Врата в Сатурн

Врата в Сатурн
Борис Борисович Батыршин

Этот большой мир #4
Главный герой и его друзья готовятся к спасательной экспедиции к спутнику планеты-гиганта Сатурн Энцеладу. Туда таинственный "звёздный обруч" забросил космическую станцию "Лагранж" вместе со всеми, кто находился на её борту – и теперь Земля торопится им помочь.

"Заря" – первый настоящий планетолёт с недавно созданным тахионным приводом отправится в рискованный полёт с двумя сменными экипажами. Один набран из членов отряда Космонавтов, опытных многократно испытанных покорителей космического пространства; второй же укомплектован вчерашними школьниками, с которыми мы познакомились в предыдущих книгах этого цикла.

Что ждёт их в этом захватывающем космическом рейсе, цель которого – спасение горстки землян, отправленных капризом инопланетного артефакта на другой конец Солнечной системы? И что они найдут там, куда впервые ступит нога человека?

А на Земле тем временем происходит нечто, способное, поставить под удар космическое будущее Человечества…

Борис Батыршин

Врата в Сатурн

© Борис Батыршин

* * *

«…А теперь давайте заглянем в более отдалённое будущее.

Лично я вообще не могу понять, почему астронавты мечтают попасть в межзвёздное пространство.

В ракете ведь будет страшная теснота.

Да и в питании придётся себя сильно урезать.»

    Дж. Форман, Из сборника «Физики продолжают шутить».

«То, что казалось несбыточным на протяжении веков, что вчера было лишь дерзновенной мечтой, сегодня становится реальной задачей, а завтра – свершением»

    С. П. Королёв

«В космосе ничего не пропадает».

    Станислав Лем

Часть первая. «Та-та-та, та-та-та, Мы везём с собой кота…»

I

Не устаю удивляться, как быстро в этом мире доводятся до конца начинания, на которые в оставленной мной реальности потребовались бы годы. Но факт есть факт: «Заря» готова и ждёт экипаж, в составе которого значусь и я, Алексей Геннадьевич Монахов. Корабль всего три дня, как прибыл на лунную орбиту – своим ходом, отстыковавшись от достроечного пирса орбитальной верфи «Китти Хок». Это перегон был задуман, как испытательный – за два дня перелёта инженеры непрерывно гоняли тестовые программы, возились с наладками бортового оборудования – и теперь готовы передать нам корабль в полной исправности и готовности. Ну а мы, первый его экипаж, уже две недели не вылезаем из аудиторий Центра Подготовки, где нам объясняли, что план полёта отныне перевёрнут с ног на голову – и разбираться нам с этим придётся уже на борту, по пути к цели.

Незадолго до отправления на орбиту нас всех развезли по домам – отдыхать, готовиться, прощаться с семьями. И вот я стою в прихожей квартиры на улице Крупской, дом восемнадцать и не могу оторвать глаз от стрелок настенных часов, отсчитывающих последние мои минуты в родном доме…

Жить с собакой – это здорово, это замечательно. Весело, порой шумно, особенно когда пушистое счастье начинает ни с того ни с сего гавкать с балкона на окружающий мир – и мило-уютно-щенячно. Но в жизни с собакой есть один момент, который буквально бьёт тебя под дых, без замаха, на противоходе. Это случается каждый раз, и ничего нельзя с этим сделать – ни подстраховаться, ни привыкнуть.

Самое сложное с собакой – это уходить из дома.

Даже с такой, как у меня солнечно-золотистой, понятливой Маленькой Собаченькой, которая разве что человечьим голосом не говорит – да и то, подозреваю, ленится. Собираешься вот так в прихожей – а она тихонько выцокивает когтями по коридорной плитке, садится рядом так, чтобы не мешать, – и смотрит. Молча.

Эта ушастая поганка просто смотрит тебе в душу, слегка наклонив головёнку, и в этом взгляде без всякой коробочки-смыслоуловителя – все видно. Весь спектр эмоций навсегда, навечно бросаемого живого существа.

«…ты же… когда-нибудь… вернешься, да?..»

И молчит. И лишь когда закроешь дверь, пойдешь к лифту – будет скулить. И напрасно мама будет плясать вокруг неё с кусочком сыра – слопает, облизнётся и продолжит. Тихо, жалобно. Обреченно.

И ничего этой лохматой вымогательнице не скажешь. Сама все понимает. Обычно ты знаешь, что вернешься через час или через день, и даже улыбаешься на прощание – мол, не дрейфь, Собаченька, все будет и очень скоро…

Обычно – но только не сегодня. Да она ведь знает, куда я отправляюсь – сама была там и не раз, а потому иллюзий в этой ушастой головёнке нет. Потому что я отбываю надолго. В космос. А её, прошедшую специальную подготовку, владелицу единственного в мире специального собачьего скафандра, обладательницу полудюжины титулов вроде «первая собака на Луне», «первая собака на орбитальной станции» «собака-рекордсменка по времени пребывания в космосе» и прочее – не беру. Оставляю на дне гравитационного колодца. Надолго.

Вердикт ветеринаров окончателен и обжалованью не подлежит: длительное пребывание в условиях пониженной силы тяжести губительно сказывается на собачьих суставах. Они у ретриверов вообще слабое место, а тут усугубилось, добавило болячек, так что, ещё один визит на орбиту – и обратно зверюга вернётся уже инвалидом. На Земле же суставы со временем придут в порядок – особенно если собака будет получать положенную долю физических нагрузок. Ну, с этим как раз проблем не будет: дед, отправляясь на охоту, каждый раз берёт её с собой, да и здесь, в Москве, хватает и парков, и собачьих площадок с таким же, как она, хвостатыми хулиганьём.

Стрелки еле ползут. Вот-вот из раскрытого окна раздастся требовательный гудок – серебристая, «Юность» с эмблемой Проекта на борту торопит замешкавшегося пассажира. Чемодан – пижонский, на колёсиках и с выдвижной ручкой, украшенный той же эмблемой – стоит у двери, а на мордахе у Маленькой Собаченьки вся печаль хвостато-ушастого племени. У меня – тоже. Грустный момент, даже когда знаешь, что все будет хорошо и вернёшься, дайте только срок. Но, положа руку на сердце – могу ли я сейчас пообещать это с полной уверенностью? И неважно кому – золотистому чуду, что тоскливо смотрит на меня сейчас, маме, которая предпочла уйти в комнату, чтобы я не видел её слёз, или отцу, ожидающему меня внизу? Нет, а потому – не буду даже и пытаться. Просто потреплю собаку по лохматой башке, крикну «мам, я пошёл!» – словно вышел на четверть часа в соседний магазин – и аккуратно прикрою за собой дверь.

«Юность» прощально квакнула клаксоном и зашуршала шинами в сторону улицы Крупской. Я поискал взглядом наши окна, помахал рукой маме – вон она, у окошка, с платком у глаз. Отец деликатно отвернулся и делает вид, что изучает последний номер «Науки и жизни»… Я устроился поудобнее и стал вспоминать разговор, состоявшийся два с половиной месяца назад – и неожиданно перевернувший наши планы без преувеличения, с ног на голову.

– С постройкой корабля возникли непредвиденные сложности. Мы пока не стали объявлять официально, но вам, разумеется, следует знать.

После еженедельного семинара для будущих членов экипажа «Зари», отец нагнал нас – меня, Юльку и Юрку-Кащея – в холле конференц-корпуса и пригласил к себе в кабинет, на третий этаж нового здания Центра Подготовки. Там нас уже ждали. Кто именно, спросите? Конечно же, тот, кто обычно и доносит до нас все главные новости, так или иначе связанные с Проектом. Увы, далеко не всегда приятные.

Я никак не отреагировал на сообщение, лишь покосился на Юльку. Отец ещё вчера рассказал мне всё, взяв слово пока молчать – и не приведи Бог, она догадается, что я был в курсе и не поделился! А ведь запросто, она словно мысли мои читает.

Но нет, обошлось. Юлька даже не посмотрела в мою сторону, только прерывисто вздохнула. А вот Юрка-Кащей не сумел сдержать эмоций – вскочил, едва не опрокинув кресло.

– Но, как же так, Евгений Петрович? Уже ведь трижды сдвигали! А вдруг они там, на «Лагранже», не дождутся? Из последних сил ведь держатся ребята!

– Ну, этого мы точно не знаем. – И.О.О. пожал плечами – Связь со станцией удаётся установить крайне редко и буквально на считанные секунды, видимо, их внешняя антенна получила при прыжке повреждение. Всё, что нам пока известно – что неделю назад все были живы и полны оптимизма.

– А что им ещё остаётся? – буркнул Кащей. – Вот сообщите, что спасательная экспедиция опять откладывается – посмотрю, куда денется их оптимизм.

– Потому-то мы ничего сообщать и не будем. А вам, Юрий, я бы посоветовал думать, что говорите… хотя бы иногда.

– В чём именно сложности? – подала голос Юлька. – Что-то случилось с обитаемым модулем?

Ясно, подумал я, слухи уже дошли. Ну конечно, происшествие такого масштаба при всём желании не скроешь…

– Именно… – кивнул И.О.О. – При буксировке готовой конструкции для стыковки с двигательно-энергетическим модулем пилоты буксировщиков допустили ошибку, в результате которой произошло столкновение с находившимся рядом орбитальным контейнеровозом. ДЭМ не пострадал, а вот жилого бублика больше нет – его обломки до сих пор собирают в окружающем пространстве. Так что, увы, эту часть работы придётся начинать заново.

– Полгода, минимум… – добавил отец. – К счастью, на орбитальной верфи есть дублирующие узлы, а то бы и ещё дольше…

Известие было по-настоящему скверным. Горстка людей, которые застряли на станции «Лагранж», заброшенной в невообразимую даль магией «звёздного обруча», таинственного инопланетного артефакта, каким-то чудом сумела продержаться почти год. И далеко не факт, что они протянут ещё полгода в ожидании помощи с Земли… которая то ли придёт, то ли опять запоздает.

Пока Юлька с Кащеем засыпали И.О.О. и отца вопросами об обстоятельствах аварии, я отмалчивался, рассматривая висящее на стене схематичное изображение корабля. Он слегка напоминал «Звездолёт, Аннигиляционный, Релятивистский, Ядерный» из любимого фильма: та же пара реакторных колонн, крылышки-пилоны с сигарами тахионных торпед – разве что, вместо зеркал-отражателей на корме красуется брусок двигательного отсека. Но главное, бросающееся в глаза отличие в «бублике» жилого модуля, установленного не плашмя, как у хрестоматийной «Зари», а в поперечной плоскости – предполагается, что он будет вращаться, создавая искусственное тяготение в половину земного, как на большинстве орбитальных станций.

Рядом со схемой корабля на стене висела большая художественно исполненная цветная фотография малой орбитальной станции «Герман Титов». Станции этого типа недавно начали производить серийно и размещать в околоземном и окололунном пространстве – насколько мне известно, к настоящему моменту на орбите таких уже три. Они представляют из себя обычные трёхслойные «бублики» – машинерия «космического батута» во внутреннем слое, вращающийся средний, с жилыми и рабочими отсеками, и неподвижный внешний, служебный. Размерами станции этого класса почти вдвое уступают хорошо знакомому мне «Гагарину» или окололунной «Звезде КЭЦ» – их тахионное зеркало способно пропускать сравнительно небольшие объекты, вроде пассажирских лихтеров типа «орбитальных автобусов» или стандартных контейнеров с помощью текущее снабжается вся орбитальная группировка. Конечно, крупные грузы вроде частей конструкций космических кораблей и орбитальных станций в уменьшенные «батуты» не пролезут – но для станций подобного типа, по сути, типовых модулей, которые можно переоборудовать для самых разных научных, производственных, даже туристических целей, этого и не требуется.

Подпись под фотографией сообщала, что данная станция, четвёртая в серии, носящая название «Валентина Терешкова», полностью смонтирована и готова принять «население» в составе тридцати человек. Рядом, столбиком перечислялись основные параметры – рабочий диаметр «батута», диаметр внешнего, служебного кольца, масса покоя и рабочий объём. Я дважды пробежал эти числа и нашёл на соседнем плакате данные жилого «бублика» «Зари». Конечно я, как и все присутствующие в кабинете, знал их назубок, и мог отбарабанить, даже проснувшись посреди ночи – но ведь не мешает лишний раз убедиться, верно?