Инквизитор. Раубриттер

– Вы правы, вы правы, святой отец. – Отвечал Волков.

– Так не медлите, – говорил епископ. – К чему эта медлительность, берите её к себе. Девица она бойкая, вам хорошей опорой будет.

И Волкову этот разговор не нравился, кажется, поп хотел, что бы кавалер дал ему слово, что жениться на Элеоноре. А ему почему-то не хотелось этого делать. Он и сам не понимал, чему упрямится.

Но… Но упрямился. Уж ли не из-за беззубой ли крестьянской девки? Неужели из-за распутной и своенравной красавицы?

Слава Богу, тут пришёл брат Семион с большим и тяжёлым мешком. Серебро! Лицо монаха выражало удивительное смирение. Его вид так и кричал: «То не мне мзда, то Господу».

А тут и секретарь закончил с векселем. Он только подал бумагу под перстень епископа, тот сделал оттиск, а потом передал её монаху. Брат Семион взял документ с тем же смирением и вдруг спросил:

– Ваше преосвященство, кавалера ждут непростые дела, и затея его будет хлопотна и затратна, ведь знаем мы, что ратный люд алчен до серебра.

– И что же? – Заинтересовался епископ. – У меня серебра больше нет, я вам вексель выдал, за который ещё год расплачиваться буду.

– Дайте ему благословение на займ. Напишите поручительство.

– Поручительство? – Спросил секретарь епископа.

– Пусть оно будет нейтральное, в виде рекомендации, – стал пояснять брат Семион, – и без выраженной суммы. Вы просто пообещаете, что поможете во взыскании долга в случае просрочки выплат процентов.

– Не понимаю я, о чём ты говоришь, мудрый брат мой, – сказал монаху епископ.

– А вам, ваше преосвященство, того и не надо понимать, – успокоил его брат Семион, – то банкиры поймут. Но вы юридически по нему нести ответственность не будете.

Епископ немного подумал, внимательно глядя на него, а потом махнул рукой и сказал секретарю:

– Напиши ему все, что он хочет, – и тут же повернулся к брату Семиону. – А ты, премудрый брат мой, не загони мою епархию в долги, смотри.

– Не волнуйтесь, ваше преосвященство, ничего такого не случится.

Они с секретарём отошли к столу, за которым принялись составлять бумагу, а епископ, глядя на них, спросил у Волкова:

– Откуда у вас, сын мой, столь мудрый друг, где вы нашли его?

– Архиепископ мне его подсунул, – сказал Волков.

– Архиепископа конюшня много ретивых жеребцов имеет, – задумчиво произнёс епископ, а потом как будто вспомнил. – Сын мой, а что с дьявольским зверем, о котором много писал мне божий человек из ваших владений, ловите его?

– Ловлю, – отвечал кавалер, невесело, – мне бы с этим монахом встретиться, да всё недосуг, ездил к нему, но так не застал его.

– Непременно найдите его, не пренебрегайте делом этим. Не дозволяйте отродью дьявольскому агнцами питаться. Вы в ответе за них, не забывайте.

– Так когда же мне делать всё это? Вы на свадьбу меня подбиваете и распри затевать велите, а ещё и оборотня ловить заставляете, а мен ещё лен свой поднимать да церковь строить! Разве ж всё это одному человеку под силу? – Говорил Волков, едва сдерживая возмущение своё.

– Простому человеку не под силу, а вам под силу, – смеялся епископ.

– Мне под силу? Да кем вы меня считаете? – Удивлялся кавалер.

– Победителем ведьм Хокенхаймских, усмирителем упыря из Рютте, упокоителем мертвецов из Фёренбурга. Героем, храбрецом, вершителем, Инквизитором. По-простому говоря, Дланью Господней.

– Кем? – Не верил своим ушам кавалер.

– Дланью Господа, сын мой, – просто повторил старый епископ. – Дланью Господа. И поэтому считаю, что всё вам по силам.

Волков смотрел на него и не понимал, шутит старик или нет. А тот добавил:

– Только за монахом своим приглядывайте, сын мой, уж больно он прыток, необыкновенно ретив.

Он давно понял, что брат Семион умён и образован, многое знает и может быть полезен, но помимо этого кавалер понимал, что монах этот себе на уме, непонятно кому предан. И вообще предан ли хоть кому-нибудь.

Они выходили из резиденции епископа, когда уже стемнело, на дворе их ждали Максимилиан, Сыч, Хилли и Вилли. Мешок с деньгами Волков поручил молодым сержантам. Те были рьяны и ответственны, как и все молодые сержанты. Им он доверял и доверием этим возвышал ещё больше. А от такого доверия и возвышения молодые люди становились ещё более ответственные.