Тугайно-тростниковый скиффл

С этим ободряющим умозаключением и в предвкушении сытного ужина я вернулся в лагерь, где Юрий Иванович уже колдовал над казаном, пытаясь оживить его содержимое, придать оному состояние клокотания, парения и благоухания.

Подошел Славик, а следом и Владимир Петрович. Уложили у палатки ружья и присели к костру.

– Ну, маэстро, ваше слово, – обратился я к Славику.

– Сейчас Славик покажет нам мастер-класс,– нетерпеливо потирая ладони, заявил Владимир Петрович.

– Только не тяни, исти охота, – отозвался Юрий Иванович.

Славик от чрезмерного внимания к своей особе скромно потупил глаза и расплылся в счастливой улыбке.

– Давай, давай, шустри, рис пора бросать, – подгонял я Славика. – Юрий Иванович прав – «исти» хочется. Почитай, два дня всухомятку питаемся.

Славик удалился и вскоре вернулся с эмалированной кружкой. Я протянул ему целлофановый пакет с двумя килограммами риса. Он небрежно отложил крупу в сторону и принялся наливать в кружку воду из чайника, стоявшего у костра. Вылив в казан три кружки воды, Славик устремил взгляд в чугунное жерло.

– Посветите кто-нибудь, – попросил он.

Владимир Петрович тут же направил пучок света от китайского фонарика в казан.

Все встали и вместе заглянули внутрь посуды.

Во мгле исходящего пара едва дышал ржаво-рыжий полуфабрикат, жадно поглотивший холодную жидкость.

У меня возникло подозрение, что воды явно недостаточно, потому что мяса в казане было больше половины.

– Нужно, чтобы зервак медленно прокипел, – с видом знатока узбекской кухни заявил Славик и принялся энергично разгребать горящие сучья под котлом.

Мы молча сидели вокруг костра в ожидании дальнейших действий шеф-повара.

– Может, по семь капель? – не выдержал Владимир Петрович.

Его призыв не остался без внимания. Употребили и вновь замерли, искоса поглядывая на чародея. Славик сидел с каменным лицом, как шаман, впавший в магический транс.

– Может, уже прокипел? – нарушил тишину изголодавшийся Юрий Иванович.

Славик очнулся и, очевидно, не рискуя дальше испытывать наше терпение, потянулся к пакету с рисом. Это внесло оживление в ряды зрителей.

Славик насыпал полную кружку крупы, поднес её на уровень глаз, направил на свет и стал медленно сбивать с поверхности лишние зернышки, равняя семена злака с краями сосуда. Затем высыпал рис в казан.

– И это всё? – сдавленным голосом вымолвил я, преодолевая сковавший горло спазм. И надо сказать, этот вопль был оправданным, потому что, как я выяснил позже, в кружку вмещалось немногим более трехсот граммов риса.

Недоумение читалось и на лицах других участников мастер-класса.

– Рис, – спокойно заметил мастер, – имеет тенденцию увеличиваться в три раза.

– И ты думаешь накормить четырех голодных мужиков кружкой риса? – не унимался я.

– Тогда варите сами, – неожиданно вспылил Славик. Демонстративно встал и, обиженный, удалился в палатку.

– Крышка от казана есть? – спросил я Владимира Петровича.

– Нет, я ее дома забыл, – притихшим голосом отозвался владелец казана.

– Ну, молодцы! Пловом решили накормить. Спасибо!

После этой тирады от костра отделился оскорбленный Владимир Петрович.

Я высыпал остатки риса в казан и залил водой.

– Кашу будем есть, – сообщил я Юрию Ивановичу, оставшемуся у котла стойко дожидаться исхода битвы за конечное блюдо.

Воду пришлось доливать несколько раз, пока рис не стал выползать наружу.

Откушав с Юрием Ивановичем получившееся в результате разногласий варево, я наполнил им две другие миски и отнес обиженным членам команды.

Чай пили уже все вместе у костра. Полученные душевные травмы оказались не настолько глубокими, чтобы безутешно придаваться им.

– Хорошо-то как, – произнес мечтательный Юрий Иванович. – В городе я никогда столько звезд не видел.

– Да-а, – проронил в унисон Славик.

Все запрокинули головы и внимательно всматривались в бесконечность мироздания. Наверное, в тот момент каждый ощутил себя ничтожно малым созданием, со своими мелочными проблемами по сравнению с глобальными загадками и тайнами галактики, не подвластными нашему разуму.

IV

Спать легли поздней ночью. И только уснули, как разразилась настоящая буря. Порывом ветра сорвало край палатки, и свободный конец неистово хлопал по крыше. Мы проснулись, соображая, что случилось. Юрий Иванович не выдержал, выбежал наружу и пытался усмирить взбунтовавшуюся «Ижору», но, судя по всему, это ему не удалось. Возбужденный, он залез в палатку и стал кричать.

– Ну что лежите, палатку же унесет!

– Если ты ляжешь на место, то ее никто и ничто не сдвинет с места, – спокойно ответил я.

– Юра, угомонись. Конструкция палатки жесткая, рассчитана на шквальный ураган силой ветра до тридцати семи метров в секунду, – пояснил Славик.

Юрий Иванович продолжал отчаянно метаться по палатке, безнадежно призывая нас выйти и закрепить колья. В темноте он снес центральную стойку, и сводчатое перекрытие рухнуло ему на голову. Палатка еще продолжала держаться за счет растяжек.

Юрий Иванович плюнул и, кряхтя, полез в спальный мешок, предварительно напялив весь свой гардероб. Поскольку мешок оказался не резиновым, он долго всовывал себя, пока не свалил стойку сзади. Палатка накрыла нас.

– Вот, видишь, все само собой разрешилось. Без шума и пыли, – констатировал я.

– Ну, что, нельзя было поправить вовремя? – бурчал Юрий Иванович.

– Во-первых, сейчас ночь, – рассуждал Славик. – Мы днем-то ее кое-как собрали. Во-вторых, у нас нет инструкции.

– И, к твоему сведению, – продолжил я ход рассуждений Славика, – инструкция на пятистах двадцати двух страницах. Чтобы ее изучить – недели не хватит.

Хлопнула дверца автомашины.

– Что здесь случилось? – донесся голос Владимира Петровича.