Ангелов не выбирают

– Не мультики. А мульты! – сделала ударение на первом слоге мама.

– И как? Что это? – Лена перестала кукситься. Ей опять стало интересно.

– Очень просто. Кто бы тебя ни обижал, как бы тебе ни было грустно или ты очень-очень на него злишься…

– Как на Вовку сегодня, да?

– Совершенно верно. И даже еще сильнее. Ты просто сидишь спокойно, Лен, и смотришь на него, – перешла мама на шепот.

– И что дальше?

– И дальше тихо-тихо, про себя, начинаешь пририсовывать ему… ослиные уши!

Ленка представила Вовку с такими ушами и хихикнула.

– Получается, да?

– Да. А еще можно с ослиным хвостом, мам…

– Рисуй!

Ленка дорисовала ему хвост.

– А теперь можно, чтоб ему сверху, прям со школьной доски на голову высыпался… – включилась она в игру.

– …весь мел!

– Нет, мам, лучше манная ка-а-а-ша, – Лена скривилась – не любила она манку.

– Пускай!

– А еще, – разошлась дочка, – а еще… с самолета стали сбрасывать…

И так они рисовали свой мульт до папиного прихода. Когда он вошел в квартиру, стоял такой шум и смех, что он решил: полкласса точно у них в гостях. Входит, а на диване мама с дочерью от смеха катаются.

– А потом… пришла снежная королева и отморозила ему его ослиные уши!

– Кому уши? Какая королева? – прогремел его голос.

– Папа, а мы тут с ма…

Мама хотела прикрыть большой ладошкой рот дочери, а получилось, что все лицо закрыла.

– Мы сказки сочиняем, дорогой. Раздевайся! Ванну наполнить?

– Я сам. У вас тут такое веселье. А где наш боец?

– Мечами машет.

– На соревнованиях?

– Нет. Соревнования – завтра. Сегодня – репетиция.

– Тренировка! – засмеялся отец и скрылся в дверях.

Мама перестала смеяться и строго произнесла:

– Значит так, Елена! Ты только что чуть не сдала нашу фамильную тайну!

– Но это же папа!

– Женскую тайну, Лен!

– Я поняла, – сникла дочь. – Прости, ма-а.

– И еще, Лена, так смеяться, до икоты, ты не должна. Смысл этого оружия в том, что тебя пытаются расстроить, рассердить, сделать тебе больно, а ты вместо этого тихо… тихо! – повысила мама голос, – сидишь и рисуешь себе мульт. В собственное удовольствие, с самым серьезным лицом. Чтобы никто не догадался. Понятно?

– Понятно! Ой, мамулечка, – Лена кинулась обнимать мать, – какая ты у меня!

– Какая? – Мама кокетливо от нее отстранилась и поправила сбившуюся прическу.

– Мультяшная!

…Сколько раз потом мамин совет выручал ее, – и не счесть. Свою обиду, свою злость, свою растерянность – она разрисовывала мультами, быстро остывала и переключалась.

* * *

Вот и сейчас она вспомнила заветный мульт-прием, глубоко вздохнула и… четко увидела перед собой зловредную Машу и представила ее Бабой Ягой – челюсть вперед, на голове косынка, завязанная «ушами вверх», узел на лбу, помело в руках, и она кружится, кружится над потолком палаты… А остальные сиделки – русалки, сидят, как на ветвях заветного пушкинского дуба, на гирляндах капельниц. Особенно смешной получилась толстая Катарина с рыбьим хвостом и распущенными волосами!

* * *

Лена выдохнула, улыбнулась, глотнула остывший кофе.

Неожиданно зазвонил телефон.

– Да. Мам, я тут рядом. Хорошо, дорогая. Я знаю, мам. Да. Я верю. Нет, он сейчас как слепой котенок.

Она вдруг неожиданно рассмеялась.

– Да, мам. Но мы-то с тобой знаем, кто он на самом деле! Как кто? Кот ученый! Все ходит по цепи кругом. Нет, мам, я не смеюсь. Я выращиваю в себе «не отчаяние». Хорошо. Пусть это будет «вера». Да, дорогая. Я ее тоже в себе выращиваю. Сейчас буду.

Она положила телефон в сумочку и, как всегда, оставив на блюдце два евро, вышла на улицу.

Межглавие

Князь Владимир сидел в княжьих палатах, и его белые одежды, вышитые серебром, были под стать седине его бороды. Словно бы время вышило свой узор и на кудрявой голове князя.

Он был слеп.