Неверный. Свободный роман

Если его игнорировать и вести себя, как будто ничего не было, он отстанет.

Равнодушие надоедает.

Игнор и равнодушие, равнодушие и игнор.

Но Мирасов сверлил меня жуткими глазищами.

Как можно игнорировать такой взгляд?

От него в грудной клетке воздух спирало, нечем было дышать и сердце стрекотало, как сумасшедшее…

К счастью, появились еще выпивохи-завсегдатаи, и я поспешила к ним, но вдруг…

Мой локоть оказался захвачен в цепкий плен сильных пальцев, спины коснулись пуговицы рубашки Мирасова. Жутко ледяные, а сам он – горячий.

Эта игра на контрастах выводила из равновесия.

Ему ничего не стоило со мной поиграться и загнать в ловушку!

– Трусишка? Казалась такой бойкой, Санька! – тихо пророкотал в мои волосы. – Сегодня в девять. Отказ не принимается. Пошла!

* * *

«В девять!»

К черту его… То есть к сородичам.

И до девяти осталось всего-ничего.

Сбежать?

Но как же подписанные бумаги?

Может быть, ничего подписывать не надо было?

Или моя корявая подпись не будет считаться моей?

Голова разболелась от этих мыслей и переживаний…

Еще и мама ответила на сообщение, прислала голосовое, голос уставший, жаловалась на зубную боль.

Я перезвонила ей, завернув в коридор, ведущий в служебные помещения.

– Мама, привет. Как дела? Что у тебя с зубом?

– Разнылся, проклятый. Анальгинку положила, не помогает что-то…

– Мама, давно пора лечить. Я же деньги отправляла два дня назад. Ты говорила, сегодня пойдешь. Не дошла, что ли? – спросила я, жуя зубочистку.

– Да так… Потом схожу. Ничего, само пройдет.

– Ма, не пройдет. Ты чего ждешь? Флюс начнется. Чтобы завтра пошла…

Мама замялась, суетливо заверила, что сходит, а потом вдруг перескочила на тему засолок соседки, которые были очень вкусными.

Я почуяла неладное.

– А ты чего тему меняешь, ма? Ну-ка… Ты завтра зуб свой больной лечить пойдешь? С утра! Я тебе позвоню…

– Сашенька… – вздохнула она.

– Господи, – простонала я. – А-а-а… Мама, ну нет… Нет… Только не говори, что ты этому огрызку опять денег дала.

– Сашенька, это твой отец!

– Обсос, огрызок, утырок вонючий! – повысила я голос. – Ма, сколько можно?! Ты, блин… Я в шоке просто! Он тебя кинул, к шалаве под юбку нырнул, а ты ему еще и деньги даешь. Деньги, которые я тебе прислала. На лечение, блин! – завопила.

– Сашенька, не кричи. Не чужие же люди…

– А-а-а… Так что у не-чужого случилось на этот раз? Понос, золотуха? Или…

– У твоего братика по отцу серьезное отравление. Саш, это тебе не прихоти какие-то.

Я отупело уставилась в стену напротив невидящим взглядом. Либо мама слишком добрая и до сих пор отца любила, либо я слишком злая. Но не испытывала я ни капли раскаяния.

– Извини, ма. Мне пора. Что со своими зубами делать, сама решай. Может, Александр Николаевич сподобится? – назвала отца по имени-отчеству. – Да поможет? Ну, не чужие же люди, в конце концов!

Дышать было нечем, вышла на улицу, дыша холодным воздухом.

Тупая, бессильная злость мутила изнутри.

Сколько денег я домой отправляла, думала, мама подкопит, ремонт сделает, здоровьем займется.

Каждый раз одно и то же!

Отец все до копейки вытаскивал. Смазливая рожа, красивый голос – любимчик женщин. Никак мама ему не могла отказать! Выходит, что он не только мать доил, но и меня – тоже.

Не гнушался, все своей шалаве таскал. Приворожила она его, что ли?

Надоело…

– А он такой, представь… Ага, да… – послышался смех Лерки.

Та в самых сочных красках рассказывала подружке подробности сегодняшнего происшествия, только по ее словам выходило, будто Мирасов ее чуть не трахнул, и только курица какая-то отвлекла.

То есть я…

Я хохотнула, Лерка услышала и обернулась.