Полюс капитана Скотта

Полюс капитана Скотта
Богдан Иванович Сушинский

Секретный фарватер
Новый остросюжетный роман известного писателя Богдана Сушинского посвящен величественному и трагическому событию в истории цивилизации – походу в 1911–1912 гг. английского полярного исследователя капитана Роберта Скотта к Южному полюсу Земли.

Восхождение к полярной вершине планеты превратилось не только в гибельную борьбу с природными условиями Антарктиды, но и в не менее губительное соперничество за лавры первооткрывателя. Как известно, в конечном итоге в антарктической гонке победил легендарный норвежский исследователь Руал Амундсен. Однако и поныне подробности и обстоятельства этих событий укрыты завесой тайны, а путевые дневники полярников хранятся под грифом «секретно»…

Богдан Иванович Сушинский

Полюс капитана Скотта

© Сушинский Б. И., 2015

© ООО «Издательство „Вече“», 2015

Часть первая

Хроника полярного странника

Нигде природа не преподносит нам столь жестокие уроки жизни, как на безжизненных полях Антарктиды.

    Автор

1

Пробиваясь сквозь ледовое поле, парусник медленно, с какой-то суровой величественностью, входил в чистые воды залива, в котором все поражало своей призрачной обманчивостью: и изрезанная небольшими фьордами береговая линия, которая на самом деле была сотворена из почерневшего под летним антарктическим солнцем пакового льда; и прибрежные скалы, каждая из которых в любую минуту могла переместиться или обрушиться на глазах у изумленных странников, поскольку в действительности была всего лишь айсбергом…

И только стайка императорских пингвинов, напоминавшая собрание аристократического «Английского клуба», невозмутимо представала перед ними во всей своей экзотической реальности, блистая на предзакатном солнце безукоризненностью своих черных «смокингов» и искристой белизной накрахмаленных снежной пылью «рубашек».

Когда, буквально у подножия айсберга, барк «Терра Нова» все-таки сумел развернуться правым бортом к «причалу», нацеливаясь на видневшийся в восточной оконечности гавани ледовый канал, пингвинья публика с истинно королевской сдержанностью поприветствовала команду на своем клокочущем гортанном наречии.

– Похоже, эти «полярные чиновники» действительно кое-что смыслят в мореходном искусстве, – проворчал командир судна Эдвард Эванс, опуская бинокль, которым вот уже в течение десяти минут настойчиво обшаривал окрестное прибрежье в поисках хоть какого-то выхода из очередной ледовой западни.

– Во всяком случае, они ведут себя, как подобает джентльменам, – признал начальник экспедиции Роберт Скотт, – хотя все еще не понимают, кто мы такие и какого дьявола вторгаемся в их владения.

При своем невзрачном росте и стройной комплекции, он казался рядом с рослым, плечистым лейтенантом военно-морского флота Эвансом случайно оказавшимся на капитанском мостике юнгой, поскольку даже полярная меховая куртка не придавала его фигуре сколько-нибудь заметной солидности. И лишь холодный, волевой взгляд этого капитана первого ранга[1 - Напоминаю, что чин капитана первого ранга военно-морского флота соответствует чину полковника всех прочих родов войск.], под которым поеживался не один прожженный «морской волк», да еще непроницаемое, застывшее выражение утонченно-«римского», но уже испещренного морщинами, обожженного полярными ветрами лица свидетельствовали, что экспедиция находится во власти человека, хорошо знающего цену подобным морским «прогулкам». Как, впрочем, и цену жестоким красотам Антарктики.

– Не прикажете ли пригласить на борт местного лоцмана, сэр? – подыграл ему стоявший за спинами капитанов штурман Гарри Пеннел.

– Самое время, – Скотт с интересом наблюдал за тем, как пингвин-вожак, державшийся все это время впереди стаи, у самой кромки воды, что-то недовольно пророкотал и важно последовал по ледовому припаю вслед за судном, увлекая за собой остальных «встречающих». Поведение этих обитателей ледового континента настолько выразительно поддавалось человеческому толкованию, что Скотт невольно увлекся им. – А заодно пригласите и представителя местной власти.

– По-моему, господин, который держится впереди толпы, явно смахивает на генерал-губернатора этой колонии, – заметил Пеннел. – И настроен, судя по всему, решительно.

Все, кто пребывал в это время на капитанском мостике и рядом с ним, сдержанно улыбнулись.

– Что там показывают ваши наблюдения, лейтенант? – обратился начальник экспедиции к Пеннелу.

– Шестьдесят градусов одна минута южной широты и сто семьдесят восемь градусов двадцать девять минут западной долготы, сэр, – доложил тот. – Если открывающийся в западной части этого несуществующего залива канал выведет нас на чистую воду, но при этом не заставит уйти на северо-восток, то не исключено, что к утру мы все-таки окажемся в районе, при котором на дальнем правом траверзе[2 - Траверз – направление, перпендикулярное курсу судна. Иметь на правом траверзе мыс, гавань или маяк – значит иметь (видеть) их справа по борту, перпендикулярно курсу судна.] будет виден мыс Крозье.

– То есть, таким образом, мы войдем в море Росса, – пропыхтел сигарой Скотт.

– Что совершенно справедливо, сэр, – ответил штурман фразой, которой обычно отвечал на вопросы любого участника экспедиции.

Капитан вновь обратил свой взор на берег и, по привычке, принялся что-то бормотать себе под нос. Поначалу все, кто не ведал об этой «деликатной странности» капитана, пытались прислушиваться к его бормотанию, переспрашивать, уточнять у него или друг у друга…

Понятно, что Скотту это порядком надоело, и однажды, еще в порту, не выдержав, он громогласно, на всю палубу, объявил: «Довожу до вашего сведения, господа, что все свои сокровенные мысли я доверяю только собственной сигаре. И то лишь потому, что знаю: все, что будет мной произнесено, тут же испепелится в ее пламени! Поэтому впредь в мои беседы с сигарой прошу не вмешиваться!»

Расспросов после этого стало меньше, но даже негромкое обращение к себе капитана некоторые хитрецы пытались списывать на его ворчание и объяснять его стремлением «поговорить с собственной сигарой». Однако в эти минуты он действительно беседовал только со своей сигарой, хотя всем присутствующим хотелось бы знать, о чем они там воркуют.

Кстати, о сигаре… После экспедиции на «Дискавери»[3 - Имеется в виду Британская национальная антарктическая экспедиция под руководством Роберта Скотта в 1901–1904 годах. В ходе неё английские полярники проводили научные исследования на территориях Антарктиды, известных как Земля Виктории и Земля Эдуарда VII, а также на западных отрогах Трансантарктического хребта. На основе своих дневниковых заметок Скотт описал эту экспедицию в очерковой книге «Путешествие на „Дискавери“».] капитан долго отучал себя от «пиратской», как называла ее Кетлин, трубки, переходя на джентльменскую сигару. Результаты стараний жены сказывались до сих пор: даже на полуобледенелой палубе судна он появлялся с неизменной сигарой во рту, противопоставляя себя всем остальным, явно «пиратствующим», офицерам.

– Я к тому, господа, – повысил голос капитан, вынув на какое-то время сигару изо рта, – что вхождение в море Росса как раз и станет нашим официальным вхождением в прибрежные воды Антарктиды. Не забудьте уведомить об этом команду, штурман.

– Понимаю: «вхождение в Антарктиду» должно стать такой же морской традицией, как и пересечение экватора.

– Только еще более торжественной.

– Позволю себе напомнить, сэр, что в данной экспедиции «вхождение» совпадет с Рождеством, которое нам предстоит встречать уже завтра.

– Черти б вас исполосовали, лейтенант! – встрепенулся Эванс, на минутку отрываясь от бинокля. – Что же вы до сих пор молчали о праздновании?! Коку об этом событии уже напомнили?

– О Рождестве я только что напомнил вашему первому помощнику, лейтенанту Кемпбеллу, сэр. Сейчас они с коком Клиссальдом и буфетчиком Хупером колдуют над подбором продуктов и над праздничным меню. В которое, полагаю, будет включено мясо добытого вами накануне тюленя, сэр.

– Обычно это не прибавляет мне аппетита.

– А ведь прекрасный был выстрел, смею заметить; такому позавидовал бы любой охотник.

– Рождество в Антарктиде, в разгар антарктического лета! – удивленно повел подбородком командир барка, не обращая внимания на лестный отзыв штурмана по поводу его меткости.

– Смею заметить, такие рождественские каникулы достаются на этой планете не каждому. И потом…

Он хотел сказать еще что-то, но в это время раздался крик матроса, сидевшего на грот-мачте[4 - Грот-мачтой именуют самую высокую из мачт парусника. На трехмачтовом судне она, как правило, бывает средней. Соответственно фок-мачтой называют носовую, а бизань-мачтой – кормовую мачты. На четырехпарусном судне за фок-мачтой следуют первая, затем вторая грот-мачты.], в «вороньем гнезде» навигатора:

– Канал, к которому мы приближаемся, длится около мили, сэр! Лед мелкий и подвижный! За каналом вижу чистую воду! Много чистой воды, сэр!

– Неужели мы действительно когда-нибудь выберемся из этой ледовой трясины?! – усомнился командир «Терра Новы». – Уже вторую неделю мы попадаем из одной ледовой западни в другую, еще более безутешную.

– Что совершенно справедливо, сэр, – со свойственной ему невозмутимостью обронил Пеннел.

– В Антарктиду, джентльмены, приходят не для того, чтобы возмущаться её бытием, – возразил Скотт, – а для того, чтобы познавать, восхищаться и благодарить. Уже хотя бы за то благодарить, что мы с вами все еще стоим на мостике судна, а не лежим на дне или не скитаемся по льдинам как полярные странники.

– Не знаю, стоит ли она благодарения, – решительно пожал плечами Эванс. – В моем восприятии Антарктида по-прежнему предстает «мертвой землей мертвых».

– «Мертвой землей мертвых»?! – удивленно передернул подбородком Скотт.

– Вот именно, – отрубил командир судна. В последнее время он вел себя так, словно считал появление своего корабля в антарктических водах неким недоразумением: зачем переться в это скопление льдов, если вокруг целые океаны «открытой» воды?! И мысленно винил в этом Скотта.

И если начальник экспедиции до сих пор не сделал ему замечания, то лишь потому, что понимал: не время выяснять отношения, тем более – с командиром судна. Не та ситуация. Поэтому он только пожал плечами и пробубнил себе под нос… Но явно обращаясь не к сигаре…