– Постой, Мальбрук.
Его старик, плечом облокотившийся о кухонный дверной стояк и скрестив руки на груди, побарабанил пальцами по левому предплечью да перестал.
– Можешь приходить гостить. Можешь совета спросить, вещи оставлять или забирать… Но ты теперь сам по себе, приятель. Мы за тебя ответственности не несем; снова впросак попадешь – пеняй на себя.
Юноша прекрасно его слышал, перейдя Рубикон ровно в полночь. Тернистая дорога ожидала впереди, и он уже почему-то знал, что оказаться убитым – слишком простой и недостойный способ распоряжения вторым шансом. Никто ему в спину не смотрел, и сам тоже не оборачивался.
II
В этот раз Артур решил играть не по правилам.
Оказавшись снова в Музее, он просто сел у входа без двери и не стал идти навстречу тумакам. Сложив ножки по-турецки и подставив кулак под скучающую голову, юноша стал думать о том, как бы по-хитрому обыграть идеальную тюрьму. Вполне вероятно, что алмазная стена не имеет конца, и все это бессмысленно… Но ведь не бывает неразрешимых задач, верно?
Так, во всяком случае, верил пленник. И думал он долго, оставшись наедине с самим собой и своими мыслями, пока белизна становилась мрачнее и мрачнее, словно кто-то постепенно выкручивал настройки яркости изображения реальности до нуля.
Либо же сам Музей покинул его, оставив наконец в Пустоте. Здесь ничего нет. Наказание за бездействие оказалось страшным, и парень это понял, когда не смог отличить темноту опущенных век от того, что теперь его окружает.
С каждой минутой, проведенной в Ничего, становилось хуже. Он пытался убежать, но определить расстояние было невозможно, и надежные ноги беспомощно болтались. Он пытался плыть, но это был сущий абсурд – барахтался только. Воздух, как казалось, стал заканчиваться, но его и не было изначально. Перед глазами замельтешили худшие страхи из возможных: огни впавших глаз, облезлая до костей кожа, гнилые клыки с нанизанными на них обрывками плоти…
В панике он схватился за горло, неистово крича, но ничего не слыша. И то ли он душил себя, то ли не давал воздуху выйти изо рта – ничего не было понятно в его действиях, диктуемых первобытным страхом. Он продолжал барахтаться в Пустоте, слыша явственно, как внутри кровь течет и сердце суматошно бьется. Звуки эти становились все громче и громче, затмевая собственные мысли и страхи.
Его вот-вот могло растворить полностью. Бедолага уж готов был участь свою принять, как вдруг его лица что-то прохладное и влажное коснулось, пахнущее лосьоном с ароматом вишни.
Это заставило Артура проснуться. Более работы своих внутренностей он не слышал – только утреннее щебетание мелких птичек издалека. Первое, что он увидел – это влажную салфетку, зависшую в двух-трех сантиметрах перед собой и измазюканную в чем-то розоватом.
– Что…? – он был явно обеспокоен, хоть и сонный.
– Цыц, Дон Жуан несчастный, – работа возобновилась. – Не мельтеши.
Соня сидел смирно, пытаясь разглядеть незнакомку. Солнце слепило, но все же ему удалось; перед ним была совсем молодая девчушка лет двадцати на вид. Когда встретились взглядом, ее лицо искривилось от неприязни.
– Эт че у тебя с глазенками? Укурыш, что ли?
– Э…?
– Ну ты даешь, Казанова, – закончив, она брезгливо кинула салфетку в мусорку. – Ты откуда такой взялся? Чего пришлепал к несчастным старикам?
– Да ведь… Родня у меня тут.
– Родня?? Неудивительно, что тебя на улице оставили!
– Тск…
Сонно потянувшись, Артур отложил со своих колен чемодан и оглянулся вокруг. Перед чудесным сновидением он долго-долго бродил по Химкам, ища пристанище, пока мышечная память ни привела в прибрежный район. Даже ночью был виден яркий баннер, предваряющий старые коттеджи:
«Маяк – место, которое с гордостью можно назвать
своей крепостью. Вы это заслужили.
С любовью и почтением, X-PO Russia»
– И давно ты тут сидишь?
– Со второго часу, кажется. Сколько сейчас, не подскажешь?
– Давно уж полдень, дурила. Иди скорее к своим греться, а то ненароком
простынешь.
– Тебе-то какое дело до моего здоровья?
– Нехрен бациллами пожилых людей заражать, – шатенка гневно зыркнула на бродягу, чуть высунув язычок. – А может ты вор, пройдоха?
– Может ты отстанешь от меня со своими расспросами?
Парировав словесно, Артур одновременно встал во весь рост, чуть не оказавшись с пышкой вплотную. Он смотрел на нее сверху-вниз, явно будучи выше на голову, и та, разумеется, растерялась. Но только на миг – сразу на ногу наступила и, фыркнув да гордо подняв подбородок, ушла по своим делам.
– Чертова бомбовозка… – прошипел пораженный, разминая ушибленное место.
Догонять вредину он не стал, да и вымещать злость тоже: она помогла ему, не обокрав… Не обокрала же??
Быстрая проверка содержимого чемодана его успокоила. Все, включая разряженный Specboy, лежит на своих местах в емком кейсе на кодовом замке. Хотя бы за это переживать не стоит…
И все же, Артур чувствовал себя паршиво. Даже капли, коими воспользовался по случаю ревизии, не помогли толком. Во время путешествия он со всех сторон слышал агонические крики тех, кто стал стройматериалом. И даже сейчас, ступая по обновленной мостовой вниз по улице, он готов был поклясться, что хрустят под ногами чьи-то кости, впивающиеся в уязвимые органы, хлюпающиеся и лопающиеся с жалобным писком обреченных, чье нечленораздельное бульканье невозможно разобрать.
Он старался не смотреть вниз, боясь, что так и ходит по мясу. Без наушников совсем худо, и эту проблему необходимо решить сию минуту, без промедлений. Даже знакомые из драгоценного детства виды не способны подарить ему улыбку на лице; Артур бледнее мертвеца, кожа его покрыта потом, подобным росе утренней.
Некоторые старожилы, вышедшие подышать свежим воздухом, приветливо махали пилигриму одной и той же рукой с нездорово проступающими венами. Он старался им улыбаться в ответ, но экспрессия его вымученная, будто ему больно изнутри от чудовищного недуга, что отпугивало знакомых и других божьих одуванчиков.
– Простите… – говорил себе под нос нарушитель спокойствия, спеша к нужному домику.
А ведь всего-то следовало спокойно прямо идти, пока среди однотипных двухэтажных домишек не обнаружится тот, что возле спуска к мосту у старой теплотрассы стоит. По такому умиротворенному местечку гулять – одно удовольствие, но путь для юноши оказался сущим адом, и если бы он поспешно не оказался у порога обители радостных дней, то начал бы и…
Видеть.
– Да иду я, иду… – недовольный старушечий голос звучал приглушенно из-за двери. – Незачем так трезвонить!
Шаркающей походкой хозяйка апартаментов медленно доковыляла до входа и посмотрела в глазок. Ей сперва понадобилось немного времени, чтобы приглядеться, а так родного внука всегда узнает, потому и открыла дверь, обрадованная.
– Артурчик, дорогой мой! Входи-входи скорее, чаю сейчас поставлю…
Хронический кашель, увы, сильно мучает старушку со стильной банданой на голове. Видно, хоть как-то пытается молодиться, отказываясь от стереотипных косынок. Это ей только на пользу, ведь по цвету, каким бы морщинистым и дряхлым не было ее лицо и тело, подходила добрым зеленым глазам.
Внучок был очень рад ее видеть. Беды и боль покинули его голову ненадолго, освободив волю для искреннего проявления чувств – тотчас заобнимал свою наставницу, стараясь все ж не сломать ей спину и оставив громоздкий чемодан у порога.
– Ну, – живо поинтересовалась она. – Как у вас там, дома? Как здоровье твое?
– Что ты, ба, – улыбаясь ей в ответ, Артур театрально отмахнулся. – Все хорошо, а за меня волноваться не стоит… Сама-то как?