Это я – гость с другой планеты, подумалось мне. Это мне надо бы носить такую футболку.
– Не местная, а? – спросил парень через некоторое время, разглядывая мою машину.
– Отчего же, – ответила я. – Просто каждое лето езжу в Кентукки номера получать. – Не понравился мне этот тип.
Он закурил.
– И сколько ты отдала за это ведро болтов?
– Сколько попросили.
– Дерзкая, что ли?
– Угадал, приятель.
Отвечая, я про себя молила Господа, чтобы позже мне не пришлось выставлять себя на посмешище, заводя машину с толкача у него на глазах.
Не успел град закончиться, как на небе показалось солнце. Над горами, громоздившимися за городом, повисла радуга, а над ней – еще одна, с перевернутыми цветами. Небо между этими двумя радугами было гораздо ярче, чем в других местах, как будто там был экран, и кто-то подсвечивал его сзади. Через несколько минут стало жарко. На мне был большой красный свитер, и я почувствовала, что начинаю потеть. В Аризоне все немного чересчур. Если бы она была не штатом, а кинофильмом, вы бы в него не поверили – сказали бы, слишком шаблонный.
Я понимала, что лучше немного постоять и дать двигателю просохнуть. Парень все еще торчал рядом, покуривая и действуя мне на нервы.
– Поберегись! – вдруг предупредил он, показав на волосатого паука величиной с козленка, который полз по асфальту. Ноги его подергивались – совсем как у резиновых игрушечных пауков, которых вытаскивают из игровых автоматов.
– Видала и пострашнее, – сказала я, хотя, по правде говоря, ничего подобного в своей жизни не встречала. Казалось, он вылез из фильма ужасов.
– Тарантул, – продолжил парень. – С ним поосторожнее. Этот ублюдок может прыгнуть на четыре фута. Если укусит, сойдешь с ума. Такой уж у него яд, особый.
Конечно, я ему не поверила. Никогда не понимала, почему мужчины, пытаясь произвести на женщин впечатление, всегда убеждают их в том, что этот мир – опаснейшее из мест. Мы же с ними в одном мире живем, верно?
– И чего он приперся? – произнесла я. – Он что, твой питомец или твоя подружка?
– Не-а, – усмехнулся парень, придавив башмаком сигарету, и я решила, что он не столько опасен, сколько глуповат.
На бетон между тем выползали другие существа. Целая толпа муравьев выбралась из щели и принялась бродить вокруг окурка, по непонятным мне причинам пытаясь разодрать его на части. Может быть, их королева любит жевать табак, и ее рабы хотят по частям перенести в ее покои табачные крошки, привезенные, должно быть, на каком-нибудь грузовике аж из Кентукки, с фермы Хардбина, Ричли или Биддла. Никогда не знаешь, какая штука где окончит свои дни.
– В последнее время много дождей, – сказал парень. – Когда земля переполнена водой, вся эта мелюзга начинает тонуть в своих норах и выползает наверх просушиться.
Он протянул ногу и раздавил подошвой большого блестящего жука с рогами. Расплющенный жук раскинул крылья, между которыми прыснуло что-то белесое. Жук был из тех, по которым не угадаешь, что у них есть крылья, хотя по опыту я знала – крылья есть у большинства насекомых, кроме, понятное дело, пауков.
Парень зажег очередную сигарету и бросил непогашенную спичку в тарантула, промахнувшись на пару дюймов. Словно испуганная леди в старом кино, паук резко вскинул навстречу пламени две передние лапы.
– Ладно, – сказала я. – У меня дела. Пока!
Я посадила Черепашку в машину, зашла со стороны водителя и, поставив на нейтралку, принялась толкать.
Парень рассмеялся.
– Это у тебя машина или скейтборд? – спросил он сквозь смех.
– Слушай, весельчак! Ты можешь меня подтолкнуть, а можешь просто стоять и ржать, но я все равно уеду. Эта машина привезла меня из Кентукки и запросто может пролететь еще несколько тысяч.
– Только не на этих колесах, – сказал он.
Я оглянулась и посмотрела на левое заднее колесо. Шина на нем лопнула и болталась на ободе.
– Черт! – прошептала я сквозь зубы.
Но «фольксваген» уже завелся и поехал вперед. Через зеркало заднего вида я увидела выездную эстакаду, на которой поблескивало зеленое разбитое стекло – словно рябь на озере в ветреную погоду.
Конечно, я и не собиралась просить этого тупицу о помощи. С шиной все было ясно – она отдала концы, так что несколько кварталов я на ней все же проехала – мимо банка, ряда домов и парка с пальмами и пожухлой травой. Несколько мужчин, обернув вокруг пояса одеяла, что-то выискивали в земле – вероятно, жуков давили. Сразу же за парком я увидела стопку покрышек.
– Да ты только посмотри! – воскликнула я. – Да мы с тобой два везунчика! Нужно было ехать в Лас-Вегас, а не сюда.
Сложенные в стопку шины образовали нечто вроде стены по обоим краям площадки на углу двух улиц. Там стояла и орудовала шлангом, из которого вырывался сжатый воздух, пожилая женщина – сдувала с тротуара жучков, муравьев и прочих мелких насекомых, вылезших из всех щелей. На ней были голубые джинсы и ковбойские сапоги, а из-под красной банданы на спину свисала длинная седая коса.
– Привет! – сказала я.
На стене была намалевана вывеска: «Иисус, наш Господь. Подержанные покрышки». Помнится, я как-то собиралась звонить 1–800-Господу-нашему, просто чтобы проверить, кто возьмет трубку. Может быть, как раз сюда я бы и дозвонилась.
– Привет, моя хорошая! – отозвалась женщина. – Эти жуки страшно достают меня. Лезут толпами после каждого дождя! Но не стану же я их давить. У них тоже только одна жизнь, как и у нас. Пусть живут!
– Я вас понимаю, – отозвалась я.
– Ох, бедняжка моя! Похоже, у тебя спустила парочка колес.
Оказалось, что так и есть. Заднего правого колеса я не заметила.
– Заезжай на большой подъемник, – сказала женщина. – Снимем колеса, посмотрим, что и как, и вылечим твоего малыша.
Я спросила, может ли Черепашка заехать со мной, но женщина отрицательно покачала головой – это опасно! Поэтому я достала Черепашку из машины и поискала глазами, где бы ее усадить. От такого количества шин мне стало не по себе. Я инстинктивно проверила, на что меня может забросить, если какая-нибудь из шин вдруг лопнет. Но нет, наверху было лишь чистое синее небо.
В стороне лежали пустые обода и покрышки. Здесь уж точно ничего не лопнет, решила я, и посадила Черепашку туда.
– Как зовут твою девочку? – спросила женщина. Я ответила, а она даже не моргнула глазом. Обычно люди, услышав мой ответ, либо смущаются, либо начинают читать мне лекцию.
Женщину звали Мэтти.
– Какая милашка! – сказала Мэтти.
– А почему вы решили, что она девочка?
Я не огрызалась – мне было просто любопытно. Я ведь не одевала ее в розовые платьица.
– Что-то есть в лице такое…
Мы подкатили колеса к большому баку с водой. Мэтти намылила протекторы, а потом опустила шины в бак – так, словно опускала в кипящее масло пончики. Тоненькие нити пузырьков потянулись к поверхности, будто нитки жемчуга. Ниток было много, прямо целая ювелирная лавка.
– Мне очень жаль, моя хорошая, – сказала Мэтти, – но шины твои никуда не годятся. Все в дырках. И заплатки не положишь.