Клуб «Бабье лето»

Клуб «Бабье лето»
Айгар Василевский

Накануне Рождества в Париж из Москвы прилетает влюбленная пара средних лет – мужчина и женщина. Она – юрист в крупной фирме, он – скромный переводчик с французского. Вскоре мужчина начинает понимать, что у его яркой спутницы имеются во Франции какие-то иные планы помимо романтических. По мере продвижения к неявной цели им придется пережить немало испытаний. Но цель, вероятно, того стоит.

Айгар Василевский

Клуб Бабье лето

ПАРИЖСКОЕ ЗАВЕЩАНИЕ

1. Ранний вылет

Жена не вышла его провожать – он сам удержал ее в постели. Вернувшись на минуту в спальню из прихожей уже одетым, он поцеловал ее в щеку. Глухую декабрьскую ночь можно было уже считать ранним утром – было без четверти четыре. Обещанная диспетчершей таксопарка машина, старенькая «Ауди» ждала у подъезда. Он пару секунд изучал ее номер, вдыхая студеный воздух и ощущая во рту вкус кофе.

Когда они вылетели на пустое шоссе, ему дозвонилась Елена. Договорились, что он найдет ее в зале вылета у аптечного киоска. За окнами стелилась тревожная мгла. После краткого телефонного разговора вдруг пришла ясность: с этого момента ход его скромной авантюры уже необратим. Нужно было найти в себе радостное возбуждение по этому поводу. До Шереметьево было полчаса свободной дороги. Возбуждение было скорее лихорадочным. Он, Дмитрий Сагдеев, зрелый мужчина с 13-летним супружеским стажем, сдержанный и осмотрительный, пожалуй, даже стеснительный, сыскал, наконец, на свою голову элегантное приключение. Приспело… Стеснен он был, впрочем, в средствах, но не в мечтах. И, кажется, не слишком дорожил покоем и заведенным ритмом этих последних лет. Дом – факультет – дом. По понедельникам, средам и пятницам платные курсы языка на Остоженке. И точно уж нелепым было то, что, выучив лет 15 назад французский, и обучая ему бодрых загорелых амазонок (мужички учить язык практически не шли), он ни разу не был во Франции. Единственная командировка пришлась почему-то на Квебек. Пятничные занятия согласилась за него провести милейшая и занудливейшая Полина Самойловна. Во вторник он должен был взять на себя ее группы. Кажется, во вторник… Много ли мужчин его возраста могут себе позволить слетать с любовницей в Париж? Наверно, все же немало. Многим просто недосуг или нет достойных кандидатур или просто не тянет за рубежи. Слетать… Слово «вывезти» было бы тут неуместно, поскольку расходы было решено делить пополам. И что самое интересное и сладостное – инициатива была ее. Для полного соответствия пошлым образцам спутницей должна была бы стать бойкая 20-летняя нимфа. Но тут он вроде бы отклонялся от образцов, и слава Богу. С Еленой, почти ровесницей, он чувствовал себя уверенней. Дай Бог ничего дурного за эти четыре дня (всего-то) не случиться.

– Дай Бог, – произнес он вслух и тут же слегка устыдился.

Потом стало спокойнее. Зал был полон чужих забот, шумов и запахов. У неработающего аптечного киоска он увидел Елену, стоящую спиной: зимние полусапожки, короткое серое итальянское пальто, светло-русый узел на затылке. Этот его болезненный интерес к деталям ее обновляющегося облика тоже был симптомом. Он уже на раз ловил себя на том, что может довольно долго изучать со стороны ее высокую стройную фигуру, ее светло русый узел волос (вариант – короткий хвост), любуясь и представляя ее совершенно незнакомой женщиной, незнакомой и недоступной.

Она повернулась бледным точеным профилем, и он заметил, что она в темных очках. Он покривился, но сразу вспомнил – это была вынужденная мера.

Из этого аэропорта Дмитрий уже не раз отправлялся в разные европейские города. Но впервые он летел с женщиной, не являвшейся его женой. О том, сколько раз и с кем была в Париже Елена он знал весьма примерно. Сколько-то там раз. Причём года четыре назад – с мужем. Для обновления ощущений следовало, наверно, теперь слетать с любовником. Во всяком случае, это была её идея, и о каких-то иных её резонах Сагдеев не размышлял.

Ощущение праздника понемногу просачивалось сквозь волнение. Оставались, правда, какие-то едва осязаемые сомнения. Именно в аэропорту он вдруг как-то уловил, почуял, что она ему что-то недоговаривает. Было уже около пяти утра – славное время, когда не спящее сознание зыбко, а мир вокруг не очень реален. Он бывает особенно нереален в ожидании раннего вылета. Регулярный утренний рейс Москва – Париж был не шибко удобен: вылет намечался на 7.15.

– Мне, кстати, пришла вчера одна мысль, – сказал он во время прогулки по бутикам после регистрации, – давай на второй день съездим в Шартр. Это совсем недалеко от Парижа – час туда, час обратно. Я думаю из этих четырех дней обязательно нужно куда-нибудь съездить…

– Думаю, в Шартр мы не успеем, – ответила она быстро и слегка рассеянно, – у нас немного другой план…. Просто не успеем.

Он немного удивился, но она сразу же направилась к витрине с солнцезащитными очками и потянула Сагдеева за собой. В модных тёмных очках и впрямь было некоторая нужда, связанная вовсе не с сезоном. Над Европой плыл не май, а совсем напротив – декабрь, и сияло огнями близкое Рождество. Но за три дня до поездки, в предвкушении Парижа Елена сделала – из самых благих побуждений – обычную косметическую маску для лица. И, как водится в таких случаях, не угадала. Наверно, в состав маски вкрался аллерген: кожа на скулах и вокруг глаз покраснела и отекла. Дособиралась. Маленькая трагедия, заслуживающая тихого сочувствия. Елена пересиживала ее дома. Отёки вокруг зелёных глаз уходили медленно. В целом же, создавалось впечатление, будто изящной, дорого одетой даме изрядно досталось от ревнивого мужчины – и, вероятно, поделом. Это обстоятельство всячески вышучивалось, но, в общем, Елена очень стыдилась. И укрывала сузившиеся глаза за тёмными стёклами, форма которых, оказывается, вышла из моды этой весной.

– … А эти? – она резко повернула к нему лицо, украшенное новыми очками в широкой оправе.

Сагдеев покривился. Нового стиля он не понимал.

– Ладно, – она вернула очки сияющей витрине, – в Париже куплю.

За гигантским толстым стеклом таяла декабрьская ночь, серебрились тела «Боингов». Сагдеев снова пытался отыскать в себе праздничное чувство – радость предвкушения. Радость обнаруживалась, но, как и во всякой радости, кажущейся слегка ворованной, в ней был чересчур ощутим привкус тревоги.

Между прочим, если б он выбирал сам, то наверно предпочел бы другой город. Скажем, Прагу. Стремление в Париж чаще всего скрывало и выражало некую невыраженную амбицию или уступку ритуалу. Все в Париж, и мы. И слишком много было уже читано (не без натуги) французских текстов, детально и обстоятельно живописующих столичную топонимику и быт. Как, где и куда лучше. Он, вроде как, уже и побывал. Нет, правда, он бы позвал ее в Прагу или в Венецию, если уж на то пошло, да… Но позвала она. И более рассуждать тут было не о чем.

Выходило так, что он всегда покидал Россию весной или летом, перелетая всякий раз в более тёплый или более жаркий мир. Теперь, на третьем часу полёта, когда они пошли на снижение, открывшаяся в сизой дымке серая холодная равнина напомнила, что они вовсе не улетели от зимы. Она лишь утратила привычную белизну.

В трёхвагонном подземном поезде, курсирующем между терминалами аэропорта Шарль де Голль, он вспомнил её ответ и решил все же внести ясность:

– Так как насчёт планов-то? Может, махнём всё же в Шартр? Там роскошный собор. Там, знаешь, проходили коронации…

Елена пристраивала на сиденье свою клетчатую сумку и взглянула искоса.

– Давай уж доедем, разместимся и тогда обсудим.

Через подмёрзшие, поседевшие парижские предместья электричка привезла их на Северный вокзал. Судя по карте, отсюда было совсем недалеко до маленькой гостиницы, притаившейся на ру Бержере.

– Может, пешком дойдём? – предложила Елена, когда они поднимались из недр вокзала, – у нас шмоток-то всего ничего.

Наверху и на свету декабрьское утро, наконец, расцвело по-парижски. Город оказался светел и наряден. Понаблюдав пару минут цветистую карусель автомобилей и автобусов, они двинулись, следуя карте, по ру Лафайет – средней ширины улице, каждые 50 метров предлагавшей кафе разных форматов. На пересечении улицы с площадью Ференца Листа Елена замедлила шаг и высказала пожелание заглянуть в кафе, интерьер которого составляла мебель, будто извлечённая из недр очень старой пыльной квартиры. В изношенности и потёртости спинок стульев с гнутыми ножками можно было угадать стилизацию, но, во всяком случае, искусную. У входа в заведенье на крохотном прилавке румяный парень раскладывал овощи и мороженые устрицы. Половина столиков была занята. Явление Елены – высокой, светловолосой, помахивающей саквояжиком и весело поглядывающей припухшими глазами по сторонам – вызвало сдержанный интерес. В её повадке было что-то отважное и легкомысленное. Французские мужчины отзывчивы на женскую красоту, и способны, как известно, высоко ценить ее июльский расцвет, начинающийся после 30-ти. Сагдеев с чемоданом на колёсах и сумкой пёрся сзади. Им нашлось место в углу у окна – как и хотелось.

Бледно-лиловые стены, имитирующие рисунок старых обоев, были украшены выцветшими фотографиями бородатых мужчин в сюртуках и бледных красавиц с высокими причёсками. На овальном портрете над головой Сагдеева белая девочка держала на поводке белого же пушистого шпица.

– Хочу есть! А ты? – Елена уже вертела в пальцах глянцевитую книжицу меню, – после еды мне сильнее захочется спать – это будет логично. А сейчас я – ни в одном глазу, потому что в эйфории…. А ты? Смотри, они таращатся, и знаешь, что думают? Вот побил бабу, а потом чтобы загладить вину, вывез в Париж!

Она рассмеялась. Сагдеев, ухмыляясь, не поднял глаз от меню. Вполне возможно именно так и думали.

Они заказали по салату и по омлету. Заказ делал Сагдеев, желая, видимо показать Елене живость и лёгкость своего французского. Но Елена знала и так, а кряжистый темнолицый официант недопонял и переспрашивал. Потом Елена обнаружила в винной карте «кир» – смесь белого вина с черносмородиновым ликёром.

Как ведут себя, о чём болтают влюблённые, переживающие первые часы романтической вылазки в старый европейский город? Радуются пустякам? Обращают внимание друг друга на симпатичные мелочи? Эти именно часы часто и оказываются самыми безмятежными и сладкими для двоих, но и тут значение будет иметь их возраст, точнее переживаемая ими пора, и ещё степень их свободы. Свобода Дмитрия Сагдеева была мягко ограничена возможностью телефонного звонка жены, для которой он отбыл на очередной лингвистический семинар (последний был в Квебеке). Елена, за месяц до поездки беззвучно отметившая годовщину развода, тоже могла ожидать звонка – но разве что от няни, оставшейся с 6-летней дочерью.

Наевшийся Сагдеев обнаружил совершенно особую прелесть в маленькой площади за окном, в кофейной стене старого дома на её противоположной стороне, в изящной вязи балконных оград, в пестроте круглых дорожных знаков. Одновременно он вспомнил о непрояснённых планах на два ближайших дня, и хотел уже вернуться к теме, но тут Елена, отставив чашку с кофе и облизнувшись, произнесла:

– Знаешь, я хотела рассказать тебе об одном деле, которое мне хотелось бы сделать за эти четыре дня – независимо от наших планов на отдых. То есть, я думаю, одно другому не повредит.

– Ну-ну, – сказал Сагдеев, внутренне подобравшись.

Елена сделала быстрый глубокий вздох.

– Месяц назад здесь, в Париже у меня умерла очень близкая подруга. Очень близкая. Дениз очень много для меня сделала. Сейчас я об этом не буду, но суть такова, что она оставила для меня письмо и… кое-какие документы. Это очень важное письмо. Она оставила его одному человеку, с которым я хотела бы встретиться в эти дни. У меня есть его парижский адрес, но он… он может оказаться не в Париже, и тогда нам нужно будет съездить к нему. Вот.

– К нему – это куда? – уточнил Сагдеев.

– В Довиль, это к морю, на север. Всего-то полтора часа на поезде. Или в Антиб, это на Лазурном берегу. Это тоже час. Только на самолёте.… Пожалуйста, не смотри на меня так, я всё оплачу.

– Ничего себе концы! Но дело не в этом. А что, нельзя было с ним договориться, чтобы мы с ним встретились в Париже? Или просто подгадать день, когда он будет тут?

– Насколько я знаю, он не очень может управлять своим графиком, – Елена взяла с подставки зубочистку, счистила с неё бумажную обёртку и принялась грызть кончик, – у него такая работа, он то там, то здесь…. Хотя обычно он в Довиле…. Но может оказаться в Париже.

– Позвонить-то ему можно?

– Можно…. Но у него всё время телефон отключён, я пробовала. И ещё. Он по-английски не говорит. Только по-французски.

Сагдеев тоже допил свой кофе и бросил взгляд за окно. У прилавка с морожеными устрицами гомонила небольшая толпа школьников, одетых в разноцветные куртки.

– Лен, о чём речь. Раз нужно, значит встретимся. И подъедем, куда надо. Если хочешь, я с ним поговорю по-французски.

Она заметно обрадовалась.

– Спасибо. Знаешь, может быть, сегодня вечером попробуем ему позвонить. Ну, если у него будет отключено, то позвоним в то место, где он работает, да?

– Конечно…. Это очень важное письмо для тебя? То есть там какая-то очень важная информация?