Жребий вечности

– Всякий творец должен думать не столько о своей собственной судьбе, сколько о судьбе своих творений.

– Но точно так же о судьбе его творений должна думать и родина творца.

– Вот видите, маркграф, вы сами подвели меня к тому разговору, ради которого я и наметил встречу с вами. Протоколы фрейбургской комиссии – всего лишь повод. Вы слышали о Рейх-Атлантиде, о том грандиозном строительстве, которое разворачивается сейчас во Внутреннем Мире Антарктиды, в ее огромных пустотах – с прекрасным, постоянным климатом, богатейшими залежами полезных ископаемых и полном отсутствии традиционных врагов Германии?

– Так, в общих чертах.

– Правильно, в общих. Поскольку строительство это ведется в обстановке строжайшей секретности. Часть этого Внутреннего Мира уже обжита потомками атлантов, уцелевших после гибели Атлантиды. В своем развитии атланты оторвались от нас на несколько столетий. В частности, они обладают дисколетами и иной, пока что недоступной нам техникой. Атланты помнят, что они арийцы, и готовы помочь нам создать в глубинах Антарктиды Четвертый рейх[20 - Подробнее об этом – в романах «Антарктида: Четвертый рейх» и «Субмарины уходят в вечность».]. Страну, в которой будет царить арийский дух, арийская кровь и арийская философия. Они заинтересованы в нашей, свежей и благотворной для них, арийской крови; в наших воинах, в наших интеллектуалах и, конечно же, в наших ведущих конструкторах. Сейчас мы перебрасываем в Рейх-Атлантиду тысячи рабов – военнопленных и много истинно арийской молодежи.

– Много молодежи – это правильно, – механически как-то произнес Шернер. Все это время он слушал Скорцени, так и не донеся кружку с пивом до рта. На какое-то время он попросту забыл о ней. – Я так понимаю, что вы станете фюрером Четвертого рейха?

– Я – фюрером?! Почему вы так решили?! – искренне удивился Скорцени. – Мне такое и в голову не приходило. Ни мне, ни Гитлеру, вообще никому.

– Напрасно, господин Скорцени. Вы – кумир молодежи. О вас много пишут в газетах и говорят по радио. Вы решительный и волевой человек. Молодежь пойдет за вами. У Третьего рейха есть свой кумир и свой фюрер. Такой же свой кумир и свой фюрер должен появиться и у Четвертого, последнего, действительно Тысячелетнего рейха.

Скорцени покачал головой, смерил Шернера почти таким же взглядом, каким баварец-бармен только что смотрел на него самого, и, вновь удивленно качнув головой, улыбнулся.

– Может быть, мы когда-нибудь вернемся к этой теме. А то я уже перестал понимать: кто кого агитирует за Рейх-Атлантиду. А реальность такова, что пока что наш фюрер Адольф Гитлер поручил мне отвечать за безопасность операции «База-211», как мы условно называем Рейх-Атлантиду. Поэтому я совершенно официально предлагаю вам дать свое принципиальное согласие на отбытие в Четвертый рейх, где вы сразу же становитесь ведущим авиаконструктором, а также основателем и руководителем Академии наук этого нового государства.

– То, что вы только что сказали об Академии наук, – это серьезно?

– Естественно.

– Почему не Вернер Браун?

– Мы оставим его американцам.

– Как это возможно?! – поразился услышанному доктор Шернер.

– А вы, естественно, хотели бы, чтобы Браун, наш Ракетный Барон, достался русским? Нет уж! Вместе с несколькими другими конструкторами, инженерами, техниками мы сдадим его американцам. Кое-кто, правда, достанется англичанам и русским. После чего все они решат, что захватили весь наш научно-технический потенциал рейха. Им и в голову не придет, что все самое талантливое научное ядро собрано у нас в Антарктиде. А значит, они подарят нам несколько десятилетий спокойной жизни и работы. Как видите, я с вами предельно откровенен.

– Благодарю за доверие, штурмбаннфюрер.

– Кстати, кроме всего прочего, атланты согласились поделиться с нами эликсиром долголетия, позволяющим жить до пятисот лет. Ну, нам с вами пятьсот уже не протянуть, это – для будущих поколений, но то, что лет двести нам будет отведено – несомненно.

– Отбывать туда нужно прямо сейчас? – встревоженно спросил Шернер.

– Нет, думаю, что через несколько месяцев, когда угроза рейху станет еще более очевидной. А главное, мы хотим, чтобы вы прибыли в Рейх-Атлантиду, когда уже будет построена ее столица, создан испытательный авиационный центр, будет красоваться здание Академии наук. Зачем вам терпеть неудобства?

– Вы правы: ничто так не выбивает из колеи, как житейские неурядицы.

– И поймите: мы ведь уходим во Внутренний Мир не навсегда. Просто там мы создадим такую мощную страну и такую мощную, монолитную нацию, которая в любое время сможет вернуться на поверхность Земли, чтобы полностью завоевать все ее континенты.

Несколько минут они провели в молчании. Пиво действительно было отвратительным – теперь Скорцени убедился в этом. Оно казалось слишком горьким, с привкусом прелого зерна и еще чего-то такого, что смахивало на вкус пережаренных бобов.

– Не моего унтер-офицерского ума это дело, но все же я доложу вам: я тоже считаю, что это пиво недостойно истинного баварца, – неожиданно появился рядом с их столиком кельнер. – Но что поделаешь: все лучшее, что имеется из зерна, идет на хлеб. Теперь нам еще долго не знать вкуса ни хорошего пива, ни хорошего хлеба.

– И что вы предлагаете? – довольно мягко поинтересовался штурмбаннфюрер СС.

– Не моего унтер-офицерского ума это дело, но все же я вам доложу: учиться воевать – вот что я предлагаю. По-настоящему учиться воевать.

Скорцени и Шернер переглянулись. Они ожидали услышать все, что угодно: что старик станет жаловаться на суровые будни военного времени; на то, что из оккупированных стран приходит слишком мало зерна и прочих продуктов, что в окрестностях не осталось трудоспособных молодых мужчин, а потому сеять хлеб скоро будет некому. Действительно, все, что угодно, только не то, что он сказал.

– А я-то думаю: чего-то не хватает для полного восприятия вашего Железного креста, – саркастически молвил Скорцени. – Теперь понял: мундира солдата вермахта.

– Извините, господа, за назойливость, но все же скажу: надо очень хорошо думать, прежде чем начинать любую войну, а тем более – войну с Россией. Это я вам говорю как унтер-офицер Первой мировой, командир отделения артиллерийской разведки. Не моего унтер-офицерского ума это дело, но все же доложу: если уж ввязались в такую войну, то воевать надо так, чтобы мир содрогался не от наших поражений, а от наших побед.

– Мы запомним эти слова, господин унтер-офицер.

– А еще мне известно, что прибыли вы сюда, чтобы наконец разобраться с той машиной, которая когда-то грохнулась недалеко отсюда, между Готскими Могилами, как у нас называют эти холмы.

– И вы хотите нам в связи с этим что-то сообщить? – вмешался в их разговор Герман Шернер.

– Я живу на самой окраине городка, на четвертом этаже дома, в котором живут многие отставные офицеры. Так вот, со своего четвертого этажа я прекрасно наблюдаю вершины этих холмов. Не моего унтер-офицерского ума это дело, но все же доложу: мне кажется, что все дело в этих холмах. Слишком уж часто диски и прочие штуковины зависают над той ложбинкой, в которую упал тогда интересующий вас диск. Значит, что-то их здесь привлекает.

– Возможно, возможно… – поддержал его Шернер. – Но как вы думаете, что именно?

– Какая-то неведомая сила.

– Должны же у вас существовать какие-то легенды? Такие места всегда окутаны поверьями, легендами и всевозможной мистикой.

– Не знаю, никаких легенд слышать мне не довелось. А вот то, что слава у этих холмов дурная и что когда-то в долине между холмами собирались ведьмы со всей округи, – это у нас известно каждому.

– Ну вот, видите, уже кое-что, – подбодрил его Скорцени.

– А еще известно, что в средние века на этих холмах инквизиция сожгла добрый десяток ведьм. Их привозили сюда со всей округи и на вершинах холмов разводили костры. Всегда по два, на обеих вершинах. И сжигали по две ведьмы. Правда, меньше их от этого в наших краях не стало.

– Ладно, Бог с ними, с ведьмами! – молвил Шернер. – Я так понимаю, что вы жили в этом городке, когда один из дисков потерпел катастрофу?

– Жил.

– И бывали возле этого небесного диска?

– Тогда, когда полиция опрашивала местных жителей, я в этом не признался. Но теперь скажу: был. Уже после того, как пилоты оставили вершину холма и куда-то исчезли.

– Так вы видели пилотов?! – дуэтом закричали Скорцени и Шернер.

– Мельком, случайно. Это было в воскресенье. Утром я, как всегда, вышел на балкон, чтобы сделать зарядку, – армейская привычка. Тогда я еще не знал о падении дисколета и не видел его. Зато видел троих людей в каких-то странных серебристых костюмах. Я еще подумал: «Ты смотри, какую странную униформу придумали для наших летчиков! Никогда такой не видел».

– Почему вы сразу решили, что это летчики?

– Не моего унтер-офицерского ума это дело, но все же доложу вам, что здесь, рядом, в тридцатые годы был испытательный полигон, на котором испытывали новейшие самолеты. На нашем городском кладбище даже есть специальный участок – для погибших военных летчиков.

Скорцени и Шернер настороженно переглянулись. Сейчас они оба подумали об одном и том же: «Так, может, пришельцев привлекали не таинственные холмы, а новая техника, которую наши пилоты испытывали на местном аэродроме?!»

– И что произошло дальше? – первым пришел в себя Скорцени. – Куда эти пилоты девались?

– Понятия не имею. Не знаю, сколько они пробыли на этом холме до того, как я их увидел, но при мне они пробыли там минут пять. В это время на холмы нашла какая-то странная розоватая тучка. То ли тучка, то ли туман.