– А со мной сложнее, – призналась она. – Ты меня не знаешь. Но если сумеешь вытерпеть меня, то и я, наверное, как-нибудь поправлюсь.
Помолчали. Потом она добавила:
– Я научусь готовить.
– Замечательно.
– Куплю поваренную книгу. Буду готовить все, что ты любишь. Как ты думаешь, у меня получится?
– Думаю, получится. Это не сложно, – я потянулся и поставил пепельницу на тумбочку. – Есть задача потруднее. Кое-кто должен отучиться трусить.
– Ты обо мне?
– Я о себе.
– А мне надо отучиться врать
– Мне тоже.
– Получится?
– Я постараюсь.
– Я тоже.
Мне захотелось закурить еще, но я сдержался. Натянул одеяло на грудь, а Васико поднялась и закрыла дверь.
– О чем ты думаешь? – спросила она, когда вернулась в постель.
– Так. О грустном.
– О грустном?
– Я думаю, чем мне заняться теперь. А грустно, потому что ничего не приходит в голову.
– Мы с тобой ни на что не годны, – согласилась Васико. – Если займемся чем-нибудь то, наверняка, новым идиотским делом. И тогда точно окажемся на свалке. Нам надо улизнуть отсюда. Куда-нибудь подальше. Где нас не знают. Где, вообще, никто никого не знает. И зажить там потихонечку. Но куда мы уедем без денег?
– Без денег никуда.
– Достать бы денег.
– Знаешь, где?
Васико отмахнулась.
– Поговорим об этом завтра. А сейчас – спать.
– Я не засну.
– Тогда притворись.
Я не согласился.
– Глупости. Выкладывай, что у тебя на уме?
– Тебе не понравится.
– Рассказывай.
– Все просто, – проговорила она. – В этом городе я знаю только одного человека, у которого есть деньги…
После долгой паузы я сказал:
– …Кажется, я догадываюсь о ком ты.
– Вот, – она зевнула, – говорила же, тебе не понравится.
План, который изложила Васико, оказался крайне авантюрный и опасный. Но при всех своих недостатках он в случае успеха давал возможность решить все проблемы сразу.
Вечером мы появились у Кантемира. И он сразу набросился на меня.
– Ты нохчи, совсем рехнулся? Совсем слетел с катушек?
Ударил по голове свернутыми в трубочку листками бумаги и вонзился в меня взглядом. Мне сделалось не по себе. Из головы вылетело все, что мы с Васико отрепетировали дома, и все мысли свелись к поиску ответа на вопрос: удастся ли выбраться отсюда невредимым в этот раз? Так что инициативу пришлось взять Васико.
– А что случилось? – поинтересовалась она.
Кантемир повернулся к ней.
– Что случилось? Да, ничего не случилось. Просто, сегодня утром мой специалист вернул мне это, – он сунул ей под нос смятые в кулаке листы бумаги, а потом еще раз ударил ими мне по голове. – Вернул и спросил, читал ли я эту галиматью? Я ответил: нет. А он мне: так прочти, – Кантемир ударил в третий раз.
– Может, хватит! – предложила Васико. – А то совсем истрепал бумагу. Ну, попросили тебе прочитать несколько страниц, что с того? Что тебе не понравилось?
– Да этот гаденыш такое насочинял! Мне специалист сказал, что если кто узнает, что здесь написано, – Кантемир взмахнул кулаком с зажатыми к нем листами бумаги, – надо мной в этом городе каждый фуцин смеяться будет. Ты понимаешь, что этот гад мне новое погоняло сварганил?
– Какое?
– Людоед!
Васико развела руками.
– «Людоед». Ну и что? Чем оно тебя не устраивает?
– Ты издеваешься?
– Нет, не издеваюсь. Я на самом деле считаю, что «Людоед» нормальная кличка. Для тебя в самый раз. Брутальная кличка, внушительная. Но если ты против, то про людоедов можно убрать. Можно, вообще, весь сценарий похерить. И все кино. У нас есть кое-что поинтересней, – Васико развернулась ко мне. – Моня, ты что в рот воды набрал? Выкладывай давай.
«Что б ей провалиться».