– Не адреналин делает их сильными! А ускоренный кислородный обмен! Чем больше эритроцитов – тем больше кислорода, тем сильнее мускулатура. Уровень эритроцитов начал падать, потому что вирус в буквальном смысле растит им мышцы.
– Черт подери! – Генри сообразил первым. – Что вирус пытается сделать с ними? Убить? Или превратить в убийц?
Мы озадаченно переглянулись. Очередной туннель с ответом в конце, и никто из нас не хотел в него вступать. Ассистенты взяли зараженного под руки и поволокли обратно в бокс. Надо придумать улучшенную систему креплений к кроватям, пока не прибудут новые боксы. Черт! Час от часу не легче! Теперь зараженные начали выпрыгивать из боксов, разбивая стекла лбами и кулаками.
Где-то глубоко в груди поселился жуткий страх, который мое сознание противилось признать. Древний страх, животный. Тот, который испытывает добыча, когда хищник несется за ней по пятам. Я огляделся и вдруг понял, что мы здесь в лаборатории окружены этими машинами для убийств, которых один-на-один одолеть не в силах. У нас здесь сорок шесть боксов: двадцать четыре из них из укрепленного стекла – хрупкого для зараженных, как оказалось, и это стекло – единственная преграда между людьми и чудовищами.
На лицах Кристины и Генри я прочитал схожие эмоции. Мы втроем представляли собой исключительную систему группового мышления, точно научились читать мысли друг друга. Кристина и Генри тоже проигрывали сценарий наперед. Но ни один из нас не желал произносить эти опасения вслух.
За нас это сделала судьба.
Резкий и внезапный звон разбитого стекла заставил нас дернуться и обратить взоры туда, откуда раздался звук побега. Нашим жутчайшим страхам суждено сбыться сегодня. Мы переглянулись с Генри. Честно сказать, наверное, благодаря тому что внутренне мы уже были готовы к подобному исходу событий, мы среагировали молниеносно.
– Хватай транквилизаторы! – крикнул он мне.
Мы тут же бросились вразнобой к ящикам со шприцами в медицинских шкафах, стоящих вдоль коридора между блоками, на ходу анализируя, из какой клетки выбралось очередное чудовище. Клетки стоят в пять рядов, но стеклянные находятся в конце зала в южной части.
– Кристина, жми вызов охраны! – приказал я, понимая, что сейчас нам пригодится тяжелое вооружение – центр охранялся силами федеральной полиции, имеющей в кобурах пистолеты.
Но не успели мы собраться, как откуда-то из южной части послышался еще один взрыв стекла. Это новая клетка взорвалась осколками, выпуская из своих недр монстра? Или же первый продолжает рушить свой дом родной, чтобы вырваться на свободу? Мы снова переглянулись, и Генри, недолго думая, вытащил целый ящик с заряженными шприцами, пихая их по карманам, как солдат – патроны.
Но дальше стало еще хуже. Где-то в заднем конце зала разбили еще один бокс.
Что за чертовщина?
На этот раз мы смотрели друг на друга с растущим ужасом в глазах, снова противясь признать ужасающий реальный факт. Но это был не предел кошмаров. В следующую секунду раздался новый стеклянный взрыв. А потом четвертый, и пятый, и шестой. Словно по рядам боксов медленно протекала звуковая волна, взрывающая один за другим.
Мы затаили дыхание, слушая эту нескончаемую и такую равномерную музыку звонких ударов, оканчивающихся легким бряцаньем осыпающихся на бетонный пол осколков, словно затихание оркестровой симфонии, которой руководил кровожадный инфицированный пациент, выбирающийся на свободу.
– Они как будто научились… как будто копируют друг друга, – прошептала Кристина.
Мое сердце замерло. Она описала абсолютно те же мысли, что посетили мою гениальную голову: забывшие речь и потерявшие самоопределение, зараженные, тем не менее, демонстрировали способность учиться, подражая друг другу. Это возможно? Значит, они еще способны мыслить аналитически?
Мне не удалось погрузиться в сокровищницу, которая снова начала сверкать идеями, выбравшимися из недр интеллекта подобно забившим из земли фонтанам в такт взорванных боксов, потому что на моих глазах Генри потянул стоящую перед ним Кристину за рукав, роняя шприцы на пол.
– Уходим отсюда. Надо звать охрану, – повторил я.
И тут раздался первый крик. Мы тут же напряглись. Спина сразу закостенела, сердце впрыснуло адреналин в кровь, дыхание сбилось, а жар пробежался от ушей до пяток. Мозг же в это время судорожно соображал: в данный момент здесь находятся порядка шестнадцати ученых – наших коллег, бросить которых нам не позволила этика, ни научная, ни корпоративная. А потому мы втроем рванули на помощь, точно определив, откуда послышался первый крик жертвы пациента.
Мы бежали, казалось, целую вечность, рассекая воздух между рядами боксов, пока наконец не достигли зоны со стеклянными. Трагедия развернулась перед нашими глазами почти тотчас же: посреди последних рядов один зараженный сидел на нашем лаборанте Берни и рвал тому шею в клочья.
– Твою мать! – выругался Генри.
Толстощекий низкого роста Берни, всегда напоминавший мне султана из детского мультфильма про вора и принцессу, истошно вопя, пытался скинуть мужика, который прежде работал терапевтом и прибыл по вызову на дом на скорой помощи. По иронии судьбы на этой же скорой помощи его доставили в больницу с рваными ранами от укуса на руке. Вскоре после этого он очутился в нашем центре.
Мы в один прыжок оказались возле кровавой драки и стали стаскивать бешенного фельдшера с Берни. Мужик вцепился крепко. Берни ревел, как раненный лев, а мы продолжали тянуть фельдшера за ноги и плечи. Но, черт возьми! Сколько же в них сил! Мы рисковали тем, что оторвем фельдшера вместе с куском мясистой шеи Берни, потому что мужик и не рассматривал возможность раскрыть пасть, чтобы выпустить добычу.
– Кристин! Неси чем разжать челюсти! – крикнул я, пока вводил уже вторую дозу снотворного в ногу свирепого фельдшера.
Моя жена тотчас же побежала к шкафам с медицинскими инструментами. Как бы я ни хотел хорошенько вмазать этому пациенту, я понимал, что эффекта это не возымеет – ввиду ускоренных темпов регенерации болевой порог зараженных возрос в несколько раз.
Но тут прямо на моих глазах путь Кристины подрезал неизвестно откуда взявшийся зараженный в больничной сорочке с русыми волосами до плеч и повалил ее с ног. Все мое человеколюбие в этот момент смыло ураганом страха.
– Кристина! – завопил я.
Я вскочил, как ужаленный, забыв про истекающего кровью Берни подо мной. Мои ноги несли меня к жене, а мозги работали наперед, выстраивая ужасающие прогнозы.
Я услышал крик. Был ли он женский? Принадлежал ли моей жене? Куча рук и ног на полу не давала точно определить, навредил ли пациент Кристине.
И снова судьба решила хлестануть меня в этот день.
Да! Это кричала Кристина! Зараженный парень – продавец цветов в бывшей жизни – вцепился в плечо моей жены и рвал его из стороны в сторону, как собака – плюшевую игрушку.
Я навалился на него сверху, схватил за волосы и потянул, что есть мочи, пытаясь оторвать от моей жены! Но вот же черт! Как крепко они вонзаются в плоть! У них ведь зубы обычные – человеческие, не предназначенные для пережевывания сырого мяса, и уж тем более у них нет широко раскрывающихся пастей хищников! Зато вирус укрепил жевательные мышцы, и теперь их челюсти обрели способность мертвой хватки! Я остервенело избивал пациента, дергал за шею, даже пытался душить, засовывал пальцы ему в рот, пытаясь разжать зубы вручную, одновременно осознавая, что сам рискую заразиться таким образом, поранившись о его резцы. Но я себя не контролировал! Меня охватило лишь одно желание – спасти мою жену!
– Кейн! Отойди! – крикнул Генри откуда-то сзади.
Я взглянул в сторону. Мои глаза вспыхнули огоньком глубокого облегчения, несмотря на внутренний протест ученого. Я отпрыгнул.
К черту человеколюбие! Прикончи его, Генри!
В ту же секунду на спину парню упал топор.
– Давай еще! – крикнул я, осознав, что первый удар зараженный даже не почувствовал!
Генри снова замахнулся топором, который еще минуту назад последние пятьдесят лет спокойно висел себе в шкафчике рядом с пожарным шлангом, не представляя, какую роль ему придется сыграть в один ужасный день. Второй удар топора разрубил парню позвоночник, и снова – он едва ли это почувствовал. Кровь захлестала в разные стороны. Мы закрыли лица рукавами халатов, чья белизна так резко и быстро окрасилась в яркий алый цвет. Тело парня обмякло, и мы вытащили Кристину из-под мертвеца. Она рыдала, ее трясло.
– Зажми! – крикнул я, не обращая внимания на ее шок.
И только сейчас я понял, что кричу, потому что пока я пытался спасти свою жену, в карантинном блоке начался ад. Вокруг стоял такой невообразимый гам из криков людей, что поначалу я подумал, будто нахожусь где-то на ярмарке с кучей детей, визжащих на аттракционах. Но если бы это были дети! Пациенты, выбравшиеся из клеток, нападали на ученых по всему блоку. И я, изначально залезший в самый эпицентр ангара, уже не мог им помочь, потому что оказался в том же дерьме.
Я достал из кармана свой носовой платок, который Кристина вышила моими инициалами, потому что считала, что каждый джентльмен должен иметь в кармане платок для нуждающейся женщины, а эта метка всегда обозначит тот факт, что сам он занят. Я приложил его к кровоточащей ране на плече Кристин. Мой ученый мозг, характеризующийся высокоразвитой наблюдательностью, всегда бесил Кристину, которая, знай бы, что я разглядываю вышитые инициалы на платке, пока вокруг люди умирают мучительными смертями, точно наградила бы меня оплеухой.
– Надо уходить! – повторил я уже в третий раз.
– Смотри! Кто-то все же сумел вызвать охрану!
Генри указал пальцем на синий мигающий огонек на потолке, означающий, что военный пост, охраняющий наш объект, оповещен о чрезвычайной ситуации, разразившейся в карантинном блоке. У них есть целая инструкция на этот случай. Вот только вряд ли они готовились к массовому восстанию пациентов. Надеюсь, у них нет недостатка в патронах.
Я подставил плечо жене, Генри вытащил топор из спины мертвеца – за его практичность я его всегда обожал – и мы побежали к дверям, ведущим из карантинного блока в медицинский центр.
Пока мы бежали обратно, беглые взоры по сторонам рисовали нам удручающие жуткие картины с телами в белых халатах, лежащих в коридорах между боксами. Вдруг справа от нас зараженный вцепился в ногу бегущего прочь ассистента, оба тут же повалились на пол. Генри хотел подбежать, ведомый инстинктом помочь коллеге, но я резко остановил его. Мы не можем помочь всем. Нам нужна артиллерия! Пусть разберутся люди, вооруженные автоматами, потому что мы с транквилизаторами перед зараженными пациентами – как дети с леденцами.
Я старался не смотреть в коридоры между боксами, в которых творилась кровавая драма. Я и по раздающимся отовсюду крикам понимал, что здесь происходит массовая гибель выдающихся людей. Кошмар, который я наблюдал в новостных сюжетах, добрался и до моей обители. Этот факт ярче остальных подчеркивал, что зараза одерживает верх. Подчеркивал ярким красным маркером с металлическим запахом крови.
Я продолжал бежать, отвернувшись в очередной раз от жестокой кровавой сцены: сразу трое зараженных рвали зубами неподвижное тело нашей ассистентки Наташи, работающей тут всего два дня. Умерла ли она? Потеряла сознание от потери крови? От боли? А ведь у нее есть маленький сын трех лет, которого она воспитывает одна. Что случится с ним, когда его мама не вернется домой? Я выкинул эти мысли из головы. Они мешали мне выбраться отсюда невредимым.
– Главное – не выпустить их отсюда! – сказал я Генри на ходу, пытаясь отвлечься от чужих судеб и сконцентрироваться на собственной.