То, о чем лишь ветер в роще…
То, чего ни ржа, ни тлен
Больше не коснутся, в общем —
Равноценен сей обмен.
Ода дивану
Скрипи, мой диван, подо мною,
Рыдай, как разбитый рыдван,
Пускай под рессорной дугою
Мелькает дорожный бурьян.
Несись в полуночных просторах,
Пружинами всеми звеня,
Пусть сонмище снов, словно свора
Собак, провожает меня.
Лети, мой диван, невесомо
И в ночь уноси седока
От улицы прочь и от дома,
Где сердце сдавила тоска,
Где с милой, с которой делили
Мы счастье земное и кров,
В быту, как в бою, пристрелили
Невечную нашу любовь.
Рыдай же над нами утробно.
Ты тоже, на ножках кривых,
Тому Боливару подобно,
Не вынесешь больше двоих.
* * *
Когда-то Державин расстроился,
Сказав гениально о том,
Что все медным тазом накроется,
А лира пожрется жерлом.
И предостерег нас по-доброму,
Что все обращается в прах.
Потомок, сродни археологу,
Найдет нас в глубоких пластах.
А что мы оставим для вечности
Читателям новых эпох? —
Обломанных рифм наконечники
Да ржавые лезвия строк.
Дорди Вера (Никитина Вера)
Лауреат конкурса 3 степени
Родилась в 1956 году, детство и юность прошли в г. Мелитополе, где она получила педагогическое образование. После института постоянным местом жительства стал г. Новосибирск, где 20 лет преподавала в школе и 15 лет занималась предпринимательством. К стихам вернулась осенью 2018 года. В 2019 году заняла 2-е место в конкурсе стихотворений на историческую тематику «Поэтического клуба Президентской библиотеки, г. Санкт-Петербург, 2-е место в поэтическом конкурсе «Цветы Франции» в рамках фестиваля культуры и искусства Франции «Фиалки Тулузы», 1-е место в Конкурсе Международного Фонда ВСМ «Никто и ничто не заменит тебя». Почта: dordi@bk.ru
Итальянский вопрос
Лишь тёплые губы шепнули «мой Ваня»,
и сдался матрос итальянского флота,
такое красивое имя Джованни
осталось забытой и трепетной нотой.
Он мило бранился по-русски нередко
с соседом из немцев, давно обрусевшим,
и стал моим самым загадочным предком,
когда-то с Россией сродниться посмевшим.
С лица не сходила восторга улыбка,
когда выпивали за дружбу и братство,
и только из красного дерева скрипка
была его главным и верным богатством.
С глазами, прикрытыми от вдохновенья,
играл про любовь и прекрасные муки,
а дети, измазавшись свежим вареньем,
ловили божественной музыки звуки.
Была бы возможность сидеть с ними рядом
и слушать волшебную музыку эту,
я предка спросила б не словом, так взглядом:
«Зачем ты, Джованни, затеял всё это?»
Шепнула бы этим невинным потомкам:
«Бегите, спасайтесь!», пока не настало
то страшное время, где скрипки в котомках
и степи казахские вместо вокзалов.
И выжить не всем, и вернуться немногим
за то, что, Джованни, ты был итальянцем,
а где-то Сибирь обморозила ноги
соседям их, немцам, читай, иностранцам.
Ни те, ни другие сгибаться не стали,
а сколько достоинства в преданных лицах,
не зря же их деды присягу давали
России и матушке императрице.
Забыты давно итальянские корни,
замужеством скрыта фамилия эта,
да только Джованни, России поборник,
узнать не успел продолженья сюжета.
Как ждали полжизни короткого слова,
услышать хотели одно – «невиновны»,