День Хромосомы «Хэ»

– Вот у тебя девушка есть? – сказала Берта, стукнув последней мелкой коробкой об полку и резко выдохнув воздух из себя так, что ее щеки синхронно раздулись и стали похожи на кожаные парашюты, – ха! Успокойся, говорит он! Ты даже не женат – ты не можешь мне вообще что-либо говорить, – Берта развернулась к Пуку. Он увидел в полумраке ее сверкающие глаза.

– Скажу так: у меня есть свободные отношения, на самом деле, это, конечно, еще та херь. Ну, типа, да, есть. Да, я не женат. Но зачем оно мне надо? Я молод – веду свободный образ жизни. Мне быть женатым не так и надо, – Пук снова всосал несколько капелек чая.

– Заебал прихлебывать! – грозным взглядом она посмотрела на него. В ней читалось явное желание расколошматить чертов стакан об его голову, – Господи! – Берта возвела руки к потолку, вытянула шею и, запрокинув голову назад, каким-то полувоем протянула в пространство между ней и потолком, – почему? Почему я не родилась лесбиянкой? Почему меня окружают вокруг либо импотенты, либо козлы, либо идиоты да нищеброды?

– Так, что с ним не так-то? – Пук смотрел на нее спокойным пофигистичным взглядом, – что не так с мужем твоим?

– Я ему говорю: «Юра, дорогой, я хочу новаторства в нашем браке, ну, оттрахай меня в примерочной, давай, я тебе в автобусе отсосу?», – она скрестила руки на груди и с прищуром посмотрела на Пука.

– А он?

– А он – мудак, говорит, чтобы я не подходила к нему с этим. Интеллигент херов, – Берта посмотрела в экран телефона.

– Хм, окей. Хочешь экстрима?

– В смысле?

– Давай поебемся?

– Алло, я, вообще-то, замужем! – Берта показала тыльную часть правой руки, на безымянном пальце которой сидело кольцо с бриллиантом размера со спичечную головку.

– Да, похуй как-то. Я предложил, твое дело решать, – сказал Пук, отпив наконец-таки чай уже нормально: полным глотком. Берта в этот момент продолжала смотреть на него с прищуром, недоумением и непониманием во взгляде.

– Это шутка? Наебка?

– Нет, это деловое предложение, и только.

– Вот какой ты интересный, так скажем, деловой человек… – Берта потянулась к чайнику и взяла его за ручку, – вот я тебе сейчас как кипятком по еблу заеду, хуесос ссанный.

Пук не реагировал и продолжал медленно пить чай, отхлебывая все больше и больше. Они оба застыли так: она держала чайник и смотрела ему в глаза, он держал наполовину полную чашку с черным чаем, который по мере своего остывания становился темнее и оседал на стенках.

– Ну, как хочешь, – он пожал плечами и в один глоток прикончил чай.

Берта поставила гребанный чайник на его место. Сделав неуверенное движение в сторону Пука, она то ли подошла, то ли оставалась на своем месте, просто вытянув вперед свою ногу.

– Хорошо, давай.

– Что давать?

– Только у меня эти дни.

– И?

– Ох, блять, мой перерыв сейчас кончится. Вставай.

Пук встал и прижался спиной к стеллажу. Берта опустилась на колени, расстегнула ширинку джинсов Пука. Сквозь гульфик она достала полувставший член и взяла его в рот. Пук сначала запрокинул голову назад, пытаясь понять: это происходит с ним? Но спустя время ему начало казаться, будто головка его пениса горит. Его взгляд упал на мусорную корзину, в которой лежала тарелка из-под «Доширака» и красная его этикетка.

– Блять, – прошептал Пук.

3.

Он ехал в метро и через соломинку пил пиво из банки, которая находилась в шерстяной варежке. Облокотившись на металлический поручень в старом «еже», Пук смотрел на растянувшиеся на многие километры под Москвой силовые кабели, больше и похожие на серо-коричневые полосы-сосуды огромного организма, внутри которого обитает сотня-другая глистов разных расцветок, форм, старых и новых видов, внутри которых дохера бесполезных саморазвивающихся яиц способных к размножению и оплодотворению друг друга.

Пук сморщился, пиво попало не в то горло, хуй все еще продолжал гореть. Дважды он обработал его мороженым, помогало это слабо, но какую-то основную часть капсаицина с поверхности головки оно смогло связать. Горел член не так сильно, как несколько часов назад.

– Молодой человек! Ну, молодой человек! – в жопу его локтем ткнула какая-то костлявая старушка.

– Да, чего вам? – он развернулся на прилетевший в его задницу тык.

– Не могли бы вы не прислоняться к этой перекладине? Вы мне мешаете.

– Но тут места в вагоне не так много, чтобы я не прислонялся. Понимаете?

– Прислоняйтесь где-нибудь в другом месте! Молодой человек!

Пук развернулся вокруг своей оси и присел на корточки, поравнявшись с старушкой взглядами. Он долго рассматривал ее морщины. Лицо ее было похоже на старую сморщенную курагу или персиковую косточку. Кожа местами становилась гладкой на щеках и рядом с носом, приобретая пигментные пятна, постепенно сливающиеся между собой. На седых волосах сидела отвратительная розовая шляпка, площадь ее покрытия составляла не более площади покрытия еврейской кипы. В руках она держала небольших размеров зонтик белого цвета, возле ручки которого красовались рюшечки. В целом это была маленькая сухая бабушка, всю жизнь прожившая в центре Москвы, потому что родилась она когда-то на окраине этого мегаполиса, граница которого однажды сдвинулась до самого МКАДа. Всю жизнь свою она проработала на государство-эксперимент, которого уже не существует. Бабуля с устоями, что ей все должны, а государство – благо и манна небесная.

– Значит так, – сказал Пук, – я, вроде как, старость всегда уважал. Предлагаю вам бартер, надеюсь, слово знакомое для вас, короче, вы затыкаетесь ровно на станцию, а я не трусь своей задницей о вас. Хорошо?

– Прости, что? – ее возмущение было огромно.

– Вы все слышали. Поэтому давайте… Просто т-с-с-с, – Пук поднес указательный палец к губам, затем резко встал и развернулся. Он не увидел в ее глазах молнии и прочей хрени, которую можно увидеть в такие моменты. Как-то интуитивно оба они решили избежать той поганой ситуации, когда все орут друг на друга, матерятся без повода, ссут друг другу в кофейные стаканчики, пивные банки и на шляпки. Короче, вот этого всего они решили просто избежать.

Поезд остановился на станции и, раскрыв двери вагона, выпустил всех желающих на, заведомо отсутствующую, волю, после чего с оглушительным стуком он закрыл свои двери и умчал куда-то дальше в свой тоннель, оставив голыми и сверкающими рельсы где-то там внизу.

Неожиданное чувство тошноты подкатило к горлу. Пук стоял и смотрел на блестящие рельсы. И, кажется, голова у него не кружилась, но взгляд вниз спускался по спирали к металлическим полозьям, на которых он уже мог разглядеть все вплоть до мелких трещинок, точечек, вмятин и прочих изъянов металла. Пук мог бы вечность так стоять и смотреть на блестящие рельсы, но его оглушил гудок приближающегося поезда, а по плечу похлопала женщина-смотритель станции.

– Молодой человек, – сказала она тихим и явно нервным голосом, продолжая хлопать по плечу, – только не в мою смену, пожалуйста.

– Я и не собирался, – ответил Пук и медленно поковылял в направлении выхода со станции.

Он шел по Малой Грузинской улице мимо биологического музея. Затем он прошел мимо католического собора, как впрочем и всегда остановившись и посмотрев на его острые формы и черно-коричневый кирпич. Именно этот костел он считал самым красивым храмом во всей Москве, самым строгим, аскетичным, если так можно выразиться, и приятным глазу местом, в которое он бы также зашел, как обычно проходя там, но сейчас Пук просто прошел мимо, снова очаровавшись им, обновив уже замыленную картинку этого места в своем сознании и памяти.

Навесные фонари растянулись над дорогой. В этой картинке явно не хватало трамвая, например, или троллейбуса. Но, зато эта улица дополнялась прекрасной лучезарной девушкой, вышедшей откуда-то из-за угла многоквартирного блочного дома. Одетая в мешковатые серые брюки, доходившие до щиколоток и оставляющие пространство между краем штанин и белыми массивными кроссовками Fila, представленное полоской загорелой кожи, и в серый связанный крупным ажуром свитер, сквозь который проглядывал белый топ от Calvin Klein. Ее большие светло-карие глаза, окруженные длинными черными ресницами излучали что-то невесомое и до крайности родное, дарующее что-то наподобие веры и надежды в то, чего он, может быть, сам и не знал. Природная, в какой-то степени даже дикая, красота. Она прошла мимо, бросив мимолетный легкий взгляд, а затем скрылась за следующим поворотом. Пук стоял и продолжал смотреть уже на пустынную улицу, пытаясь осознать увиденное, еще раз поймать глазами образ, исчезнувший за поворотом.

Вибрация телефона в кармане может отрезвляющим образом действовать на каждого из нас. В кармане вибрировало так сильно, что от этого чесалась мошонка, понемногу хуй твердел. Пук достал из кармана телефон, посмотрел в его разбитый экран, звонила его старая знакомая Эвелина, работавшая редактором в передаче «Говорим по-семейному» на телеканале «Секунда».

– Привет, Пук! – прозвучала неловкая пауза, – давно не разговаривали.

– Привет. Да есть такое. Как твои дела?

– Работаю… – протянула Эвелина, – я, собственно, по делу тебе звоню.

– Очень внимательно тебя слушаю.

– У нас тут на передаче не хватает людей для массовки. Не хочешь поучаствовать?

– Ну, вроде бы, планов у меня не было. Но, я даже не знаю, – пробубнил Пук.