Маленькая девочка под присмотром матери соткала ковер. Потом отдельные полоски сшили вместе. Получился большой ковер. Его завернули в чистую ткань и повезли в Тукай. При выносе ковра помогали соседние мужики. Когда в Тукае заносили ковер в дом, тоже трое-четверо мужчин помогали. А когда расстелили в зале, как будто взошло солнце – такой был красивый ковер. Помещики Чанышевы были удивлены, что ковер выткала маленькая девочка с каштановыми волосами и голубыми глазами. Это была моя мама – Хуснинур Мингазетдиновна Жданова. Трогали ее маленькие ручки, гладили по волосам. Удивлялись, как она не ошиблась в счетной вышивке. Угощали, дали гостинцы, отдали остатки шерсти и шерсть за работу.
В 1925-26 годах прошлого века в селе было пять мечетей, девять мулл (один из них – Ахун-хэзрэт), шесть или семь муэдзинов. Из них не все работали: кто по старости, кто по бедности, кто по нехватке места. Из семьи Сафаровых два брата выучились на мулл, а трое на муэдзинов. Жили они очень хорошо, почти каждый день их приглашали в гости. Они содержали работников для выполнения домашней работы и для ухода за скотиной.
У простых крестьян дома были крыты соломой, сараи тоже. Если у крестьянина во дворе была одна лошадь и корова, это считалось большим богатством. Были также дворы, где жили сироты, вдовы, у которых под печкой жили только одна-две курочки. Были у жителей и небольшие земельные наделы. Одежду крестьяне изготовляли сами. Зимой валяли домашнее сукно. Из этого сукна шили чекмени вместо тулупа и чулки из белого сукна. Также ткали из льна и шерсти рубашки, платья, штаны.
Для украшения дома по праздникам ткали полотенца, скатерти, занавески (чаршау), паласы. Особенно трудно приходилось девушкам из бедных семей. Не так-то просто готовить приданое: прясть, ткать, вязать, отбеливать льняные полотна на весеннем снегу…
Теперь о крестьянской еде. Если всегда имелся черный ржаной хлеб, то было очень хорошо. Но не у всех он был. Большая семья готовила обед так. Две чаши чищеной картошки крошили и опускали в кипящий котел, туда же опускали просяные или гороховые чумары – кусочки раскатанного теста. Мяса в супе не было, масла или жира тоже, как и лука и других приправ. Заправляли суп кислым молоком (катыком). Суп был густой и сытный. Кроме супа, варили просяную кашу, ели со сливочным маслом, молоком или патокой (у кого была корова). Больше ели гороховый суп, печеную картошку с хлебом. Крестьянин старался мясо не есть, а продавать. Ведь деньги всегда были нужны.
Во время подготовки к зиме, когда утепляли дом, сарай, обед не готовили – это отнимало бы время. Бывало, на скатерти нарежут хлеба, поставят питьевую воду, соль, луку начистят. Быстренько поедят – и за работу. А вечером – уже густой суп с хлебом.
Жители нашего села всегда нуждались в дровах. На зиму из навоза и соломы готовили кирпич – кизяк. Дрова заготовляли в трескучий мороз. Часто избы согревали железные печки, которые делали на продажу жестянщики. Железную печку топили или соломой, или кизяком, или хворостом. От такого топлива изба быстро остывала. Теперь у нас газ. Топить не надо. Дрова нужны только для бани.
Вся жизнь нашего села – это неотъемлемая часть нашей России. На нее все время нападали. Одна война кончалась – другая начиналась. Многие сельчане погибли в войнах. У старшей сестры моего отца старший сын погиб на прошлой войне, а во время ВОВ погибли также муж сестры и еще два сына. Мать их от переживаний сошла с ума и вскоре умерла. У одного сына остались жена и дети. Всего у нас погибло трое двоюродных братьев. Погибшим односельчанам поставлен памятник в центре села.
***
Отец мой, Халяф Харрасович Асянов, родился 20 марта 1897 года в селе Бозаяз теперешнего Кармаскалинского района Башкортостана, в бедной крестьянской семье.
Мать – Хуснинур Мингазетдиновна Жданова – 10 марта того же года, также в семье бедного крестьянина. Ее отец был инвалидом с детства (ослеп в 4-летнем возрасте после оспы). Семья была очень большой: кроме своих 8 детей, воспитывались еще дети старшего брата, оставшиеся сиротами.
Мои родители выросли на одной улице, были почти соседями.
Семья обрабатывала свою землю, кормилась от нее. Учиться родителям особо не пришлось. Отец еще мальчиком был отдан в медресе, но часто сбегал оттуда домой. Тогда его отдали в дальнюю деревню Ибрагимово Чишминского района к родственникам. Там он немного поучился и вновь сбежал. А в Стерлитамаке, куда его отправили к дяде, который работал учителем в медресе, парнишке пришлось ухаживать за его лошадью, а не постигать грамоту. Когда отец вернулся домой, то больше в медресе не ходил. Самоучкой овладел письмом, прилично говорил по-русски. И когда его порой спрашивали о грамотности и образовании, он с гордостью отвечал: «Самоучка!».
Мама понемногу училась у жены муэдзина. Училась молиться, заучивала наизусть суры, но чтение и письмо не осваивала – девочкам это не разрешалось. Одновременно с учебой она делала в доме муэдзина различную работу по хозяйству. Позднее родители отдали мою маму в новопостроенную школу, где уже преподавали и чтение, и письмо. Она с удовольствием ходила в школу
с самодельной котомкой. Но соседские ребята стали дразнить ее «писарем». Думая, что это очень обидное и нехорошее слово, юная ученица заявила дома, что в школу больше не пойдет. На этом и закончилось ее образование. Но она хорошо знала молитвы, Коран, а впоследствии кое-как выучилась и читать его.
Как и все бедные сельчане, мама во время уборочной страды ходила на поденщину. Она с подругами молотила хлеб цепами. Работали у богатого соседа – муллы Бикмухаммеда Сафарова. Слов благодарности он не жалел, но денег работницам не платил. Отец вместе с другими парнями села также ходил на поденщину.
В своем хозяйстве было очень трудно в одиночку управляться со всеми многочисленными крестьянскими работами. Тогда соседи двух дворов становились «сабандашами» (одноплужниками). Две семьи объединялись и пахали свои земельные участки день и ночь на двух лошадях, а затем совместно убирали урожай.
Когда подошел срок рекрутского набора, отца забрали в царскую армию. Служить ему пришлось вместе с другом Фатхием Абдеевым. На его семью обрушились страшные беды. Сам Фатхий погиб на империалистической войне, мать умерла, его отца парализовало.
Мой отец часто говорил, что в армии ему было очень тяжело. А вскоре по стране беспощадным пожаром разгорелась война гражданская. И белые, и красные забирали в свои ряды всех, кто был пригоден для службы. Приехали как-то в село белые офицеры. Всех деревенских ребят собрали в строй и мобилизовали. Не успели даже взять из дома сухари, которые в те времена матери всегда держали наготове.
Кроме пуль и снарядов, не меньше косил тогда солдатские ряды страшный тиф. Группа больных тифом крестьян-новобранцев попала как-то в руки красных. Их приговорили к расстрелу. Но один из солдат, собрав последние силы, крикнул: «Сначала разберитесь, а потом будете расстреливать!» – и показал бумагу о мобилизации. Это подействовало. Ребят поместили в лазарет, где они получили кое-какое лечение. Многие потом, к счастью, выжили.
Наконец, закончилась и эта война. Началась мирная жизнь. Но и здесь не сразу строилось долгожданное крестьянское счастье. В голодный год вновь пошел гулять по селам тиф. В деревне не успевали хоронить его жертвы. Утром человек уходил на работу в поле, а вечером его привозили больным или уже мертвым. Наша бабушка решила спастись медом и пошла за ним к соседям. Но у них в сенях ее продуло сквозняком. Она еле пришла домой и слегла, а вскоре умерла.
В то время люди умирали и от тифа, и от голода. Что только тогда не ели: древесную кору, лебеду, крапиву, различные травы и коренья, лишь бы хоть немного набить желудок, обмануть голод, а потом – будь что будет…
После голодного года для посева государство выделило семена. Привезенный семенной хлеб взвесили и ссыпали в амбары богатых людей. Из сельских мужиков назначили сторожей. Старшим выбрали моего отца. Он со своими помощниками проверял по ночам – не покушается ли кто на общественное достояние. Перед посевной снова взвесили все запасы и весной благополучно отсеялись. Урожай удался, и голод был побежден.
В селе начала возрождаться жизнь. Жизнь новая, интересная. Открыли избу-читальню, клуб. На его сцене стали даваться концерты и спектакли. Люди потянулись к этим очагам культуры. Но все спектакли были тогда почему-то со стрельбой. Мы, детвора, как только начиналась пальба, ныряли под скамейки (стульев тогда не было).
Отца моего назначили тогда завклубом, потому что он был молодым и умел немного играть на тальянке. Больше в штате не было никого. Тогда он обратился к родственникам (Ибрагимовым, Гирфановым), работавшим в Ишлинской школе. Целую неделю учителя этой школы готовились к выступлению и в ближайший четверг (тогда выходные были по пятницам, а не по воскресеньям) приехали с постановкой нового спектакля. Что творилось тогда в клубе! Оборудованный в здании большой центральной мечети, он не смог вместить всех желающих. Крепкие ребята в дверях напрасно пытались остановить напиравшую толпу. Народу набилось столько, что зрители стояли в проходах и вдоль стен, сидели на подоконниках и на полу перед сценой. Спектакль прошел на ура. А отец понял, что культпросветработа – не его дело, и стал просить начальство передать ее молодежи, комсомольцам. Начальство пошло навстречу. Поговорили с энергичными, активными ребятами, которые с большим желанием взялись за дело и вскоре уже сами стали ставить спектакли.
Отец наш занялся чисто хозяйственными делами. До организации колхоза деревенские активисты создали многоотраслевую артель. Она подчинялась более крупной уфимской артели инвалидов «Ярдам». В сельскую артель вступали инвалиды из села Бозаяз, из деревень Александровка и Муксин. Вступали не только инвалиды, но и вполне здоровые люди.
Артель имела 2 мельницы – «Параево» в Александровке и Хайруллинскую в Тугае, свой магазин, пекарню, в которой пекли баранки и сушки. Здесь главным пекарем работал Ахметсултан Абдеев. До нас дошел оригинальный рецепт его сушек. Сначала заготовки сушек из сырого теста опускали, как лапшу, в большой котел с кипящей водой, а когда они всплывали, их вычерпывали большим дуршлагом, укладывали на смазанные маслом листы и сажали в горячую печь. Сушки получались румяные, рассыпчатые, с неповторимым вкусом каленых семечек или орехов.
Артель имела свой постоялый двор для проезжающих, молочно-товарную ферму в Александровке, свиноферму, земельные угодья, огород, где выращивались все необходимые овощи. Артель обеспечивала самыми разнообразными продуктами питания и уфимских инвалидов. В этой артели трудились мои отец и мать.
Началась коллективизация. Начальство требовало объединить различные отрасли артели с только что создаваемыми колхозами. Как единое, слаженное хозяйство артель ликвидировали. Фермы и мельниц не стало. От артели не осталось ничего, кроме земли.
Колхоз в Бозаязах создавался с трудом. Люди боялись вступать в него, избегали частых тогда собраний. Каких только нехороших, нелепых, а порой и смешных слухов не гуляло по селу про колхоз. С трудом, но его все же организовали. Постепенно люди увидели и убедились, как хорошо и быстро можно вспахать тракторами землю, посеять и убрать урожай. Колхозники старались вовсю, видели результаты своего труда и получали по этим результатам. Были, конечно, и трудные годы, когда по трудодням выдавали очень мало или вообще ничего. Тогда люди вынужденно носили понемногу зерно домой в карманах. Когда кого-то ловили с поличным, то судили и сажали в тюрьму.
Недалеко от нас жила многодетная бедная семья. Муж был инвалидом с детства. Жена как-то взяла немного зерна детям, но попалась. Ее судили и с новорожденным ребенком погнали в морозный день в тюрьму. Ребенок в дороге умер. А она, отсидев срок, вернулась домой. Вскоре умер и ее больной муж. Дети – кто умер, кто заболел от тяжелой жизни. Недолго прожила и их мать. Это была Магизиган Мустаева.
Отец мой после ликвидации артели работал несколько лет на другой мельнице. Вместе с хорошим специалистом – Филиппом Ивановичем Бахтиным – они отремонтировали Хайруллинскую мельницу.
В 1935 году отец трудился на строительстве каменной школы в Бозаязе, отвечал за доставку стройматериалов с реки Белой. Сейчас в селе уже другая школа, а в этом здании – больница. После строительства школы отец вновь работал на мельнице, уже в Подлубово, и вновь с Бахтиным. Они хорошо отремонтировали оборудование: турбину, жернова. Помогал в этом судоремонтный завод в уфимском Затоне. Эта мельница долго служила людям. Теперь поблизости таких нет. Говорят, что самый вкусный и пышный хлеб получается из муки, сделанной именно на водяных мельницах…
Началась Великая Отечественная война. Многие из села уходили на фронт. Из наших родственников и соседей почти все мужчины ушли воевать. С начала 1942 года призвали почти всех мужчин до 50-летнего возраста. До лета они обучались в резервной части в Туймазах. Кормили там плохо. Жены и родственники, как могли, поддерживали своих мужчин, возили им продукты, с большим трудом доставая билеты на поезд. А времена были неспокойные. Случалось, что котомки с припасами отбирали шнырявшие по поездам воры. Бывало, кого-то скидывали с подножки вагона…
Мобилизация в «трудовую армию» коснулась и женщин. Их направляли на заготовку торфа и другие работы. Весной 42-го некоторых девушек призвали в армию. Из Бузовьязовского района уехали тогда 14 девушек, в том числе три – из Бозаяза: Гайша Асянова, Сайма Ишмакова и Фагиля Канбекова (она не вернулась, пропала во время войны, а ее мать от горя заболела и умерла). Многих жителей не дождались тогда с фронта или похоронили в селах, где они умирали от болезней, холода, голода и горя. Из наших родственников погибли: Хасан Шагибекович и Ягафар Шагибекович Ждановы, Тариф Бикмеров, Шакур и Самирхан Ашкрумовы. Было много и покалеченных войной. Они уже не могли работать и жили, страдая от ран.
В январе 1942 года отправили на фронт моего отца, а в мае мобилизовали и меня. Мама осталась одна – больная, беспомощная. Отец служил в полевой артиллерии. Подо Ржевом в августе 1942 года он был тяжело ранен. Серьезно был поврежден позвоночник. Воевать больше не пришлось. Из госпиталя в Златоусте он, не долечившись, поспешил домой, к своей больной жене. Она сильно болела еще 34 года и умерла в 1974-м. Раны мучили и отца долгих 37 лет. Не раз отец говорил, что лучше бы его сразу убило. В 1979-м, на 82-м году жизни, его не стало…
***
О мечети на ул. Ленина. С середины XIX века она располагалась на ул. К. Маркса. Потом там жил заслуженный агроном Анвар Бахтиевич. Когда в 1854 году строили мечеть, еду строителям готовила мать нашего деда. Когда строительство уже шло к концу – строили минарет, осталось только обшить его жестью, – мать нашего деда послала 4-летнего сына позвать строителей обедать. Строители быстро ушли, а мальчик дождался их ухода и забрался на минарет. А там был страшный ветер. Мальчик упал на пол и больше не встал. Дома хватились его, побежали в мечеть. Там без сознания лежал мальчик. Принесли его домой, уложили. У него поднялась высокая температура. Лечили его, как могли. Дело шло к выздоровлению. Пришла соседка. Она удивилась, как мальчик похудел. В тот же день глаза у него затянулись пеленой, и он ослеп.
А мечеть служила прихожанам до 1918 года. В 1918 году дед отдал половину своей усадьбы под новую мечеть на углу улиц К. Маркса и Ленина. Мечеть была высокая. В зале была изразцовая печь с голубыми цветами. Разобрали мечеть в 1935 году, когда строили райцентр. При мечети на ул. Ленина было медресе. На месте мечети теперь дом председателя колхоза «Дружба» Рашита Исламовича Жданова, внука Мингазетдина.
В мечети на Первомайской улице муллой был Гималетдин Бикметов. На месте мечети теперь сортовой участок.
На месте центральной мечети на ул. Советской (угол улиц Чкалова и Советской) построен Дом культуры. Клубом и Домом культуры долго служила деревянная мечеть. На месте мечети, на южном конце ул. 7 ноября, где муллой был Мансур Абдеев, свой дом построил колхозник Гирфан Билалович Абдеев. При этой мечети было медресе.
В мечети на северном конце ул. 7 ноября была амбулатория.
Как в любом селе, у нас тоже были активисты, общественники. Например, Сибагатулла бабай. У него детей не было. Жил со своей старухой в большом доме, где были каменная кладовая, большой погреб. Этот Сибагатулла очень старался для села: во дворе мечети по ул. Ленина посадил саженцы березы, около поселка Булякай запрудил ручей. До сих пор пруд называют его именем.
Был в Бузовьязах учитель Галикей Жданов. Сам он был бедным, хотя и являлся членом Госдумы. Часто ездил в командировки в сторону Ишимбая. Когда учительствовал, жил у деда. Спрашивал, как живут. А когда узнал, что бабушка лежит больная, пригласил в Уфу, обещал помочь.
К указанному сроку поехали. Приехали к больнице, но никто на них внимания не обращает. Тогда дед сказал, что надо ехать к Галикею. К счастью, Галикей был дома. Поехал с ними в больницу. Вскоре вышли санитары с носилками, унесли бабушку к врачам. Врачи осмотрели ее, выписали лекарства. Бабушка выполняла все указания и советы врачей, в течение года начала ходить и практически выздоровела.
Галикей как-то хотел подарить деду лошадь, но не смог. Потом он извинился перед дедом: оказывается, лошадь принадлежала его жене, которая была богатой, но очень скупой. Дед ответил: «Галикей, ты всегда помогаешь нам. Твоя постоянная помощь значит больше, чем какая-то лошадь. Ты, например, очень помог Губайдулле».
Речь шла о племяннике деда, который остался сиротой после смерти родителей. Галикей пожалел мальчика и тайно увез в Уфу. Дед со своей средней дочкой решили догнать «похитителя». По пути им встретился зажиточный односельчанин Сулейман, который успокоил деда, отвез его с дочкой к себе и убедил, что Губайдулле будет лучше в Уфе, чем в деревне. Губайдулла там вырос, женился на горничной Суфие. Она тоже была сирота, но из состоятельной семьи. В холерный год три сына Губайдуллы умерли за одну неделю. Суфия тоже заболела и через несколько лет умерла. Губайдулла женился вторично. Губайдулла и его вторая жена Шамсия всю жизнь помогали односельчанам. Мы жили у них как у себя дома, когда учились в городе; они и сами часто приезжали в деревню.
Губайдулла был хорошо образован, воспитывал нас. Учил ухаживать за своей одеждой и обувью, долго носить их, учил старательности в учебе, ходил в школу на собрания, если родители не могли приехать. Был книголюбом. По вечерам читал нам сказки, рассказывал смешные истории. Долгое время работал на фабрике 8 Марта истопником. По праздникам ходил в мечеть, имел много друзей. Губайдулла был старожилом Уфы. Никогда не сидел без дела. Свой дом и двор содержал в образцовом порядке. Уже стариком он удочерил племянницу жены Розу, у которой умерла мать. Роза выросла очень красивой девушкой, вышла замуж. Все имущество Губайдулла завещал Розе…
Теперь о хуторе Ивана. Все наше село ходило на работу на хутор Ивана. Помещик Иван был простым человеком, разговаривал с крестьянами, за опоздание на работу никогда не ругал. Крестьяне работали очень старательно, в день опоздания старались поработать лишнее время.
Когда подошло время беспощадного раскулачивания, Ивана тоже раскулачили и с женой сослали в Сибирь. В его усадьбе долгое время был маслозавод. Теперь там построил каменный дом бывший механизатор, инженер колхоза «Дружба» Гайдани Мирзагалиевич Канбеков.