Алрой

Вот и добрались до цели. В те стародавние времена, на востоке, евреи, если не имели лучшего, избирали местом для синагоги заброшенное кладбище. В помещениях с низкими сводчатыми потолками, где когда-то покоились кости умерших, сейчас сидели две-три сотни мужчин, и молились, и слушали своих мудрецов, и обращались к Богу. Масляные лампы коптили в нишах, с трудом разрывая полумрак. Постепенно глаза Алроя привыкли к тусклому свету, начали различать лица вокруг и древние знаки на листах книг. В единственной нарядной комнате хранился ковчег, что сберегал Святое писание.

Головы молящихся покрыты талитами, тела раскачиваются. Их лица сосредоточены и вдохновенны. Тысячелетие Израиль в изгнании. Жалкие остатки народа прозябают в былой столице, но дух избранничества неистребим. Ни душевные пытки разочарований, ни боль телесных мук, ничто не колеблет преданность Богу, избравшему и обещавшему. Бесконечно долго медлит спаситель, и бесконечно велика вера в приход его. Окончилась молитва, расправились лица, люди приготовились слушать своего наставника Зимри. Ученый раввин            , взявши Талмуд и вспомогаясь откровениями мудрецов, имена коих давеча звучали в беседе с Маймоном, принялся поучать, просвещать, просветлять паству.

“Мы знаем из книг, – начал раби Зимри, – Бог твердил и повторял нам, чтобы не смели мы иметь иных богов, кроме Него. А известно ли вам, что сказал Авраам Нимроду, который склонял его обожествлять огонь? Авраам спросил, почему огонь, ведь вода сильнее огня!? И почему не тучи, ведь они владеют водой!? И почему не ветер, коли он собирает тучи!? И, наконец, почему не Бог, создавший ветер?”

Восхищенный шепот послышался со всех сторон.

“Элиэзер!” – воскликнул Зимри, – “Написано, когда Адам спал, Бог взял у него ребро. Выходит, Бог – похититель?”

Вопрос сбил с толку ученика по имени Элиэзер, и он растерянно потупил взгляд. Люди встревожились, недоумевая.

“У кого-нибудь готов ответ?” – спросил Зимри.

Вперед выступил незнакомый собранию, закутанный в красную мантию темнолицый паломник из Африки. “Раби! – сказал он, – этой ночью злоумышленники проникли в мой дом, украли молодой росток с землей на корнях, но золотую вазу, в которой сидел росток, не тронули”.

“Здорово сказано! Отличный ответ!” – одобрительно загудела толпа, радуясь меткому иносказанию.

“Ученый Зимри, – продолжил африканец, – в одной из наших книг есть история об иерусалимском юноше, который был безумно, но, увы, безответно влюблен в молодую красавицу. Великая страсть порой лишала беднягу дара речи. Увидит несчастный свою желанную и немо глядит на нее молящим взором. Один страдает, а другая смеется. Как-то раз, не находя себе места, вышел юноша за городские ворота и побрел куда глаза глядят вглубь пустыни. К вечеру спохватился, что далеко ушел, повернул назад, а ворота уж закрыты на ночь. Он спустился в долину Иосафата, вступил в гробницу Авшалома, сына царя Давида, и, усталый, уснул. Наутро, вернувшись в город и завидев предмет своей страсти, широко заулыбался. “Не обманывают ли меня глаза? Я вижу улыбку на твоем лице, о, вечно печальный юноша!” – изумленно воскликнула красавица. И так ответил влюбленный: ”Вчера, как всегда безутешен, я вышел в пустыню и бродил весь день, и опоздал к закрытию ворот, и уснул в гробнице Авшалома, и приснился мне необычайный сон. И вот, чудесным образом изменился мой нрав, и мне хорошо и весело и хочется смеяться!” Неодолимой силы желание узнать, что привиделось юноше, завладело девицей. “Скорее расскажи свой сон!” – нетерпеливо воскликнула она. “О, это никак нельзя!” – ответил юноша, – “ибо почтение к деве останавливает меня, и лишь законной жене можно рассказать его!” Снедаемая любопытством, красавица выпалила: “Я согласна, только расскажи сон!” И они поженились и с тех пор смеются оба. Я думаю, ученый Зимри, тебе, большому знатоку Писания, не составит труда истолковать эту притчу, сочиненную мудрецом”, – закончил африканский паломник.

“Боюсь, сие превосходит мое разумение”, – сказал главный раввин.

Молчал ученик Элиэзер, молчали и другие.

“Вот толкование, – сказал темнолицый, – влюбленный юноша – это наш народ, дева – это утраченный нами Сион, а чудесная сила гробницы Авшалома указывает нам, что спасение придет из дома царя Давида”. Тут африканец подошел к Алрою и доверительно положил ему руку на плечо. “Понял ли ты меня? Я обращаюсь к тебе, ибо заметил твой интерес”.

От неожиданного прикосновения Предводитель изгнания вздрогнул. Он впился глазами в закутанного в красную ткань человека. Лица не разглядеть – волосы низко спадают на лоб, рот и нос закрыты мантией. Лишь глаза сверкают, как молнии сквозь тучи.

“Мой интерес – единственная причина, побудившая тебя обратиться ко мне?” – спросил Алрой.

“Кто ж откроет все причины?” – ухмыльнулся в ответ африканец.

“Я и не просил об этом. Мне и намека довольно”.

“Мудрый Зимри, сей юноша – твой ученик? Я поздравляю тебя!” Сказав это, темнолицый покинул синагогу. Люди стали расходиться. Велико было желание Алроя кинуться вслед за незнакомцем и говорить с ним наедине, но долг почтения к главному раввину удерживал Предводителя, покуда Зимри ни освободил его. Когда же, наконец, Алрой вышел наружу, африканца след простыл, и никто из горожан не видал его.

6.5

Зазвучала сигнальная труба – вот-вот закроется на ночь город Иерусалим. Алрой вышел из Сионских ворот, они замкнулись за его спиной. Солнце садилось. Последние его лучи скользили по вершине Масличной горы, а долина Иосафата уж погрузилась в тень.

Алрой принялся бродить по склонам, разглядывая сверху исчезающий в вечерних сумерках Иерусалим. Растаял город внизу, и звезды пленили Алроя взор. Он подошел к источнику Силуан. Неширокий поток серебряной нитью вился и блестел в ночном свете. Предводитель изгнания спустился к гробницам у подножия Масличной горы, вошел в одну из них. Проследовал узким коридором в квадратный зал. У стены зала – пустой гранитный саркофаг, и крышка его разбита. Алрой лег у основания саркофага и, утомленный, уснул.

Недолог был сон. Алрою почудилось, что его разбудили голоса в глубине гробницы. Тьма не вполне владела залом. Скудный лунный свет пробивался сквозь ажурную решетку под потолком, очерчивал контуры саркофага, лепных украшений на стенах. Глаза юноши открыты, он слушает тишину. И вдруг…

“Брат, брат, ночь с нами говорит…”

Другой голос отозвался.

“Брат, брат, ты прав”.

“Я женщину слышу”.

“Вор искусный крадется”.

“То стражника дело”.

“Убийцы шаги”.

“Ночи радостный шорох”.

“Брат, брат, давай по свету бродить!”

“Мы видели мир. Останемся здесь слушать лай собак – музыку гробниц”.

“Лучше выйдем наружу. Звезд на небе хочу. Час наш короток, пусть будет счастливым!”

“Куда нам смотреть? На землю, на небо?”

“Погуляй со мной, позабавь меня!”

“И мне мертвых царство наскучило”.

“Давай, навестим Соломона!”

“В его новой столице?”

“Это будет чудесно!”

“Но где она, где?”

“То великая тайна. Лишь духам известна она”.

“Кто сказал тебе?”

“Никто. Я подслушал, как шептал об этом мужской дух Африт духу женскому Гоул, соблазняя его”.

“Чудная парочка! Мы духовнее их!”

“Она по-своему красива. Глазки блестят, щечки кровь с молоком!”

“Воздыхатель, расскажи, что слышал!”

“Он – Соломона охранником был, сбежал со службы, распутница же выведала у него секрет”.

“Так говори скорее, милый братец, где новая соломонова столица!”

“Я лучше покажу”.

“Нет, говори, молю!’