Черные комиссары

– Получается, что о детдоме вам тоже все известно…

– Не говоря уже о Севастопольском артиллерийском училище береговой обороны флота.

– Ну, там ничего особого не происходило.

– Ничего порочащего, хочешь сказать?

– Тогда вы почему-то вербовать меня не старались, – с ироничным упреком заметил Гродов. – А ведь за это время меня можно было основательно подготовить.

– И готовили. Училище окончил, офицерское звание получил, военную закалку прошел. Это, по-твоему, что, не подготовка?

– Но не контрразведчика же…

– Почему «не контрразведчика»? Знаешь, как меня готовили? Совсем молодого парнишку, необученного и почти неграмотного, заслали в банду басмачей. Трижды я был на грани провала, трижды меня ставили на колени, приставляя нож к кадыку. Такая закалка-подготовка тебя устроит? Могу организовать. Ладно, не пыжься, никто из нас не знает, на что он в действительности способен, как поведет себя в той или иной ситуации. Зато потом позволили служить в контрразведке Каспийской военной флотилии. Кстати, о подготовке. Ты ведь сразу, с первого курса, стал заниматься борьбой самбо, разве не так?

– Занимался, но исключительно для самообороны.

– Так вот, всякий контрразведчик обязан прекрасно владеть этими самыми приемами самбо, то есть «самообороны без оружия». И потом, разве у вас в училище действовала такая секция? Ты даже не знал, что подобная вообще в Севастополе существует, а приемам рукопашного боя вас обучали во время занятий по общей физической подготовке. Разве не так?

– Возражений не последует.

– Но однажды во время зачета по физической подготовке к тебе подошел невзрачный такой мужичок и, представившись сотрудником некоего спортивного общества, настоятельно посоветовал на следующий день явиться в спортзал базы подводников.

– Да, было такое, действительно, появился и посоветовал, – поползли вверх брови капитана.

– А потом до конца учебы в училище ты занимался по «особой усиленной программе ГТО для подводников», ни разу не задумавшись над тем, что название-то совершенно нелепое. А нелепость его происходила от того, что на самом деле вашу группу из двадцати спортсменов, собранных со всего Крыма, обучали по программе силовой подготовки контрразведчиков Военно-Морского Флота. Причем двенадцать членов группы уже были штатными сотрудниками этой благословенной Богом организации. И наконец, первое свое поощрение во время службы в Новороссийске ты получил за проявленную бдительность и задержание агента вражеской разведки, пытавшегося, соблазняя большими деньгами и обещанием переправить на Запад, – вербовать тебя еще более нагло, нежели это делаю сейчас я.

– Мне действительно пришлось задержать его прямо у расположения батареи.

– Но, проводя захват его левой руки, ты не обратил внимания, что в правом рукаве, на специальной подвязке, у «шпиона» была финка, которой он за милую душу мог бы вспороть тебе живот. Чтобы ты не мучился догадками, сообщу, что задержанный был нашим сотрудником, отрабатывавшим операцию по вербовке, с одновременной проверкой тебя на надежность.

Гродов извлек из кармана брюк платочек и вытер пот. Причем не потому, что в кабинете было так уж жарко. Ему не хотелось верить подполковнику, тот попросту подгоняет те факты, которые агентам контрразведки или кого-то там еще удалось собрать за время его учебы. Точно так же, как собрали их за времена его школярства. Но и в том, что Бекетов говорит неправду – тоже уверенности не было.

– Следует полагать, что и на эти ленинградские курсы я попал по вашей протекции?

– По протекции нашей организации. Понимаю, что назначением командиром особой батареи под Одессой мы расстроили планы нашего, как вы его называете, «берегового полковника». Но, возможно, со временем ты действительно возглавишь отдельную группу контрразведки, которая будет проходить подготовку при спецшколе командного состава, а то и саму школу… но уже командного состава контрразведки.

– Значит, если бы я сейчас отказался, тогда?..

– Тогда ты испортил бы мне, капитан, настроение. А я всегда был почитателем философии последней маньчжуро-китайской императрицы Цыси[13 - Цыси (1835–1908) – маньчжурская императрица, которая в 1861–1908 годах фактически правила всем Китаем. Прославилась своим коварством и прекрасно налаженной внутренней разведкой, систему которой до сих пор изучают в разведывательно-диверсионных школах и прочих центрах шпионской подготовки.], создавшей, к слову, лучшую внутреннюю – подчеркиваю: внутреннюю – разведку мира. Так вот, в подобных случаях императрица говаривала: «Кто хотя бы раз в жизни испортит мне настроение, тому я испорчу его на всю жизнь».

– Доходчивое объяснение, – вежливо признал Гродов.

– Так ведь у нас только так, – хищно улыбнулся Бекетов, – у нас – все открыто и доходчиво.

Решив, что с вербовочными изощрениями покончено, береговой подполковник объявил курсанту, что ему придется задержаться в Ленинграде не на три дня, а на четырнадцать. Причем полностью в его распоряжении окажутся только два дня, а в течение остальных двенадцати с ним по восемнадцать часов в сутки будут работать опытные сотрудники контрразведки. У них это называется «прогон по ускоренной программе, с испытанием на бессонницу». При этом Гродову пришлось согласиться, что отдыхать-отсыпаться он станет уже на батарее, ибо, чем еще ему там, на свежем морском воздухе, заниматься? А еще подполковник назвал ему адрес в Ленинграде, по которому он три дня спустя обязан был явиться для дальнейшего прохождения подготовки. О его новом жилье и питании там позаботятся.

Гродов уже направился к выходу, но у самой двери все же решился:

– Так, а что, собственно, приключилось с этой девушкой, с Валерией, товарищ подполковник? Я так и не понял, почему вдруг возникло ее имя?

– А что с Валерией? – удивленно переспросил Бекетов. – О ком именно речь? Ты бы выражался как-нибудь доходчивее.

– Извините, вы сами затеяли разговор об этой девушке. Наверное, мне нельзя было встречаться с ней? Она оказалась под подозрением как дочь «врага народа» или что-то в этом роде?

– Ни то, ни другое, – пожал плечами контрразведчик. – Девушка, как девушка. Кстати, ей уже двадцать семь лет, то есть вполне зрелая женщина, способная постоять за себя. И вообще, давай пока что не будем впутывать в эту сугубо мужскую историю женщин.

– Договорились: не будем, – удивленно согласился капитан. А для себя решил: «Значит, все просто. Они следили за мной, но, как только на горизонте всплыла фигура девушки, тут же начали выяснять, кто такая и по какому поводу…».

7

В первый «личный» день Гродов, как обычно, доехал на автобусе до остановки «Спортивная». Обнаружив, что Валерии нет, он еще около часа ждал девушку, неспешно прохаживаясь между спортзалом и заводским Дворцом культуры, куда вместе с однокурсниками несколько раз наведывался на танцевальные вечера. О встрече они не договаривались, точнее, они вообще ни о чем не договаривались, поскольку почти не общались. «Прекрасная незнакомка» молчаливо провожала его до спортзала, вежливо пресекая все попытки познакомиться поближе или условиться о следующей встрече, и шла дальше, чтобы исчезнуть в одном из ближайших дворов.

А незнакомке действительно было чем бросаться в глаза. Рослая, прекрасно сложенная, с высокой грудью и сильными икристыми ногами, Валерия способна была пленить мужчину подчеркнуто первозданной, сельской красотой. Тем более что в арсенале девушки всегда оставались пышные черные волосы и широкое смугловатое лицо, на котором особенно выделялись выразительно очерченные, чувственные губы да наделенные каким-то особым, аристократически томным взглядом вишневые глаза.

Будучи курсантом, он дважды приезжал в родной городок своего отца, Кодыму, и вместе с двоюродным братом Михаилом, работником Министерства сельского хозяйства крохотной Молдавской Республики[14 - В 1920-х годах, по инициативе советских командиров «из бессарабцев» Г. Котовского и М. Фрунзе, из приднестровских районов Украины была создана небольшая Молдавская Автономная ССР (со столицей сначала в Балте, а затем в Тирасполе) в составе Украины. Это было сделано в противовес той, настоящей, исторической Молдавии, между Днестром и Прутом, которая оказалась под юрисдикцией Румынии для военно-политического давления на Румынию на предмет «объединения всех молдавских земель». После войны, когда была окончательно воссоздана Молдавская ССР в составе СССР, Украине была возвращена только часть ее земель. Остальная же, та, которая составляет сейчас территорию непризнанной, конфликтной Приднестровской Молдавской Республики, была оставлена за Молдавией, превратившись в яркий пример того, как опасны «территориальные мины», независимо от того, кто и с какой целью их закладывает.], и, по совместительству, счастливым обладателем мотоцикла с коляской, несколько раз наведывался в ближайшие молдавско-украинские села. Полуукраинец-полумолдаванин по происхождению, брат все еще оставался холостым и непременно хотел взять в жены такую же полумолдаванку.

«Нет в мире более красивых, трудолюбивых и выносливых женщин, чем помесь украинки с молдаванкой», – убеждал он курсанта, принявшего обет безбрачия вплоть до получения лейтенантских петлиц.

Однако все те красавицы, которых «рекомендовали» Михаилу местные свахи, тут же «бросались» на Дмитрия, которого тот и брал-то с собой, как выяснилось, только потому, что опасался сельских парней-ревнивцев. И напрочь игнорировали при этом самого – худощавого, мелковатого, с неприметным прыщеватым лицом – «завидного министерского жениха».

Возрождая в памяти подробности этих поездок, капитан в то же время вспомнил, что забыл о бдительности. Он несколько раз внимательно осмотрелся, специально пройдясь мимо пустующего, припаркованного возле какого-то заведения служебного автомобиля. Увы, никого, кто способен был бы посочувствовать ему по поводу несостоявшегося свидания, в окрестностях спортивного зала не наблюдалось.

Ну, а что касается тех давних молдавских вояжей… Гродову, действительно, попадалось несколько девушек, внешностью своей напоминавших Валерию. При встрече с одной из них Гродов даже почувствовал, что готов отречься от курсантского обета безбрачия, если бы только она не оказалась помолвленной. Как ни странно, время от времени лицо этой девушки все еще является ему.

При первой же встрече с Валерией, на которую ему теперь посчастливится, капитан решил поинтересоваться, не из тех ли она полумолдавских кровей, на которые так и не повезло его брату. Да, не повезло. В конечном итоге Михаил умудрился взять в жены салонно ленивую, совершенно не приспособленную к крестьянскому труду польку, случайно прибившуюся в столичную Балту и запойно загулявшую чуть ли не через неделю после свадьбы. Притом что была она на редкость некрасивой, не чета Валерии.

Правда, в Питере, насколько Дмитрий понял, в моде все еще оставался другой тип «красоты», согласно которой женщина должна представать худощавой, безгрудой, болезненно бледнолицей; при щедро напудренных щеках и столь же вызывающе накрашенных губках, а еще – при жеманной походке и высоких, по-цыплячьи заостренных плечиках.

Особенно резко этот «девичий фасон» бросался в облике заводских – в недалеком прошлом почти сплошь деревенских – работниц. В желании как можно больше походить на коренных ленинградок, эти женщины пытались вытравливать из своего внешнего вида и поведения все, что способно было указывать на их вчерашнее положение и вчерашние представления о женском поведении и красоте.

На первый взгляд, предыдущие встречи с Валерией могли показаться случайными. Вот только верить в случайность трех встреч подряд Гродов отказывался. Если же это все-таки случайность, говорил он себе, то какая-то слишком уж предначертанная, почти роковая. И жалел, что единственной его ценной добычей в ходе этих встреч стало имя девушки, знание которого само по себе никаких шансов Дмитрию не давало.

«Значит, долго в обороне засиживаемся, – вспомнились Дмитрию слова берегового полковника Горлова, молвленные с высоты иного житейского опыта. – Тактические просчеты сказываются, командир». Наверное, полковник прав, но только в принципе, если не учитывать при этом, как мало отведено было ему, Дмитрию, времени; а также упрямство и замкнутость женщины, и прочие жестокие реалии.

А еще Гродов тут же вспомнил о фотографии Валерии, выложенной перед ним подполковником Бекетовым. Вот он, спасительный ход поиска! Правда, было видно, что снимок сделан прямо на улице, шпионским методом, однако не может быть, чтобы старый контрразведчик не заинтересовался этой женщиной более основательно. Возможно, как раз сейчас кто-то из его подчиненных углубленно выясняет, кто она такая и что там скрывается за графами ее «личного дела».

Капитану неприятно было осознавать, что своим появлением в жизни Валерии он привлек к ней внимание контрразведки и вообще, «органов», поскольку знал, чем это может обернуться для нее. Но понимал и то, что изменить уже ничего нельзя. У него еще оставалось в запасе две недели, чтобы самому попытаться обнаружить следы этой незнакомки или, в крайнем случае, обратиться за сугубо мужской помощью к Бекетову. Причем прибегнуть к этому, несмотря на строгий уговор: женщин в их «сугубо мужскую историю не впутывать».

При этой мысли Гродов еще раз внимательно осмотрелся, пытаясь выяснить, следит ли сейчас за ним кто-нибудь из людей Бекетова. Вроде бы никого из праздно любопытствующих в зоне видимости не наблюдалось, тем не менее капитан приказал себе: «С этого дня начинай чувствовать себя контрразведчиком. Учись все видеть, запоминать, постоянно оставаться настороже».

Увы, это пока что было все, о чем он способен был напомнить себе из контрразведывательного арсенала, но все же… Главное – почувствовать, что отныне ты должен вести иной способ жизни, да и саму жизнь свою выстраивать по-иному, особому, способу мышления. Именно так, особому способу мышления.

Вернувшись с попутным автобусом к «матросскому форту», Гродов немного пообщался с праздношатающимися однокурсниками, а затем, испросив разрешения у дежурного, взял шлюпку и отправился на эсминец «Штормовой».

Остаток дня он провел в окружении пятнадцати моряков во главе с лейтенантом Охотовым, составлявших теперь команду этого списанного из разряда строевых учебного корабля. Капитан давно вынашивал мысль побывать на каком-нибудь военном судне, чтобы спокойно, обстоятельно изучить его орудийную оснастку и само строение. Да, в свое время их курсантская группа трижды побывала на стоявших в севастопольской военной гавани судах, но всякий раз эти походы превращались в групповые экскурсии.

– Что, товарищ капитан, все-таки душа «береговика» всегда тянется к морю? – озорно поинтересовался командир «Штормового» – худой, болезненного вида офицер, явно засидевшийся в лейтенантах.