Хан Аурик встал во всём блеске молодой стати. Но не пылали огнём такого юношеского задора карие глаза его, так и преисполненные добрым светом, были лишь сосредоточены, но не напряжены. Не билось сердце пылко, в таком горячем гневе, а лишь холодно отстукивало, что и было очень кстати в этот момент не доброй истины.
Мудрые учителя учили мудрого ученика.
Руки нанголов на миг в едином такте прикоснулись к рукоятям кривых сабель, но завидев полное спокойствие юноши, ослабили хватку и успокоились сами. Они знали своего хана, пусть и пребывающего в юности, но разумом своим вознёсшегося на высоту старых мудрецов, и потому готовы были за него на всё. Вот потому они и здесь вместе с ним, на этой земле величественных, но надменных кранков.
– Мой хан, Вы никогда не участвовали в подобных турнирах, – с тревогой, с беспокойным участием говорил Джэнде, всё же в душе надеясь получить от него ответ, что успокоило бы, вселило надежду.
– Наши предки в своё время разгромили килезких рыцарей, рыцарей ордена длинных мечей, рыцарей ордена ранклиеров из земли кранков в битве при Лайгринице. Да и мой дед в столь недавние времена прошёлся по Кранции. Нам ли не знать про это, – отвечал уверенным тоном хан Аурик своему подчинённому, но старшему другу, отважному командиру «чёрной гвардии».
– Так было, но это другое. Есть в моём сердце место беспокойству, – говорил Джэнде, всё же находя какое-то успокоение в душе.
Но было ли так? Может, это иллюзия нейтральной истины, таящей жестокий сюрприз?
Хан Аурик шёл вниз по ступеням, по красному драповому ковру, шёл размеренно, но, как-то склонив голову вниз, будто шёл на заклание. Было ли жаль этой немилосердной толпе этого юношу, пусть даже хана, но юношу, сына своего отца и матери?
Хлеба и зрелищ! Что ей этот парень, когда подвернулся такой неожиданный поворот рыцарского турнира, привнося неимоверную интригу, такой интерес высокого накала, когда сердца так и бьются в суматошной лихорадке огненного азарта. Крови и только крови! И будет лежать этот парень с титулом хана в пыли песчаной полосы, отвернув голову в пустоту небес. И войдёт в историю этот турнир как самый необыкновенный и единственный в своём роде! А истина нейтральна!
У кромки поля он невольно оглянулся назад. Устремлённый взгляд его был на ту, от которой не могли так легко отвязаться его мысли, всё мешая думам государственного толка. Что надеялся увидеть он? Но знал, что поступком своим она, несомненно, заслуживала уважение. На такое способна лишь будущая королева Кранции! Она далеко пойдёт, уж куда дальше отца. Здесь истина стояла на её стороне.
Искорки, скорее свет, что излучали какое-то тепло, идущее от души неспокойной, но участливой, отозвавшееся болью. И никакого холода. То был взгляд Алинии – принцессы королевства.
12
Верные воины привели молодого мирабского скакуна, как того он и требовал. От железных доспехов он отказался, как и от тяжеловесного коня, что предложили ему кранцозы. Безумец! Это было сродни самоубийству. Турнирное копьё, хоть и деревянное, могло начисто прошить насквозь не острым трезубцем, что и не встать никогда. А что до мирабского скакуна, то он статью своей хорош для скачек, но не для таких боёв, где вершиной является таран.
Невероятное оживление царило и на возвышенной трибуне аристократии, и среди всей этой черни. Такого не бывало никогда, и не будет никогда. Зрелище обретало иной уровень, возводя турнир на небывалую вершину вскипевшего ажиотажа. Любители делать ставки, делали ставки, где гостю не отдавалось никакое предпочтение, ибо уже уготовано жесточайшее поражение. По большей части делались ставки на том – выживет ли он после поединка с искусным мастером своего дела, с мощнейшим атлетом, облачённым в железные доспехи, с самим «Чёрным призраком дьявола».
Он подмечал каждое движение этих гладиаторов рыцарского турнира, в котором огромную роль играли атлетическая мощь, такой же натиск, умение правильно держать копьё, а так же мощь тяжеловесного коня. Казалось, не надо никакой тактики, лишь будь как можно сильней и напористей в седле, и победа за тобой. Но нет.
Вершиной поединка был всё же глазомер, определение ситуации нужного расстояния. Вот он-то достигался при участии на многих, многих турнирах и становился неотъемлемой частью интуитивного чувства, накопленного опытным путём.
Природа одарила его редким даром зрительного восприятия, которое он пропускал весь через себя. Был у него и другой прирождённый дар, но воспитанный мудрыми учителями, и потому вознёсшийся до недосягаемых высот. И он применит его, непременно применит, ибо ставка – жизнь.
Перед поединком они сошлись как бы для приветствия. Из глазниц чёрного забрала, из глаз «чёрной змеи» изрыгался холодный взгляд самого порождения зла. Но неужели он враг ему? Мда, верный пёс своего хозяина.
«Ненависть твою, ярость твою направлю в обратный путь, и пусть вдвойне обрушатся они в то лоно, откуда вырвались неистово, в надежде истоптать, разорвать. Да будет так. Моя воля, моё повеление в твой третий глаз. И ты пойдёшь со мной в долину…, доверься мне, доверчивый…»
Упование на лёгкую победу улетучилось как дым на ветру, ибо неведомое да кольнуло в сердце, что отвёл прочь надменный взгляд. Стоило ли это такого? Но нет пути назад, ибо рыцарская честь превыше самой смерти.
Но не сам рыцарь, прозванный «Чёрным призраком дьявола», был главным объектом его прирождённого дара, так гениально воспитанный мудрыми учителями. Другая цель. Конь, тяжеловесный конь подпал под страшный удар этого дара.
«Кто змея? Я вижу твои глаза, твой мозг, глубину твоей души животной. Ворвусь в саму истину порождения твоих мыслей, твоих инстинктов, о – благородное животное. И вселю я ужас и вышиблю сам дух бойцовского коня. Ибо извиваюсь я посреди серых ковыльных трав полей пустынных под небом вечным. Потому познай мою суть, ибо я – змея!»
Взбрыкнул неожиданно тяжеловесный конь и подался в сторону изо всех сил, что едва удержали его крепкие руки властителя. Хотя, была ли та же крепость? Это недобрый знак. Но кто знает?
Как никто противопоставлены эти два живых существа – конь и змея. Откуда знать?
Неистовая толпа, уверенная в его победе, уже зараннее воспевает дифирамбы в его честь. Но что-то нечисто в его душе, что заклокотало каменное сердце и не унять. Всё зря, но нет пути назад, ибо рыцарская честь превыше самой смерти.
Он был на краю песчаной полосы, когда услышал чей-то крик: «Парень, давай парень из неведомой земли! Покажи ему!» То был возглас из среды простого люда, которому и отвели место на пустыре. Не допускали его близко к возвышенной трибуне аристократии, и потому прозвали его «чернью». Но в минуты исключительного состояния духа перед схваткой увидел он много света над головами этой черни, такой светлой ауры. И взглянул он туда, и увидел тот же светлый свет над головами сестёр, принцесс королевства. И был прекрасен этот миг!
Гонг раскатисто возвестил о начале поединка. Он держал турнирное копьё по всем писаным правилам, хотя и взял его впервые в руки. Мирабский скакун взял старт не как всегда быстро, подобно молнии, а с таким запасом, каким повелевал властитель. В последний момент он высечет саму искру неистовой скорости, будто камень, выпущенный из пращи.
С каким же трудом удавалось подгонять тяжеловесного коня навстречу твари, извивающейся посреди серых трав полей пустынных. О духе бойцовского коня можно было лишь мечтать в этот искренний момент недоброй истины. Да и копьё затрепыхалось в непривычной дрожи. Какой там поединок под зловещим оскалом коварно игривой фортуны?! И как-то тяжело скачет тяжеловесный конь, и вместе, поступью медленной, мчатся они на заклание. Такого никогда не было с ним. И ужас вселился в душу, изгнавшей доблесть и благородство.
Долго будут рассказывать об этом турнире, с годами всё, прибавляя не существовавшие детали, что вознесётся легендой. Но суть останется одна.
Мирабский скакун прибавил резко, подобно молнии. Он выдержал строго дистанцию, идеально определил по глазомеру и направил точно в широченную грудь, да так, что слетел с седла «Чёрный призрак дьявола» в образе «чёрной змеи» и рухнул всей тяжестью своей наземь, что не подняться без труда. Так кто же в образе змеи? Что и говорить, силой молодой хан так же был одарён, как и натренирован теми же мудрыми учителями.
Люд простой торжествовал, что было вопреки желаниям возвышенной аристократии. Но ведь и многие из них тайно в душе, да разделяли такой порыв черни. Пусть утрёт нос надменный герцог Ронтанский!
Хан Аурик знал, что делать дальше. Он не нарушит традицию и сделает во всех его лучших правилах.
Он подобрал венок из ярких цветов, что отныне едва ль покачивался на кончике не острого трезубца.
Мирабский скакун размеренным шагом взбирался по красному драповому ковру, по широким ступеням. Этот юноша с полным правом мог позволить себе такое. Он – победитель! А вот дальнейший ход события требовал возрастания и возрастания вот такого любопытства.
Молодой хан неведомых земель следовал традициям. И теперь венок покоится на кончике копья рыцарского турнира. Но кто она?
Великолепным был этот ритуал в исполнении хана неведомых земель. Как можно точно старался он отобразить торжественный ритуал вручения заветного венка королеве рыцарского турнира. Турнирное копьё с венком, как и раньше от «Чёрного призрака дьявола», направилось по пространству в сторону старшей дочери короля, принцессы Алинии.
Как радовалась искренне за сестру принцесса Ламилия, но остальные, однако, ждали реакции самой новоиспечённой королевы рыцарского турнира. Как поведёт себя неприступная гордыня? Хотя, многие вспомнили прекрасно изящный королевский бал, принцессу, что была совсем непохожей на себя, такой лучистой от веселья, от радости. И будто пара грациозных лебедей на волных изысканного танца аристократии…
Не отвела на этот раз руку старшая принцесса, но брала венок с достоинством, полагающейся особе королевских кровей, которой будет вручено в будущем само правление королевством. Так чинно, с таким порождением неприступной крепости повела она себя в этот миг, что хану Аурику как-то стало не по себе. Уж не много ли позволяет он себе на чужой земле, ибо родина матери всё равно оставалась для него отчуждённой, чужой. Но она приняла таки венок ярких цветов из королевского сада. Приняла от него. Но как?
Ох, королева всех чертей, да дьяволов! Видел ли кто-нибудь это?!
Разве что, принцесса Ламилия подметила такое у старшей сестры и рассмеялась тихо. И было отчего. Глаза старшей принцессы, такого олицетворения неприступной гордыни, так и сверкнули кокетством ли, но озорным огнём лукавства точно. Блеск искринок над улыбкой, едва приметной, но лучезарной. Вот так взгляд! Да что же делает она с ним?! Но радость вздыбилась волной безмерно сильной, что и накрыла разом всю душу и разум. Незабываемый миг, да и только.
– Надеюсь, хан раскроет секреты своего мастерства, – говорила новоиспечённая королева рыцарского турнира голосом тихим, будто воркующим нежно, но с долей ироничности, такого тона, что сложился уже в отношениях между ними.
Она была той, непринуждённой, будто освобождённой от всяких высоких обязанностей, что свалились ей на плечи с детства, и которых она должна пронести всю жизнь неприкаянно и достойно. Всё та же чистота струилась, лучилась от взгляда её, от души, да так, что вернулся он в прежнюю колею и посмел добавить от себя что-нибудь такое в этом же духе.
– «Синяя звезда» уступает в блеске этому венку из королевского сада. Я постарался… – говорил он с той же долей ироничности, но и тон чистого смеха, да и радости, также подкреплял его слова от искренности духа.
Озорное лукавство, смешанное с игривым кокетством, так и отразились в глазах красавицы, всё, побеждая и побеждая в этой довольно уж интересной борьбе, что и продолжилась в неистовом вихре вот таких незримых отношений. Это была настоящая награда и для него. Что может быть лучше?
13
Столица Кранции только и делала, что обсуждала все перипетии прошедшего рыцарского турнира. Уличная чернь при этом смаковала поражение «Чёрного призрака дьявола», вассала ненавистного герцога Ронтанского. Ну и поделом ему.
Может быть, обеспокоилась аристократия вот таким вольным поведением простого люда, но больше всего задело это могущественного кардинала Шелье, тогда как король Дуи Второй пребывал в весьма приподнятом настроеннии. Как, никак, а этот молодой хан нанголов укротил таки нежелательную прыть герцога Ронтанского и его непобедимого вассала, рыцаря с устрашающим именем «Чёрный призрак дьявола». Слишком уж нос задрали. Но кардинала Шелье ничуть не интересовали подобные перспективы, у него были свои интересы, скорее государственного характера, чем личного, вот потому он и решился на встречу с нангольским ханом.
Разговор их проходил во дворе посольства, в котором разместилась вся эта обширная делегация нанголов, проходил наедине. В переводчике кардинал не нуждался, ибо знали теперь многие, что хан свободно владеет языком родины своей матери.
– Я вспоминаю детально Ваш поединок с «Чёрным призраком дьявола». Я думаю – не обошлось здесь без козней самого дьявола. А вы знаете, чем пахнут вот такие художества, – начинал этот разговор Кардинал Шелье с некоторых угроз, дабы понять внутреннее состояние собеседника.
– Вы полагаете инквизицию? Что она для меня. Я другой веры, и вера моя – Вечное Синее Небо. Но если захотите прибегнуть к такому приёму, то выйдет это боком всем вам, всей столице Кранции. Сто нанголов способны взбудоражить любую столицу. Да и простой люд переживал за меня, когда я выходил на поединок с вашим рыцарем. Это я знаю, как и то, что это волнует и Вас. Не так ли преподобный кардинал? – отвечал молодой хан тихо, но с достоинством зрелого мужа, сразу, же, расставив все акценты предстоящего разговора.