забралами, не пользовались ПНВ, глазами глядели, и он увидал фиолетовое мерцание.. Далеко до него было, и сначала он подумал, что это молнии переливаются на горизонте. Но молнии не могут сверкать бесконечно. А фиолетовый свет лился и лился, причём лился он от земли вверх, к небу. Сашка тоже стал глядеть в ту сторону, и если Саблин смотрел и раздумывал над тем, что видел, Каштенков тут же полез на ближайший бархан, втаптывая ботинками чёрную плесень во влажный песок, залез на самый верх и уже через секунду произнёс:

– Пришлые, сволочи.

Аким тоже полез на бархан, стал рядом. А Сашка продолжал убеждать его в том, что Саблин и не оспаривал:

– Точно говорю, пришлые. Батька, покойник, мне рассказывал про такое. Говорил: «Свет синий издалека видать, а подойдёшь ближе, так «гамма» попрёт».

Саблин тоже про такое слышал, слышал, что многие считают это свечение местом пришлых и что гамма-излучения достигнут критических значений, если к этому свету приблизиться. Но это его не очень пугало, они были в броне, а броня рассчитана на излучения высокой интенсивности.

– Интересно, а сколько до того места вёрст? – Размышлял Аким.

– Не знаю, на вид километров десять, может, меньше, чёрт эту мокрую степь разберёт. А чего ты интересуешься? – Насторожился Каштенков.

– А дальномер его не увидит, наверное. – Размышлял вслух Аким.

– Да зачем тебе расстояние до него?

– Может, сходим, глянем, что там? – Предложил Саблин.

– Рехнулся? – Сразу оживился Каштенков.

– А что?

– Да ну их, пришлых, к дьяволу, не ровен час, уснёшь там и проснёшься в биоцентре уже переделанным, вот уже мало охоты у меня проснуться с коленками назад, как у «бегуна». Или с мордой как у «нюхача». Нет уж, спасибо… А такое и бывало… Тоже вот такие исследователи, ходили смотреть, что там да как… Посмотрели на свою шею.

Сашка хватает Саблина за рукав, тянет вниз с бархана, приговаривает:

– Пошли отсюда, я координаты в планшет забью, дойдём – учёным скажем, что мы тут видали. Они умные, пусть исследуют. А сами туда даже за деньги не пойдём. И даже повернём от этого света, от этих пришлых, и возьмём севернее. Подальше пойдём, чтобы не дай Бог…

Да, наверное, он был прав, лучше дойти до своих и сообщить о таком удивительном явлении, чем просто исчезнуть в пустыне навсегда. Аким пошёл за пулемётчиком, но поглядывал туда, на юго-восток, туда, где красиво переливалась синее зарево. Да, ему действительно было интересно, что там такое, неужто это и вправду те самые пришлые, о которых он слышал с детства.

Но Сашка пошёл вперёд, забирая между барханов левее и левее, ближе к северу. И стало уже совсем темно, Аким опустил забрало, иначе без ПНВ уже ничего видно не было. Он ещё пару раз оборачивался на юго-восток, но из-за барханов, синий свет уже было едва заметно. Только тучи чуть светлели над тем местом, и всё.

Они оба явно недосыпали, устали, ночью шли медленно. Сашка, даже видя следы сколопендр в темноте, уже не гонялся за ними. А к утру так они и вовсе еле плелись. И не мудрено, за три дня и две ночи пластуны прошли больше половины пути, почти шестьдесят пять километров. Для тяжёлой пехоты с полными под завязку ранцами это было очень неплохо.

Когда на востоке посветлело, стали искать место, уже и пауки не так страшны были. Выбрали большой бархан, рядом длинная лужа вдоль, и вода в луже была почти чистой. Им обоим охота было помыться, трое суток броню не снимали. Но решили дождаться утра. Каштенков уже еле держался на ногах, и Аким предложил ему спать первым. Он сам ещё мог посидеть, потерпеть. Пулемётчик тут же завернулся в брезент и заснул, а Саблин отесался бодрствовать, встречать рассвет и давить пауков. Правда, раздавил он всего одного, как только из-за линии барханов выползло солнце, больше ни одного паука Аким не видел.

Саша проснулся, когда день к полудню шёл, проснулся недовольный, сразу спросил:

– Чего не будил-то?

Саблин не ответил, он уже давно снял доспех, стянул ультракарбоновую «кольчугу», разложил её на песке, сушил. Дождя не было, тучи летели по небу рваные, уже лёгкие. Он сидел на корточках перед лужей в нижнем белье, делал анализ воды. Для этого взял «питьевую» трубку. Индикаторы показали, что «биология» в норме и хим.состав тоже.

– Мыться будешь, вода чистая? – Спросил он у Каштенкова.

– Буду, – буркнул тот. – Только поесть надо.

Аким уже сделал из пустой пластиковой бутылки ковш, стал зачерпывать воду из лужи и обливать себя, это было большое удовольствие. Сашка расстегнул застёжки на кирасе, ослабил крепление ботинок, но всё ещё оглядывался по сторонам, даже залезал на бархан. Не хотел он остаться без брони в степи. Даже ненадолго. И Аким его понимал. Пластун без брони, как рак без панциря – добыча.

– А ты всё молчишь, урядник. – Заговорил Каштенков, слезая с бархана.

– А чего говорить? – Удивлялся Саблин.

– Хоть бы спросил чего.

Аким подумал немного и спросил:

– А чего ты, Александр, попёрся на эту эвакуацию? Нужна она тебе была? Тут же ни стаж, ни дежурства не засчитывались.

Ох, как обрадовался Каштенков, он сразу в лице переменился, сел рядом с Саблиным на корточки и стал рассказывать:

– Понимаешь, Аким, баба моя меня изводит. Вот не поверишь, а вроде, не рада она мне, вечно кислая по дому ходит, вечно недовольна чем-то.

Меньше всего сейчас Акиму хотелось слушать про семейные невзгоды пулемётчика, но сам же, дурень, спросил, и Саша торопливо продолжал:

– Вот в призыв ухожу на год, она, вроде как, волнуется, поплачет даже, всё как у баб положено, а как приду, так через месяц у неё кислая морда, и что ни сделай, всё не так. – Сашка рубит воздух рукой, показывая, как всё у его бабы не так, – ну вот всё не так. Не по её, значит. И кукуруза у людей лучше, и рыбы они продают больше, и дома у них прохладнее, и свиньи вес лучше набирают. И вот это всё она мне целыми днями говорит, и говорит, и говорит, и всё с упрёком, всё с этой бабьей подковыркой. Как будто это я свиньям не даю привес набрать. И вот бегу я от этого всего в болото, сижу, рыбу ловлю от зари и до зари, без выходных, чтобы только кислоту эту не видеть. А с рыбами разве поговоришь? Там, в этой тишине, умом тронуться можно, вот иногда и хожу в чайную, чтобы хоть поговорить было с кем. А она тут же заводит сою песню: «Вот, ты по чайным ходишь, деньги там пропиваешь, а может, и девок тамошних пользуешь». И гудит, и гудит. Вот как тут дома сидеть. И ждёшь, когда на кордон дежурить идти, лишь бы не дома и не в болоте. А тут говорят, нужно соседям помочь, вот я и вызвался охотником. А ты чего пошёл?

Саблин не стал говорить про разговор с есаулом и сдуру сказал:

– И я по той же причине.

Как тут Каштенков обрадовался. Стал рассказывать про свою семейную жизнь дальше. А Саблину слушать это всё очень не хотелось, у него у самого тоже не всё было складно, хотя и не так, как у пулемётчика.

И Каштенков ходил за ним следом и не замолкал, пока Аким не лёг спать. А тогда Саша чуть-чуть успокоился, сел невдалеке, насвистывал что-то, а потом готовил еду и ждал, пока Аким проснётся.

Аким встал уже ближе к шести.

Потом они ели и меняли аккумуляторы. Те, что разрядились, выбрасывать не стали, решили тащить с сбой, ничего, что тяжёлые, за то денег они стоили огромных. Два аккумулятора по цене не уступали бронекостюму. Хоть и броня, и снаряжение принадлежали обществу, природная казачья бережливость не позволяла разбрасываться ценностями. Поэтому и несли они разряженные аккумуляторы на себе.

Поглядели карту и пошли, до реки было совсем чуть-чуть, чуть больше тридцати километров. Рукой подать.

В третьем часу ночи Сашка, он шёл первый, повернулся и спросил:

– Чуешь, урядник?

Он был вроде как рад, несмотря на то, что они уже порядком устали. Аким ничего не чувствовал:

– Чего?

– Рекой воняет. Не чуешь, что ли?

Саблин принюхался: нет, ничего такого. Мокро в степи:

– Плесенью пахнет, – сказал он.

– Эх ты, а ещё болотный казак, пластун, – усмехался Каштенков. – Вода рядом, тина, кувшинка… Кислятину чувствуешь? Это ж амёбы так воняют.

– Нет, – назло пулемётчику сказал Аким. Он, кажется, действительно почувствовал запах тины и кисло-влажный, по-другому и не сказать, привкус амёб. – Ничего… Плесень…