Сюеме не будет! Там, где горы и «Приоры»…

– Да. Ты мне нужна пьяная! – заржал Баранолог и шустро завёл свою колымагу.

Мы подхватили Тришину с Зульпагаровым в центре, свернули к реке, парканулись на бережку, водрузили две бутылки вина на капот графского катафалка. Раскрыли все двери, включили музыку. Рядом стояла ещё парочка машин. Но народ из них вёл себя поскромнее нас. Выпив, Ася с Маджиром вовсю обнимались и периодически уединялись в недрах дракономобиля, очевидно, для поцелуев. Пилял то и дело пытался обнять меня, но вместо нежности получал тумаки. Аська удивлённо наблюдала, как Я ловко дубасила Пилорамыча то по шее, то по спине, даже пощёчину отвесила… Нет, ну, Барановед тоже додумался, дятел комнатный, тут люди кругом, а он лезет с телячьими нежностями! Всегда громче всех орёт, типа, «посёлок мусульманский, вести себя прилично надо, зат-мат», а сам! Тьфу! Анасын сигеим!

Бытдаев цедил красное вино из пластикового стаканчика. Он подлил алкоголя в мою тару и заметил:

– Не любишь ты меня, Орлова!

– А за что тебя любить? – поинтересовалась Я.

– Ну да, ну да… Мы не миллиардеры, нам любовь прекрасной Азы Юрьевны с небес не падает…, – запричитал Барановед.

– Ты сам, судя по всему, несколько раз откуда-то упал! – съязвила Я.

– Откуда же? – прищурился Пилорамыч.

– Я бы сказала, но моё воспитание мне не позволяет, – отделалась Я дежурной фразочкой.

– Закрой глаза на своё воспитание и скажи! – предложил Пиля как вариант.

– А ты на озеро любви меня отведёшь? – завела Я свою любимую песню.

– Поцелуй – отведу! – оскалился Баранолог.

Я послала его загорелой щёчке невинный воздушный поцелуй.

– Когда? – оживилась Я.

– Скоро, – заверил граф.

– Правда?

– Клянусь соседским поросёнком! – продемонстрировал Пиля анти-голливудскую улыбку. – И всем соседским курятником, ёп тра та та!

– Пилорамой своей поклянись! – разозлилась Я.

– Не могу. Ана! Это святое! – цокнул Бытдаев.

«Да поможет нам Будда увидеть озеро! – взмолилась Я. – Моего терпения не хватает вести переговоры с Баранологом!»

– Да чтоб все соседи клялись твоими поросятами! – рявкнула Я. – Хотя, поросят ты, наверное, не держишь. Пусть тогда баранами твоими клянутся!

– Не злись, принцесса! – спокойно сказал Бытдаев и осторожно взял меня за руку. – Баранов тоже не держу.

Шершавые пальцы чабана сомкнулись на хрупом белом запястье.

– Не нравится мне это место, – нахмурилась Я.

– Почему? – полюбопытствовал Пилялкин.

– Не знаю. Не нравится и всё! – завредничала Я. – Устроили тут стерео-пляж!

– А я специально сюда приехал, ты же любишь здесь курить сидеть…, – недоумённо пробормотал джигит.

Аська с Маджиром вылезли из тачки. Мы откупорили вторую бутылку. Барановед налегал на вино, его уже шатало. Размахивая стаканчиком, выдрыгиваясь в такт музыке, он довыделывался и опрокинул жидкость на меня. На дорогом сердцу (и кошельку!) итальянском дизайнерском платье расплылось уродливое бордовое пятно. Тришина побледнела. Я выдала гневную матерную тираду, а Бытдаев принялся извиняться:

– Прости! Это исправимо, Принцесса! Всё нормально!

– Нормально?! Ты меня облил, придурок жопорукий! – голосила Я.

– Из-за тряпки так волноваться? – заржал Маджир. – Того род собирался! Сними и выкинь на хер!

– Я сейчас тебя в речку выкину! – отъехала Я на къарнашыма. – Заповедный Бог! Знаешь, сколько оно стоит?!

– Что, дороже очков? – повернулся Зульпагаров к Аське. – Я того бабку дрюкал!

– Намного! Ядрён-запетлён! – шепнула та и сделала страшные глаза.

– Я ту собаку дрюкал! Задави меня приора! – закатил глазёнки Маджир. – Рахмани рахим! На хер такие вещи покупать? Ты где их берёшь? В музее?

– Пилял! Отвези меня домой! Я хочу переодеться! – топнула ногой Я.

– Зачем? Не волнуйся! Посиди в машине, пусть высохнет! – предложил Граф.

«Советчик недоделанный!»

– Надо застирать! С мылом! Чтобы пятно не осталось! – не унималась Я.

Бытдаев тяжело вздохнул. Чебуреки свернули поляну и послушно доставили нас к коттеджу. Мы с Аськой зашли в дом. Я стянула дорогую вещицу и выругалась: «Анасын сигеим!»

– Стирати-замывати! – покачала головой Триша. – Винище, конечно, ядрёное, ну да ладно, попытаемся что-нибудь сделать!

– Спасибо, Асюня! – чуть не плача молвила Я и обняла подругу.

Избавившись от пятна, Я расшвыряла вещи по всей комнате: копалась в тряпках, подыскивая наряд. Сняла один, покрутилась перед зеркалом, стащила с себя, натянула другой, третий… Потом стала спешно поправлять макияж, водила щёточкой по накрашенным ресницам, пудрилась до маски, духанилась до одури… Тришина ухмыляясь, курила у окошка и наблюдала за моими возбуждёнными действиями. Вдруг запищал телефон.

«Сюеме», – пришло сообщение от Бытдаева.

Я взвизгнула и подпрыгнула от радости. Подбежав к подруге, сунула телефон ей под нос и запищала:

– Смотри, смотри, Ася! Он меня любит!

– Читати-коловрати! Орлова! Что с тобой? – подняла Аська левую бровь. – Кто любит?

– Баранолог! – вопила Я. – «Сюеме» – значит «Люблю» на карачаевском!

– Святые угодники! Так поторопись, пока твой чабан опять тебя не разлюбил! Он же такой… э-э-э… млин, даже слово подобрать не могу. Пошли! – вздохнула Даниловна.

Я ещё раз провела помадой по губам, несколько раз пшикнулась парфюмерной водой и ответила: