Поместье Лок-Даун

Смятение брата доставило Ангусу удовольствие. Он с наслаждением затянулся сигаретой. Да, после этого точно надо залезть в тайник Филиппа.

По-прежнему стоя спиной к сыновьям, Хэмиш слегка пожал плечами.

– Лолис урегулировал все формальности. – Граф глотнул виски и устремил взгляд в окно.

Фергюс никак не мог осмыслить услышанное. Он знал, что Лолис вот уже несколько месяцев уговаривал отца продать винокурню, но ему и в голову не приходило, что тот мог серьезно отнестись к этой идее. Без винокурни его проект ничего не стоит.

Оценив позу графа, твердую линию его плеч, Фергюс понял – расспрашивать его бесполезно. Если отец положил конец разговору, значит, разговор окончен. Фергюс встал и посмотрел на брата. Ангус лишь пожал плечами. Фергюс быстрым шагом направился из комнаты и, выходя, постарался не хлопнуть дверью. Расстроенный, он даже не заметил в коридоре Айрис. Налетев на нее, буркнул «извини» и зашагал дальше. Что эта девчонка делает в коридоре?

«Эта девчонка», потирая плечо, подняла с пола книгу, которую выронила. И почему все на меня натыкаются? Будто я невидимка. Пригладив на себе юбку, она вновь принялась рассматривать картину на стене.

Айрис Уинфорд в Лок-Дауне занимала положение воспитанницы и для всего семейства была невидимкой. В поместье ее привезла двенадцать лет назад леди Джорджина. Зачем? Этого никто не знал. Леди Джорджина не считала нужным перед кем-либо отчитываться. В целом девочку все приняли, но теплотой не баловали. За обеденным столом она сидела вместе с хозяевами, однако комнату ей отвели на гостевом этаже, тем самым поставив на ней клеймо «не член семьи». Айрис на этот счет не огорчалась, поскольку весь этаж был в ее распоряжении. В любом случае такой кров был предпочтительнее сиротского приюта. Здесь она могла изучать искусство и историю, склоняясь над книгами в читальном зале. Именно там она нашла «Каталог», который только что выронила.

Этот каталог с перечнем произведений искусств, хранившихся в поместье, был составлен по заказу прадеда Хэмиша, последнего коллекционера в роду Инверкилленов. В разделе о каждом предмете содержались его рисунок, история создания, данные о создателе и иногда сведения о том, как эта работа оказалась во владении семьи. Ее это завораживало, и она старалась изучать по одному предмету в неделю. Вот почему Айрис находилась в коридоре, когда Фергюс чуть не сбил ее с ног.

Эту картину, портрет 10-й графини Инверкиллен, написанный в начале XVII века, она разглядывала месяцами. Из всех графинь Инверкиллен только эта удостоилась чести быть запечатленной на холсте. Правда, никто не помнил, за какие заслуги. Айрис светила фонарем на полотно, сличая его с рисунком в каталоге. Насколько она могла судить, картины не реставрировались десятки лет, и зачастую без фонаря их невозможно было рассмотреть. Как ни странно, этот портрет не имел ничего общего с иллюстрацией в каталоге. Фергюс налетел на Айрис как раз в тот момент, когда она сравнивала орнамент платья леди Морган с рисунком. Айрис была озадачена. Клеточные узоры не совпадали. Тартан леди Морган слишком изысканный, отметила девушка. Чего не скажешь о тартане Инверкилленов. Может, представители клана на каком-то этапе своей истории поменяли орнамент? Или клетку на картине перекрасили? Любопытно.

Высокие деревянные напольные часы пробили четыре, и Айрис поспешила в библиотеку пить чай. Войдя в комнату, она сразу почувствовала неладное. Все молчали, что было нетипично для Огилви-Синклеров. Айрис тихо подошла к чайному подносу, налила себе чай и опустилась в кресло в дальнем конце комнаты, недоумевая, что могло случиться.

– А я говорил тебе, что няня не пьяна, – с непонятным торжеством в голосе заявил Ангус, насмехаясь над сестрой.

– Ангус, твое ликование неуместно, – осадила племянника леди Элспет.

В библиотеку влетела леди Джорджина.

– Я только что узнала ужасную новость, – выдохнула она, усаживаясь на стул. Жестом отказавшись от предложенной ей чашки чая, леди Джорджина впилась взглядом в невестку: – Виктория, это правда? Няня умерла?

Айрис охнула. Неудивительно, что в комнате тихо, как на кладбище.

– Да, к сожалению. – Леди Инверкиллен говорила едва слышно. Все присутствующие подались вперед, силясь разобрать ее слова. – С ней сейчас доктор.

– Но как это случилось? – удивилась вдовствующая графиня. – Я думала, она просто перепила виски на балу. Это как-то связано со слухами о болезни, о которой гудит весь город?

– Слухи, они и есть слухи, – раздался от двери незнакомый голос. Все вздрогнули от неожиданности. В комнату вошел врач. – Скучающим женщинам, кроме как сплетнями, больше нечем занять свои умы. – Он суетливо помахивал медицинским саквояжем. Его сильно раздражало, что сплетням в городе доверяли больше, нежели его компетентному мнению. – Да, люди болеют, но нет оснований полагать, что они поражены некой необычной болезнью. Няня была стара. Просто пришло ее время.

– Она не была стара, – сердито возразила Белла. – Ведь правда? – Внезапно почувствовав себя неуверенно, она обвела взглядом остальных. Ангус, пожав плечами, закурил сигарету. Никто точно не знал, сколько лет было няне.

– Ей было без малого семьдесят восемь, – заявил врач. – Полагаю, это вполне почтенный возраст. Завтра после обеда я зайду посмотрю Арчи, но если что-то изменится, звоните.

– Арчи? – Все недоуменно уставились на него.

– Вашего слугу. – В лицах Огилви-Синклеров по-прежнему не отражалось ничего, кроме непонимания. – У него небольшой кашель, легкий озноб. Думаю, ничего серьезного. Что ж, до завтра. – Врач поспешил ретироваться, не дожидаясь, когда хозяева опомнятся и начнут задавать вопросы.

– Я и понятия не имела, что няня такая старая, – пробормотала Элспет, пересаживаясь на диван.

– Интересно, кто будет смотреть за детьми, пока мы не найдем новую няню? – резко спросила Белла. – Я не буду. У меня свои дела.

Белла ненавидела детей. Противные, чумазые, глупые существа. Она никак не могла простить им те неприятные изменения, которые из-за них претерпело ее тело. Она по-прежнему обладала великолепной фигурой, что подмечали многие, но теперь комплименты всегда сопровождались фразами «И это после того, как вы родили троих детей!» или «Для вашего возраста!». Колкости и издевки вместо восхищения и зависти. А она хотела, чтобы ею восхищались, чтобы ей завидовали. Белле этого очень не хватало.

Красавицей она никогда не слыла, но ей было грех жаловаться на внешность. Из всех ныне живущих представителей клана Инверкилленов только Белла унаследовала от своих датских предков белокурые волосы и васильковые глаза – на зависть всем девицам графства. Помимо этого, она была дочерью богатого отца, и, достигнув совершеннолетия, стала получать приглашения: на балы, охоту, званые ужины. Не то чтобы она везде ездила, но быть приглашенной было приятно. Однако после войны многие из парней не вернулись, и когда Белле исполнился двадцать один, родители забеспокоились: им не терпелось выдать дочь замуж. Старая дева в семье не нужна.

И тогда был устроен брак Беллы с Хью.

Молодые быстро произвели на свет троих детей, после чего Хью перебрался в гардеробную. Белла занималась своими делами, хотя никто не смог бы сказать, что это за дела. Хью стал писать романы и почти все время проводил в теннисном павильоне, который служил ему кабинетом. О детях заботилась няня, и несколько лет они все жили вполне счастливо, довольные сложившимся порядком вещей. Но теперь кто-то должен был взять на себя заботу о детях. А принимая во внимание то, что в Лок-Дауне гостили их французские кузены и кузины, дело это было хлопотное.

Вся комната обратила многозначительные взгляды на Айрис.

– О! Мм… я… с удовольствием, – с запинкой произнесла девушка, краснея оттого, что оказалась в центре внимания. – Правда, я не очень уверена в своем французском, – добавила Айрис, посмотрев на леди Элспет, – так что, может быть…

– Значит, решено, – перебила ее леди Джорджина. – Я сейчас же позвоню и размещу объявление. Если повезет, оно будет напечатано уже в утренних газетах. Все, мне пора домой, писать письма. Слишком много приглашений, которые я вынуждена отклонить.

После чаепития Элспет заглянула в комнату для обуви, чтобы взять трость для вечерней прогулки. Выбрав свою старую, любимую, она услышала крики на заднем дворе. Элспет выглянула за дверь и увидела Хэмиша с удочкой в руке. Он был мрачнее тучи. Мгновением позже показался Фергюс, выскочивший из дома вслед за отцом. Кричал в основном Фергюс (Хэмиш редко повышал голос), но потом граф повернулся, сделал два шага навстречу сыну и заорал тому в лицо. Элспет впервые слышала, чтобы брат так бушевал.

Не желая вмешиваться, она тихо затворила дверь и направилась в кухню. Сегодня придется выходить через дверь для слуг, усмехнулась про себя Элспет. Кто бы мог подумать! Она выскользнула на улицу и, глянув вправо, в сторону заднего двора, пересекла подъездную аллею. Фергюс все еще кричал на отца. Из-за чего они ругаются? Элспет отмахнулась от этой мысли; ей и без того было о чем подумать.

Она удалялась все дальше от дома и через несколько минут исчезла в лесу. Быстро и бесшумно она пробиралась к хижине. В этот укромный домик Элспет приходила с детства. Он стоял в самой чаще за тем местом, где удили рыбу, у подножия округлой возвышенности на границе их владений. Элспет не знала, кто построил эту хижину, не обозначенную на карте поместья. Главное, что в ней было сухо, уютно, и, что более важно, ее было трудно найти. Элспет сомневалась, что кто-либо еще знал о существовании домика. Она и сама не знала, пока Росс не показал ей много лет назад.

Росс Макбейн был любовью всей ее жизни. Егерь в третьем поколении, он рос вместе с ее братом, учился стрелять, выслеживать добычу и красть виски с винокурни. Элспет у родителей была поздним ребенком, и Хэмиш, тогда еще одиннадцатилетний подросток, души не чаял в маленькой сестренке. Когда Элспет исполнилось пять лет, она стала всюду таскаться за старшими мальчишками, канюча, чтобы ее научили стрелять и охотиться. Очень быстро она блестяще освоила все тонкости охотничьего искусства, но еще больше преуспела в рыболовстве. Непонятно как, но она всегда «чувствовала» рыбные места, и, если ребята брали ее с собой, голодными они не оставались.

Для Росса все изменилось, когда Элспет вернулась из Парижа после годичного путешествия. Теперь перед ним была не маленькая девчонка, постоянно удиравшая от няни. Она носила элегантные наряды, великолепно изъяснялась по-французски. Куда подевалась та дерзкая малышка, которую он учил выслеживать оленя? Элспет превратилась в очаровательную леди, и Росс был сражен.

Между ними расцвела любовь, но обоим хватало ума скрывать свои чувства от других. Одно дело – расти вместе, другое – серьезные отношения. Их брак был бы неприемлем, поскольку Росс не был дворянином. До двадцати семи лет Элспет удавалось отсрочивать свое замужество, и, надо признать, с ее стороны это был настоящий подвиг. В конце концов родителям надоело ждать, и однажды вечером, за ужином, они объявили, что она помолвлена с Филиппом, маркизом де Клерво из Шампани. Потрясенные, Росс и Элспет украдкой сбежали в хижину, где обменялись клятвами. Росс пообещал никогда не жениться – и не женился. Элспет дала слово никогда не любить другого мужчину – и не любила. Спустя десять дней она вышла замуж и переехала во Францию.

С тех пор каждый год Элспет возвращалась в Лок-Даун, чтобы присутствовать на весеннем балу, значимость которого она сильно преувеличила, рассказывая о нем мужу. Филипп уважал традиции, но бывать в Шотландии не любил. Во время визитов только и делал, что курил и брюзжал.

– Погода отвратительная. Еда отвратительная, кофе днем с огнем не найти. Только чай! А сыры, бог ты мой… даже не начинай! Одна радость – вино, что я привез с собой.

Иногда Элспет приезжала на родину с мужем, а иногда – какое счастье! – без него. Не случайно все ее дети родились в январе или феврале.

Дождь наконец стал стихать. Элспет поскользнулась на мокрых листьях. Тихо выругавшись, она инстинктивно схватилась за ствол дерева, чтобы не упасть. До нее снова донеслись крики. Господи, что у них там стряслось? Она никогда не видела Фергюса столь возбужденным. Элспет продолжила идти и через несколько минут добралась до каменной хижины.

Домик встретил ее теплом пылающего очага. На маленьком столике между двумя креслами стояли два бокала виски.

– Надеюсь, это не «Плейд», – произнесла она, снимая сапоги, хотя по светло-янтарному цвету жидкости сразу поняла, что это виски Росса, а не из винокурни ее семьи. Росс уже много лет гнал виски. В детстве он немало времени проводил в винокурне вместе со стариком Мактавишем, который посоветовал ему изучить в университете естественные науки в надежде, что его юный протеже станет квалифицированным винокуром. Росс делал очень хорошее виски.

Мужчина обернулся в кресле.

– Ты меня провоцируешь?

– Может быть. – Элспет сняла жакет.

Росс встал, в три шага пересек комнату, заключил ее в свои объятия и бросил на двуспальную кровать – единственный, кроме кресел и столика, предмет мебели в хижине. Смеясь, Элспет помогла ему снять рубашку.

В особняке гонг к ужину звучал ежедневно в половине шестого вечера. Дети постоянно умоляли, чтобы им позволили ударить в гонг, но дворецкий Хадсон за тридцать лет службы в семье уступил этим просьбам лишь раз, в награду за хороший поступок. Если дать ребенку в руки молоток и подпустить его к гонгу, ничего хорошего не жди, и Хадсон тотчас же пожалел о своем решении. Ребенок на радостях принялся колотить в гонг со всей силы, и Хадсон поспешил разоружить маленького попрошайку, но на предмете искусства XVII века осталась глубокая вмятина, и с тех пор гонг издавал немного нестройный звук. Дворецкий унес молоток в свою комнату, убрал его в шкафчик, запиравшийся на замок, и с той поры никто, кроме самого Хадсона, никогда в гонг не бил. Не стал исключением и этот вечер.

В особняке Лок-Даун ужин был священной традицией, и его обитатели по-прежнему придерживались старых обычаев. Вся семья собиралась в библиотеке на аперитив; прийти можно было в любое время с семи до восьми, но непременно до того, как появится Хадсон, чтобы пригласить всех к столу. К немалому огорчению леди Евы, современных коктейлей здесь не подавали – только херес для дам и виски с содовой для мужчин. Ровно в восемь часов вечера в библиотеку входил Хадсон, чтобы сопроводить всю семью через оружейный зал в столовую. На первое всегда подавали консоме, затем рыбу, после рыбы – мясо (в охотничий сезон, разумеется, дичь), потом – сорбе, сыры и в конце – фруктовый или иные пудинги. Меню всегда оставалось неизменным. На ужин полагалось приходить в вечерних туалетах. По завершении трапезы женщины переходили в гостиную – летом в синюю, зимой в красную, – где они играли в карты и обменивались сплетнями. Мужчины шли в библиотеку или в бильярдную курить сигары и потягивать виски. Иногда мужчины и женщины собирались вместе, чтобы перед сном сыграть партию в вист. Леди Инверкиллен всегда удалялась в свои покои ровно в одиннадцать. В полночь Хадсон запирал парадную дверь и тоже отходил ко сну. После этого все, кто не лег спать, должны были заботиться о себе сами.

И вот, как обычно, все члены семьи собрались в библиотеке, в ожидании ужина потягивая спиртные напитки и занимая себя беседой. Леди Джорджина жаловалась на свою камеристку: