Спираль зла

Спираль зла
Бернар Миньер

Бернар Миньер. Главный триллер года
Новый триллер о майоре тулузской полиции Мартене Сервасе наполнен поистине ужасными событиями. И выживут здесь не все главные герои…

Эти глаза смотрят на вас из ночи…

В горах, вдали от мира, живет режиссер культовых фильмов ужасов Морбюс Делакруа. У него репутация мизантропа и немного сумасшедшего. Но его это не волнует. Он – гений. Злой гений… Его последний фильм «Орфей, или Спираль Зла» так и не вышел на экраны. Вокруг этой ленты ходят легенды, многие считают ее «проклятой»…

В это время в палате тулузской психиатрической больницы находят зверски убитым мастера по киноспецэффектам. А чуть позже обнаруживают тело звукооператора. И оба они работали с Делакруа над «Орфеем». Что это – совпадение? Или действительно проклятие? Или же…

На эти вопросы должны ответить майор полиции Мартен Сервас и его команда. Но расследование заводит сыщиков в такой мрак и ужас, что отвечать приходится уже на другой вопрос: смогут ли они уцелеть?

«Большое, большое искусство!» – Le Parisien

«Миньер – это огромный талант рассказчика и умение вселить в душу читателя страх; не хуже, чем у Стивена Кинга в его лучших романах». – Daily Mail

«Новый король триллера». – El Pa?s

«Миньер выдает прозу мрачную и острую. И такую густую, что пока читаешь, в ней вязнут пальцы». – Spectator

«Романы Миньера ценятся за блестящую интригу и за ту откровенность, с которой он говорит о современном обществе». – Provence

Бернар Миньер

Спираль зла

Bernard Minier

Un oeil dans la nuit

© XO Еditions, 2023. All rights reserved. Published by arrangement with Lester Literary Agency

© Егорова О. И., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Посвящается Амбре, Карлосу, Эмилии и Изабель, которые знают почему

Ужаса не бывает без воображения.

    Артур Конан Дойл

Пролог

– Я умираю, отец мой.

Пациент смотрел прямо на священника. Он сощурил глаза в полутьме палаты, и они живо блеснули из-под прикрытых век.

Человеку, только что произнесшему эти слова, бывшему художнику-оформителю в кино, было пятьдесят восемь лет, и он действительно умирал.

Погода за окном стояла скверная: дул ветер, где-то далеко над горами то и дело вспыхивали молнии. В палате слышался глухой, равномерный механический шум. Из-за закрытой двери небольшого больничного корпуса, несмотря на поздний час, доносились звуки шагов и хлопанье дверей.

Священник наклонился к больному, и его лицо попало в круг света.

– Рак… Он повсюду, отец мой, – произнес Маттиас Ложье. – Метастазы, они это так называют… А я называю их Неприятелем. Потому что это война. И я ее проиграл. У меня не осталось шансов, как ни крути…

Лицо отца Даниэля Эйенги оставалось сосредоточенным. Маттиас был единственным пациентом, который добивался присутствия священника. Медицинский персонал заранее предупредил отца Даниэля. Рак плевры, рак легких в терминальной фазе, причем повреждены уже брюшина, перикард, яички, гортань… Асбест… несмотря на запреты, его всегда было слишком много на съемочной площадке: декорации, техника…

– Асбест, – сказал Маттиас Ложье, словно угадав мысли кюре. – Его было в то время слишком много: и рисованные декорации, и вентиляционные трубы, и даже искусственный снег… Нигде не могли обойтись без асбеста. Нигде. Потом его, правда, запретили. Проклятая болезнь ждала тридцать лет, чтобы потом проявиться.

Священник покачал головой.

Перед ним на полке лежала маленькая пластиковая баночка с крышкой, где было несколько капель елея, масла для соборования, которое он освятил во время последнего богослужения. Прежде чем притронуться к больному, святой отец натянул перчатки.

В свете лампы исхудавшее лицо на подушке, с торчащими, как ножи, скулами было таким серым, словно его долго натирали пеплом, глаза глубоко запали.

Священник огляделся, ища глазами мусорную корзину. Согласно антиковидному протоколу, он не имел права ничего выносить из палаты. Перчатки, баночка и пипетка, которой он капнет масло на язык больному в качестве причастия, – все пойдет в корзину с педалью, а из нее – в огонь на уничтожение. Немного вина священник отлил на мессе, а пипетку купил в аптеке.

– Я попросил вас прийти не только для того, чтобы получить миропомазание, положенное больным, – сказал пациент, и внимание отца Эйенги сразу же переключилось на него. Последнюю фразу Ложье произнес с какой-то странной интонацией.

– Если я расскажу вам о том, что видел, отец мой, вы утратите сон, поверьте мне… Вы утратите веру в Бога.

Пациент пристально смотрел на священника. И тот вдруг заметил в глубине глазниц больного свет, от которого по телу пробежала дрожь.

– Что вы хотите этим сказать, сын мой?

– Ад, отец мой… Я когда-то был одним из демонов…

Струя ледяного воздуха коснулась затылка священника.

– Опомнитесь, – сдавленным голосом просипел он, – и никогда такого не говорите.

Вслушавшись в хриплое дыхание Маттиаса, он подумал о его легких, пораженных некрозом.

– Вы даже мысли допустить не сможете, отец мой… даже мысли о том, что я видел, и о том, что мы сделали… Я уверен, что если и есть свет в конце туннеля, то нам этим светом послужит адский огонь.

В словах больного было что-то пугающее и вместе с тем смешное.

По его впалой щеке покатилась слеза. И вдруг рука с торчащей в вене иглой капельницы сжала руку священника в перчатке. Эйенга вздрогнул.

Потом рука, выпустив его, пошарила в ящике прикроватного столика. Там лежал запечатанный конверт. Рука с длинными узловатыми пальцами схватила конверт и протянула его священнику.

– Знаете, отец мой, из-за этого дрянного ковида никто не имеет права выйти отсюда, куда бы то ни было, и я не могу передать это сам. Я очень вас прошу, пожалуйста…

Эйенга виновато взглянул на дверь.