Альпийская крепость

Софи молча кивнула головой, давая понять, что теперь кое-что прояснилось.

Посидев еще с минуту в кресле, она поднялась и пошла к себе на второй этаж, попросив ординарца позвать ее, когда появится штандартенфюрер Гредер.

8

Это был тот редкий случай, когда, собрав у себя в рейхсканцелярии нескольких высших руководителей империи, Гитлер не стремился сходу завести себя, завладеть вниманием и душами подчиненных, довести их и себя до некоего ораторско-философского исступления. Он медленно, с неуверенностью человека, лишь недавно оправившегося после тяжелейшего инсульта, прохаживался у своего стола, и, казалось, занят был только тем, что прислушивался к старческому шарканью своих шагов.

– Ситуация складывается таким образом, – наконец заговорил он, не отрывая взгляда от пола и не останавливаясь, – что в конце концов мы все же будем побеждены. Да, как бы мы ни старались скрыть эту правду жизни от самих себя, в этой войне мы потерпим поражение. Теперь это уже очевидно.

«Хорошо, что фюрер не пригласил на это совещание Геббельса, – с грустью подумал Скорцени, – тот наверняка бросился бы уверять его, что доблестные германские войска остановят вражеские полчища у стен столицы, а бывшие западные союзники русских согласятся на сепаратные переговоры, и все такое прочее…».

Как и все присутствовавшие, обер-диверсант рейха понимал, что наконец-то он настал, этот «день великого прозрения», когда фюрер, прежде всего сам фюрер, вынужден взглянуть в глаза правде жизни и принять решение: как быть дальше.

– Вы уже знаете, вести переговоры о перемирии Черчилль отказался, – голос Гитлера был по-старчески ворчливым и неровным, при том, что говорил он в нос, по-гайморитному гундося. – Да, теперь мы уже окончательно можем сказать себе и всему миру, что именно Англия, ее руководство, будут нести перед миром всю ответственность перед будущими поколениями за разгром Западной Европы, за гибель западноевропейской цивилизации[16 - Здесь и дальше интерпретируются действительные высказывания Гитлера, которые, будучи донесенными до исследователей благодаря одному из участников этого совещания, воспринимаются теперь как постулаты политического завещания фюрера.]. Запомните мои слова: в грядущей войне Европа будет уничтожена в течение одного дня. Вы не ослышались: именно так, в течение всего лишь одного дня.

Обычно подобные слова фюрер восклицал, глядя в потолок, потрясая поднятыми вверх руками и всячески вводя себя в транс. Однако ничего подобного сейчас не происходило. Скорцени вдруг почувствовал, что это уже не тот фюрер. Совершенно не тот.

Скорцени вдруг панически поймал себя на том, что Гитлер теряет в его глазах тот ореол величия и мудрости, тот образец для подражания, тот символ связи с Высшими Посвященными, символ непререкаемости авторитета, благодаря которым, собственно, и формировался в былые времена его культ. Тот величественный культ «фюрера Великогерманской нации», благодаря которому германская нация сумела возродиться после Первой мировой войны и стала такой, какой она встретила Вторую мировую, то есть воистину великой.

– Если наш народ… Если какая-то часть нашего народа в той, следующей, войне уцелеет, ей нужно будет не только возродить Германию, но и восстановить основу западной цивилизации, объединив при этом элиту западноевропейского мира против русского жидо-коммунизма и азиатчины.

«Но ведь собрал-то он нас не для того, чтобы напичкивать подобной банальщиной, – хотелось верить Скорцени. – Раньше он, конечно, мог сколько угодно впадать в такие разглагольствования, поскольку фронтовые успехи позволяли ему предаваться любым бредовым фантазиям. Но время-то и в самом деле другое».

– Не те времена сейчас, не те! Даже фюрер теперь уже понимает это, – проворчал сидевший слева от Скорцени обергруппенфюрер и генерал-полковник войск СС Зепп Дитрих, не очень-то и заботясь о том, чтобы сам фюрер слова его не расслышал.

– Важно постичь глубину этого понимания, – едва слышно, почти не шевеля губами, ответил Скорцени.

– Я помню, как мужественно вы действовали в Арденнах, оберштурмбаннфюрер[17 - Здесь имеется в виду участие Скорцени во главе целой армейской бригады специально подготовленных диверсантов в наступлении в Арденнах, в Бельгии, в декабре 1944 года, которое стало последним крупным наступлением немцев во Второй мировой войне. 6-я танковая армия СС генерал-полковника Дитриха действовала тогда на правом фланге и ей была придана специальная 150-я танковая (танково-диверсионная) бригада порыва, подчиненная непосредственно Скорцени.], – воспользовался Дитрих тем, что Гитлер вновь на какое-то время впал в полузабытье, в какую-то вневременную интеллектуальную прострацию. – Если бы тогда нам подбросили подкрепления, мы могли бы очистить все нидерландское побережье. Это я вам говорю, Зепп Дитрих.

– В целом мы все-таки действовали неплохо, – едва слышно проворчал Скорцени. – Военные историки вынуждены будут признать это.

– Военные историки – это всего лишь армейское дерьмо. Что они могут смыслить во всем том, что происходило в Арденнах? Попомните мое слово, что этого наступления англо-американцы нам никогда не простят[18 - Он оказался прав. После войны американская военная фемида развязала тотальное преследование участников этого наступления, выделив их деяния в специальное «Дело о Мальмеди». В рамках его должен был предстать перед судом в мае – июле 1946 года и Скорцени, однако руководитель американской разведки (УСС) генерал Донован лично занялся его спасением. Что же касается генерал-полковника войск СС Зеппа Дитриха, то он был приговорен американским военным судом к 25 годам заключения.].

– Стоит предположить…

– Вспомните, как они зверствовали, хватая в своем тылу ваших провалившихся парней. Припоминаю, как…

Предаваясь каким-то своим воспоминаниям, Дитрих уже был готов окончательно игнорировать чувственные экзальтации фюрера, но в это время Гиммлер осуждающе взглянул на некстати разболтавшихся подчиненных, и они вынуждены были приумолкнуть. Тем более что и фюрер тоже вдруг словно бы очнулся и заинтересованно взглянул на генерал-танкиста от СС.

Пока что оставалось загадкой, почему среди приглашенной на совещание правящей элиты вдруг затесался этот, один-единственный, вояка-фронтовик – коренастый, «простаковатый на вид и грубоватый на слово», как охарактеризовал его однажды рейхсляйтер Борман, генерал. И добро бы кто-нибудь из фельдмаршалов, командующих группой армий, а то ведь всего лишь командующий 6-й танковой армией СС, да к тому же расквартированной сейчас где-то в Австрии.

– Однако я призвал вас сюда, в эти освященные вечностью стены, вовсе не для того, чтобы оплакивать исход нынешней войны, гибель нынешнего, Третьего рейха германцев. – Теперь Гитлер стоял, опираясь растопыренными ладонями о стол. Скорцени видел, что ноги его подогнуты, он уже как бы и не стоит, а пребывает в каком-то полуприсесте, словно бегун, безнадежно засидевшийся на стартовой линии после второго фальстарта. – Нам следует подумать над созданием Четвертого рейха, позаботиться о том, чтобы его творцы начинали свою деятельность, имея достаточный запас драгоценностей и валюты. Должен вам прямо сказать: я хочу оставить творцам последующего великого рейха богатое наследство. Настолько богатое, чтобы оно оказалось достойным возрождаемой Великогерманской идеи. У тебя, Борман, будет особое задание.

– Как всегда готов, мой фюрер, – медленно как-то выходил из состояния своей партийной полудремы рейхсляйтер. Все это время он сидел откинувшись на спинку кресла, но при этом массивная голова его покоилась на груди, упираясь подбородком в лацкан френча армейского образца.

В последнее время Борман предпочитал ходить в таком вот, грязно-песочного цвета френче без каких-либо знаков различия, но тем самым отличаясь от всех остальных приближенных фюрера, обычно присутствовавших на подобных совещаниях.

– Я хочу, чтобы ты сейчас же отбыл в Берхтесгаден, а затем в Оберзальцберг и в Штирию, в Мертвые горы. Мы должны срочно наметить все те тайники – в ставке «Орлиное гнездо», в шахтных штреках, горных пещерах и озерах, в стенах и подземельях местных замков и храмов, наконец, под хозяйственными постройками надежных крестьянских усадеб, – в которых будут сосредоточены государственные и наши с вами личные сокровища.

Улавливая суть задания, которое фюрер давал своему заместителю по партии[19 - Официально Мартин Борман числился руководителем канцелярии Национал-социалистской германской рабочей партии (НСДАП), а также личным секретарем фюрера. Однако во многих источниках его называли и продолжают называть «заместителем фюрера по партии», поскольку именно так любил именовать себя сам Борман.], Геринг все более нервно подергивал не в меру разжиревшим затылком, свисающим за ворот неуместно белого для подобной «похоронной церемонии» и непростительно парадного кителя. Скорцени хорошо помнил, что именно Геринг первым всерьез задумался над спасением своих сокровищ от варваров. Вот только место для собственного «острова сокровищ» стал искать неподалеку от ставки фюрера «Бергхоф» и своей собственной бункер-виллы, именуемой в народе «Герингхаузом». Но из этого не следовало, что именно он первым зародил идею «Альпийской крепости», просто дальше уходить некуда: горы – последняя надежда всяк терпящих поражение.

– Вы не ослышались, господа, и личные тоже, – понемногу оживал фюрер, пытаясь придать своему голосу надлежащие твердость и решительность, – поскольку большая их часть отныне должна служить идее будущего рейха. Запасы золота и серебра, изделия и полотна древних мастеров, наиболее ценная храмовая утварь – все это мы обязаны спасти от варваров, от разграбления; спасти ради наших последователей, ради идеи национал-социализма.

Произнося все это, Гитлер вновь обращался исключительно к Борману, вызывая тем самым ревнивое негодование у рейхсмаршала.

– Мы должны вернуться к идее «Альпийской крепости», – высказался он, как только фюрер завершил очередную часть своего монолога. – Создавая вокруг ставки «Бергхоф» мощный укрепрайон, который бы охватил западные районы Австрии и весь юг Германии, мы получим прекрасный горный редут, в котором отборные войска смогут держаться достаточно долго, чтобы диктовать врагам свою волю. Это позволит не только превратить Альпы в неприступную крепость, но и в надежную, тайную сокровищницу. Мы должны вернуться к этой идее, потому что пора, мой фюрер, давно пора!

9

Из шифрограммы Даллес знал, что в Швейцарию под именем дона Чигарро должен прибыть генерал-майор Уильям Донован[20 - Речь идет о генерал-майоре американской армии, начальнике (1942–1949 гг.) Управления стратегических служб США Уильяме Джозефе Доноване. Известно, что еще в 1944 году он через американское посольство в Испании стремился перевербовать Скорцени, которым всегда восхищался и которого, находясь в Германии в мае – июле 1946 года, лично спасал накануне процесса по «делу о Мальмеди». На этом процессе Отто должен был проходить в числе других офицеров СС (33 из них были приговорены к смертной казни, 23 – к пожизненному заключению), причастных к преступлениям, содеянным во время наступления в Арденнах в декабре 1944 года.], но до последней минуты не верил, что подобный визит вообще в принципе возможен. Начальник Управления стратегических служб США – и вдруг столь неожиданный, рисковый вояж!

Конечно, благополучная нейтральная Швейцария – это не объятая войной Германия, и уж тем более – не Россия, так что опасаться ему здесь особо нечего. Тем не менее должно было произойти нечто из ряда вон выходящее, чтобы сам шеф разведки Соединенных Штатов оставил свой офис на Чепел-Хилл в Бэррвилле и подался на армейском самолете в Италию, дабы оттуда прилететь в Берн.

– Не трудно догадаться, что, исходя из принципов безопасности, в Вашингтоне были против моей поездки сюда, – выкладывал свою «домашнюю заготовку» Донован, сидя за массивным обеденным столом в номере Аллена. – Но я принадлежу к тем немногим руководителям разведки, которые предпочитают лично инспектировать свои наиболее важные резидентуры.

– К тому же у вас произошла довольно… – Даллес замялся, подыскивая самое безобидное слово, – основательная, что ли, беседа с генералом Дуайтом Эйзенхауэром.

Шеф управления разведки с такой грустью осмотрел бокалы с пивом и огромные «альпийские» отбивные, исходящие паром на еще более огромных мисках и присыпанные тонко нарезанным жареным картофелем – словно все это благополучие у него бездушно отбирают, и угрюмо, с виноватым видом спросил:

– Значит, об этом разговоре вам тоже известно?

«Причем с куда более пикантными подробностями, чем вы способны представить себе, генерал», – мысленно ответил Даллес. Но при этом сочувственно пожал плечами и щадяще произнес:

– Лишь в самых общих чертах, как вы понимаете, сэр.

В своих стычках с людьми в мундирах Главнокомандующий союзными силами в Европе генерал Эйзенхауэр вообще никогда особой деликатностью не отличался. А уж в беседе с начальником управления разведки он попросту рассвирепел. И было от чего свирепеть.

В течение нескольких месяцев агентура Донована уверяла его и Президента США, что фюрер готовится перенести свою канцелярию и штаб Верховного командования вермахта в подземелья некоего подземного города СС «Регенвурмлагеря», он же «СС-Франкония». При том, что никто ему, Главнокомандующему союзными войсками в Европе, не способен был толком объяснить, что собой представляет эта «подземная страна СС». Да, чуть ли не каждый день поступали все новые сведения о том, что будто бы немцы переносят туда, в подземелья, заводы по производству ракет «Фау» и ядерной бомбы, создают запасы урановой руды, строят подземные аэродромы, а также лаборатории по созданию непобедимых «солнечных дисков»[21 - В те годы названий «летающие тарелки» и НЛО не существовало, аппараты, которые испытывали конструкторы рейха, назывались «солнечными дисками».] и бессмертных, не ведающих ни боли ни страха зомби-воинов; а еще – создают мощные склады с оружием и продовольствием, разводят подземные огороды, животноводческие фермы и все такое прочее.

И поскольку в последние месяцы Гитлер все равно не появлялся в Берлине, предпочитая отсиживаться в своей далекой восточно-прусской ставке «Вольфшанце», почти под носом у русских, а тут еще маршал Жуков на несколько месяцев остановил продвижение своих войск в Польше и почему-то стал окапываться на правом берегу Вислы, – то вроде бы все сходилось.

Получалось так, что русские благородно позволяли англо-американцам увязать в многомесячных боях, теряя сотни тысяч своих парней на фронтах Германии, на всем пространстве уже даже не вплоть до Берлина, а вплоть до Эльбы. А сами ждали, пока Гитлер вместе со всей верхушкой рейха пожалует в эту подземную мышеловку, «Регенвурмлагерь», чтобы взять их там вместе со специалистами, технологиями и заводами по производству «Фау», «солнечных дисков» и даже такой вожделенной для Сталина атомной бомбы!

Причем все яснее становилось, что, чем сильнее оказывался напор вверенных Эйзенхауэру союзных экспедиционных сил, тем ближе были к заветной цели войска Жукова, до поры отсиживавшиеся на берегах Вислы. К тому же русские генералы готовились в первых рядах бросить на доты «СС-Франконии» поляков из лихорадочно формирующейся Армии Людовой, чтобы ворваться в подземелья на их спинах, а точнее, по их трупам.

Не успели еще агенты Объединенного комитета по разведке Верховного командования союзных экспедиционных сил в Европе[22 - Именно такое наименование было присвоено объединенной военной разведке сил генерала Эйзенхауэра.] развеять и части мифов, сотворенных германцами вместе со сказочниками Донована, как по каналам подведомственного тому же Доновану УСС начала массированно поступать информация о создании какого-то сверхмощного укрепрайона в Альпах, в одних донесениях именуемого «Альпийском редутом», в других – «Альпийской крепостью» или «Национальным редутом». При том, что ни в одном из них не подавалось четких очертаний этого укрепрайона, а воздушная разведка, находящаяся под личным патронатом главкома Эйзенхауэра, вообще не обнаруживала каких-либо фортификационных работ ни на одном из участков предполагаемого укрепрайона, от горных массивов Шварцвальда на западе Южной Германии, до Баварских Альп на востоке[23 - Здесь использованы свидетельства как германских, так и американских источников о том, что генералы Донован и Эйзенхауэр, а вслед за ними и Президент Трумэн, стали жертвами мощного дезинформационного натиска отдела внешней разведки Главного управления имперской безопасности (РСХА) Германии, причем генератором всей это «дезы» стал именно он, резидент УСС в Швейцарии Аллен Даллес, жизнерадостно поставлявший своему руководству порой совершенно очевидный бред.].

Уже сама чехарда с названиями способна была взбесить Эйзенхауэра; во всяком случае, она порождала сомнения в достоверности всех этих пугающих воображение сведений. Но самое ужасное, что, базируясь на них, Эйзенхауэру какое-то время приходилось докладывать Президенту Трумэну о том, что одни и те же сверхсекретные конструкторские бюро, лаборатории и заводы руководство Германии одновременно эвакуирует и в «Регенвурмлагерь», и в «Альпийскую крепость», и, что уж совсем представлялось бредом, куда-то в подземелья Антарктиды.

В сведениях, поставляемых Донованом штабу экспедиционного корпуса, указывалось на переброску неких отборных дивизий рейха в сердцевину «Альпийской крепости», в то время как на поверку оказывалось, что эти дивизии истекают кровью на Восточном, а некоторые даже на Западном фронтах, то есть буквально под носом у генералов объединенных сил. Что неопровержимо подтверждалось показаниями пленных офицеров из этих дивизий, а также имеющимися при них документами.

Так вот, подноготная появления шефа Даллеса в Европе в том и заключалась, что Эйзенхауэру осточертели фантазии «сказочников и баснописцев» из УСС. После очередного недоумения высказанного Трумэном по поводу его доклада в связи с перспективами развития событий в Германии, главком объединенных сил буквально озверел. Он через окружение Президента потребовал Донована к себе, и тогда уж высказал все, что думает по поводу ценности и достоверности донесений агентов внешней разведки США. Причем сделал это с солдатской прямотой и в самой грубой форме.

А поскольку главным источником всей этой массированной дезинформации выступал, как оказалось, резидент УСС в Швейцарии, то его шефу не оставалось ничего иного, как последовать настоятельному совету главкома Эйзенхауэра: «Так вот, лети к этому своему засидевшемуся в Берне баснописцу Даллесу и вытряхни из него душу! Только обязательно сделай это, пока то же самое не сделал я». О чем и успел сообщить Даллесу один из проверенных людей из штаба Эйзенхауэра.

Вот почему, встречая сейчас начальника внешней разведки США, резидент в Швейцарии как никогда явственно чувствовал, что он находится на грани провала. Не перед швейцарской контрразведкой, которой по большому счету было наплевать на его деятельность, и не перед контрразведкой рейха, которая чувствовала себя в этой стране вольготно и вела себя крайне нагло, а, что самое страшное, – перед своим руководством.

Едва они сделали по несколько глотков пива, как Донован, – смертельно уставший, с бледновато серым лицом стареющего коммивояжера, – достал из внутреннего кармана и положил перед Даллесом несколько листиков бумаги.