Египетский манускрипт

Ближе к ночи в селение, где остановился караван, явился отряд вооруженных бедуинов. Признаться, меня пробрало – эти ребята выглядели так, будто вышли из фильма «Лоуренс Аравийский». Не хватало только верблюдов – все поголовно были на лошадях, причем многие имели еще и заводных.

Бедуины бесцеремонно расположились на главной площади, расшугав безответных паломников; лишь стемнело, эти муджахеддины устроили свои пляски – с непременным размахиванием оружием и гортанными воплями. Не хватало пальбы в воздух, но, видимо, боеприпасы здесь были чересчур дороги. Так что ограничились тем, что потрясали карамультуками да лязгали клинками сабель.

У них отец и сторговал двух кобыл – пришлось перебрать голов восемь, прежде чем удалось выбрать лошадей поспокойнее. Против ожидания, бедуины расстались с ними легко; правда, торговались они с чисто восточным упоением и, по-моему, из любви к чистому искусству – выигрыш их составил в итоге ничтожную сумму. Вместе с двумя верховыми удалось приобрести еще и добронравную лошадку под вьюки; впрочем, вся наша поклажа в них все одно не разместилась бы. Отец решил и эту проблему – побродив по становищам богомольцев, он сыскал двоих монахов откуда-то из Ярославской губернии, вконец измученных тяготами пешего пути. Этим божьим людям и препоручили заботы о нашем обозе. Монахи должны были вместо нас следовать с группой состоятельных паломников верхом на наших бывших ослах; еще один осел в лице нашего мукари тоже оставался при них. Для верности монахи были поощрены десятью рублями на двоих. Было условлено, что мы заберем тарантас по прибытии в Маалюлю, а пока – нас ждали четыре дня пути верхами, по караванной тропе. Паломникам же предстояло провести в дороге никак не менее полутора недель. В протертые до дыр ковровые вьюки, прилагавшиеся к купленным скотинкам, мы увязали самое необходимое – по паре смен белья, кое-что из одежды, палатку, бивачное имущество, продовольствие. В числе прочего имелись и кожаные бурдюки; мы, однако, не рискнули набирать туда воду для питья, удовлетворившись тщательно задекорированными мешковиной пластиковыми канистрами.

Не было забыто и оружие; отец пристегнул к седлу чехол с «лебелем» и повесил на пояс револьвер. Я же пристроил поперек седла лупару, обвешавшись патронташами, как революционный матрос пулеметными лентами. «Галан» прятался во вьюке: можно было легко вытащить револьвер, засунув руку под клапан из засаленной ковровой ткани.

Отец настоял на том, чтобы надеть броники; пришлось уступить, хотя я и без того обливался потом. Жилет с навешанными кармашками разгрузки я нацепил прямо на сетчатую майку, но все равно раздражал он неимоверно и к тому же мешал сидеть в седле, особенно на рыси. Арабы ездили без шпор; вместе с кобылой мне досталась разукрашенная медными чеканными пластинами плетка, на которую скотинка покосилась с нескрываемой неприязнью.

Первый же день верхового путешествия ознаменовался неприятным инцидентом. Мы проезжали через крошечный грязноватый городок; он стоял точно на паломническом тракте, однако мукари при расставании не советовал в нем задерживаться; внятных объяснений, впрочем, не последовало, так что отец решил все же сделать там привал и напоить лошадей.

Есть такая арабская пословица: «Иногда и осел ревет не напрасно». Зря мы не послушались проводника! Стоило сойти с седел на площади возле колодца, как мы были атакованы ордой грязных вопящих гоблинов. Агрессоры швырялись камнями, один из которых чувствительно угодил мне в плечо, не защищенное броником. Другой заехал между ушами кобыле, да так, что та встала на дыбы, едва не оборвав повод.

Гоблины оказались арабскими детьми; отец махнул на них плеткой, но те лишь ретировались за изгородь и продолжили бомбардировку оттуда; на этот раз мне чуть ли не в физиономию прилетел катыш ослиного помета. Тогда отец вытащил револьвер и пальнул в воздух – юные ваххабиты разом прыснули в стороны. Ушибленное плечо горело, навозная блямба на груди воняла, и я кровожадно мечтал о том, чтобы разрядить вслед мелким поганцам оба ствола моей лупары.

Минут через пять, когда мы все же принялись поить своих скотов, к колодцу явился местный патриарх – сириец неопределенно-почтенного возраста, с длиннейшей библейской бородой. Тут и выяснились причины этой микроинтифады: оказалось, во время недавней войны городок выставил от себя целую роту, и из нее будто бы не вернулось домой ни одного человека. С тех пор жители городка не могут равнодушно видеть русских. Паломники, обычно плохо подчиняющиеся дисциплине в пути, проходя через это селение, идут плотной толпой; начальник каравана и кавасы беспокойно разъезжают взад-вперед, поскольку опасения в самом деле серьезны – русские богомольцы не раз подвергались здесь нападениям. Вежливый дед усиленно рекомендовал нам не задерживаться; отец внял, и вскоре мы покинули негостеприимный городишко. Лошади шли на рысях; несовершеннолетние террористы орали что-то из-за изгородей и опять пытались кидаться камнями, но издали, так как помнили о револьвере. Это прибавило нам уверенности в себе, но я все равно не убирал ладони с шейки приклада лупары…

Отъехав на пару километров, мы перешли на шаг; отец спрятал оружие (до того он все время держал «веблей» в руке, так чтобы его было хорошо видно со стороны), и с облегчением заявил: «Ну вот, мы попали в библейскую историю».

Я хохмы не понял; тогда он пересказал эпизод из Писания – о детях, бросавших камнями в пророка Елисея. Если верить Библии, сопливым муджахеддинам сильно не повезло – на призыв изобиженного старца «вышли две медведицы из леса и растерзали из них сорок два ребенка»[15 - Четвертая книга Царств, гл. 4.]. Мне это понравилось – а вот не хрен трогать мирных путешественников! Увы, за неимением такой группы поддержки, нам приходилось впредь рассчитывать лишь на огнестрел. Воистину «добрым словом и револьвером добьешься куда больше, чем одним только добрым словом»…

Часы лениво утекали, и за неспешной дорожной беседой мы оба прозевали пыльное облачко, возникшее на гребне холма…

Глава 9

– Ну вот, пора нам и расставаться, друзья, – мягко произнес Никонов. – Еще раз огромное спасибо за то, что не дали мне пропасть.

Гости из будущего невесело молчали. Вечерело; на Москву накатывались сумерки. В углах комнаты притаились тени; не желая возиться с прикрученным на время отсутствия законных хозяев газовым краном, решили обойтись свечами. Николка сидел возле остывшего самовара, Ольга, стоя у окна, глядела на улицу; ее тонкие пальцы нервно терзали платок. Девушка не стала переодеваться – на ней все еще было то платье, в котором она гуляла сегодня по Москве; то самое, которое несколько часов назад Никонов с Яшей принесли из Верхних рядов. Однако же восторги как по поводу обновки, так и по поводу самой прогулки давно утихли; деревянная спина, заострившиеся плечи Ольги ясно давали понять, что девушка едва сдерживает отнюдь не радостные эмоции…

Ее спутники сидели за столом, напротив Николки. Роман рассеянно перебирал приобретенные в лавке открытки с видами Москвы; второй, высокий, длинноволосый, слегка сутулый – Геннадий, кажется? – с безразличным видом рассматривал обстановку гостиной, делая вид, будто происходящее его ничуть не касается.

– Ну что, друзья… Пришло, наверное, время попрощаться? Никол, не будешь ли ты так любезен…

Ольга не дождалась, когда лейтенант договорит. Она резко повернулась и, держа платок у глаз, прошла в прихожую; хлопнула дверь. Лейтенант, заметно смутившись, чуть ли не бегом устремился за девушкой. Роман собрал открытки в аккуратную стопку и поднялся из-за стола. Геннадий по-прежнему продолжал изучать секретер.

Вновь хлопнула дверь; огоньки на фитилях заплясали от короткого сквозняка. Геннадий оторвался наконец от созерцания мебели и подошел к Николке, который одну за другой задувал свечи.

– Пожалуй, пора и нам, юноша? – Голос Геннадия был мягок до чрезвычайности.

Николка мельком подумал, что именно он, из всех встреченных им в будущем, более всего походит на обитателей 1886 года. Форменный студенческий сюртук делал Геннадия почти неотличимым от иных обитателей дома Овчинниковых. Казалось, не хватает только форменных пуговиц и фуражки с молоточками в обрамлении оловянного венка – и все, готовый студент Императорского технического училища.

– Вы, Николай, пожалели бы, что ли, эту трогательную парочку, – продолжал тем временем гость. – Понимаете, какая штука – куда там Шекспиру! Прикипели друг к другу, а теперь между ними – препятствие похлеще любых Монтекки и Капулетти. Страшно сказать, сто двадцать восемь лет!.. – Геннадий сокрушенно покачал головой.

– Что ж, однако, пойдемте? А то Ольга там, во дворе, еще и в слезы ударится, незачем соседей смущать… – сказал Николка. Заперев дверь, он вслед за Геннадием спустился во двор.

Ольга подчеркнуто держалась в стороне от брата и Никонова. Было видно, что лейтенант хочет подойти к девушке, но неловкость ситуации его удерживает. Николка, внутренне скривившись от неудобства, заторопился:

– Ладно, господа, пойдемте поскорее, пока во дворе никого…

И опять Яша не уловил, куда делись Николка и его гости! Они будто растворились в стене дома. Глаз у молодого человека некстати зачесался, а потому сам момент исчезновения он упустил. Стоило на мгновение отвести взгляд – и пятеро людей, только что стоявших в дюжине шагов от Яши (он устроился в темном уголке близ дворницкой, дожидаясь, когда невесть откуда явившийся лейтенант и его странные гости покинут квартиру Семеновых), – пропали, будто в воздухе растворились! Молодой человек растерянно обозревал двор, хотя, признаться, ожидал чего-то подобного…

– Свят-свят-свят, – забормотало сзади.

Яша обернулся. Дворник стоял, вцепившись в метлу, и мелко крестился. Вид у него был ошарашенным.

– Да куды же господа-то подевались? Что же деется-то, господи? Пойти барину рассказать…

И Фомич заторопился к черной лестнице, ведущей в кухню Овчинниковых.

– Погоди, Фомич, не торопись, – окликнул Яков. Дворник сразу же замер на месте. – Не надо бы тебе ходить к Василю Петровичу. Ну что ты ему скажешь? Что люди прямо во дворе рассеялись, как туман? И что он подумает? Добро бы ты хоть выпимши был, а то ведь трезв аки стеклышко…

Фомич ожесточенно поскреб пятерней в затылке.

– Да ить и я смекаю… Небось решит барин, что я умом тронулся… а кому нужен дворник, который без ума? А ты-то все сам ясно видел? Ну как господа в воздусях растаяли?

Яша пожал плечами.

– То ли видел, то ли нет – я и сам, Фомич, не пойму. Одно только знаю – не нашего ума это дело.

– Нет, тут надо все хорошенько обкумекать, – помотал головой дворник. – Пойду-ка я пока, а ты присмотри тут…

И нетвердой походкой направился в дворницкую.

Яша обернулся и едва удержался на ногах – через двор вновь шли Николка с лейтенантом. Одни – трех других гостей, девушки и двух молодых людей, с ними не было. Дойдя до подворотни, пришельцы остановились; офицер что-то говорил мальчику; тот торопливо кивал, нетерпеливо озираясь на окна второго этажа. Никонов подал собеседнику руку – гимназист пожал ее и, как показалось Яше, что-то передал лейтенанту. Тот кивнул – и вышел на Гороховскую…

Никонов шагал по Покровскому бульвару. Лейтенанта мутило от стыда. Он вспоминал ясные глаза Николки; то, как мальчик, застенчиво заглянув в лицо моряку, протянул ему драгоценную бусинку: «Возьмите, вам нужно, вас Ольга ждет…»

Если бы совсем недавно Никонову сказали, что тот примет участие в столь недостойном лицедействе, он не задумываясь хлестнул бы наглеца по щеке. А потом с легким сердцем принял вызов – и постарался бы не промахнуться. Разыграть спектакль, до отвращения похожий на эпизод из бульварных романов, столь любимых барышнями нежного возраста… Да, кузина Варя оценила бы его актерские способности!

Никонов скривился от отвращения к себе. Николка, конечно, и не заподозрил, что чувствительная сцена, разыгранная в гостиной, – недостойная клоунада, с целью выманить у него заветный шарик от четок. Но ведь и лейтенант отнюдь не сразу осознал, что происходит и в чем его вынуждают участвовать! Да, Никонов считал себя обязанным новым друзьям; в конце концов, они на самом деле спасли его от серьезных неприятностей. Понимал лейтенант и то, как важно заполучить ключик от двери между веками; но чтобы его использовали вот так, втемную…

Вдохновителем плана был Геннадий – он, казалось, вообще не проявлял никаких эмоций, мгновенно выдавая решения подобно счетным машинам потомков. Рома ничего не понимал и не вмешивался; Ольге же происходящее откровенно не нравилось; тем более что она выказывала к моряку благосклонность, а тот вполне ее разделял. И это было тем более отвратительно – в угоду чужому замыслу согласился превратить в балаган то искреннее и, он был уверен, взаимное чувство, которое уже возникло между ним и девушкой.

Этому гнусному лицедейству не было бы никакого оправдания, если бы не то, что Никонов успел узнать за время своего недолгого пребывания в будущем. Он проглатывал книги, которые приносил Геннадий; читал до головной боли, до потери ориентации в пространстве, с трудом привыкая к чужой орфографии, к непривычному стилю, путаясь в датах и названиях. А потом искал подтверждения прочитанному в обрывках увиденных телепередач, в разговорах, которые велись в кратких промежутках между дежурствами у монитора и просмотрами записей видеокамер на Гороховской.

Прежде всего он набросился с расспросами на Ольгу с Романом. Как живут люди в их времени? Кто правит Россией? Как изменился мир за эти сто тридцать лет? Никонов с удивлением обнаружил, что молодые люди плохо знакомы с историей своей страны. На любой из его вопросов Ольга и Роман отвечали по-разному, путались, сбивались, поправлялись… Впрочем, о том, как устроен их мир, они рассказывали очень подробно, но большинства из сказанного Никонов не понимал. А то немногое, что удавалось понять, вгоняло его в оторопь.

Бомба, способная превратить в руины целый город? И не один, а сразу много? А несколько бомб могут опустошить целую страну? Ах, ракеты… И запускают их с другого континента? Какие Штаты? Те, которые североамериканские? Да ведь им только с Мексикой воевать! С какой стати – сильнейшая держава мира? И устраивает военный переворот на Украине? Значит, теперь принято говорить не «на» а «в»? Что??? Украина и Россия – разные государства? А Польша? И Финляндия с Эстляндией тоже? Как, и Белая Русь? Что, Украина и Россия собираются воевать??? Какой еще Израиль? Евреи что, тоже за Россию? Что??? Их армия – одна из лучших в мире?! Вновь Масада?[16 - Древняя крепость у юго-западного побережья Мертвого моря, в Израиле. Прославилась упорной обороной против римлян во время Иудейской войны в 67–70 гг. н. э.] Ах, Моссад[17 - Ведомство разведки и специальных задач, политическая разведка Израиля.]… не крепость, а разведка? И женщины тоже воюют? Что, и содомиты? Ах, только в Америке… Как – парад? Точно парад, а не публичная порка? Где? В центре города? Еще и бунты негров и арабов? Не в Алжире, не в Судане, а в ЛОНДОНЕ??? Как – нет Британской империи? А куда она делась? Ах, сателлит Америки… Что? Китай – второе по мощи государство в мире? А в Аравии король арабов торгует нефтью? Что, здесь тоже террористы? Значит, не студенты стреляют в губернаторов, а женщины-самоубийцы взрывают вокзалы, полные мирных обывателей? Война на Кавказе? ДО СИХ ПОР?!.

К счастью, Геннадий, с которым Ольга познакомила Никонова на следующий день после его бегства от Семенова, оказался человеком более знающим. Он обстоятельно отвечал на вопросы лейтенанта, мгновенно находил в удивительном устройстве под названием «ноутбук» нужные тексты, фотографии и даже фильмы. Узнав об открытке с броненосцем, с которой все, собственно, и началось, Геннадий дал моряку самые подробные пояснения – и тот весь вечер потрясенно слушал о бесславной гибели Первой Тихоокеанской эскадры, о неслыханном позоре Цусимы, о японских флагах на мачтах балтийских броненосцев. Это причиняло лейтенанту почти физическое страдание, но Геннадий немедленно поспешил его утешить. Оказывается, потомки создали своеобразный литературный жанр, почти что науку – «альтернативную историю». И эта наука учит, что можно, пользуясь знанием о том, что должно произойти, не допустить этих событий, заставив их развиваться в нужном ключе.

– До сих пор АИ была чисто умозрительной дисциплиной, – говорил молодой человек. – Но теперь возникла уникальная возможность проникнуть в прошлое, а значит, изменить ход истории. То, что было недавно интеллектуальной забавой, становится руководством к действию, способом отвести от России призраки грядущих катастроф!

Никонов, морской офицер и сотрудник Научного комитета при Адмиралтействе, конечно, оценил перспективу – и с головой ушел в поиски нужной информации. И прежде всего – справочников, книг, статей по истории флота. И Геннадий искал вместе с ним, упорно повторяя – все это, вся история в его, Никонова, мире еще не состоялась; надо воспользоваться знаниями будущего и сделать так, чтобы Андреевский флаг гордо развевался над океанами – на зависть и знамени с восходящим солнцем, и звездно-полосатому полотнищу крепнущего североамериканского хищника, и даже гордому «Юнион Джеку». А для этого нужна самая малость – научиться проникать в прошлое и возвращаться оттуда. Задача невероятная – если не знать, что кто-то уже сделал это и продолжает делать прямо сейчас.

Что ж… способ нашелся – хотя и сомнительный с моральной точки зрения. Но на другой чаше весов были волны, захлестывающие палубу «Графа Суворова», беззвучные вопли «ослябинцев», погибающих в железной ловушке, бомбы крупповских мортир, рушащиеся на корабли в гавани Порт-Артура. Когда речь идет о такой цене – приходится закрыть глаза на то, что при иных обстоятельствах сам отверг бы с негодованием…

Оставался Николка. Лейтенант пытался внушить себе: мальчик – сын морского офицера, а раз сделанное сослужит добрую службу отцу, то это, возможно, в какой-то мере извиняет гнусность, совершенную по отношению к сыну. Тот, конечно, поймет – когда узнает. Не может не понять…