Овертайм

Озабоченный кретин.

– Эбби, ты скоро? – отвлекает меня от мыслей недовольный голос Эштона.

– Пять минут! – кричу я.

Как же я искусно лгу.

Ну какие, к черту, пять минут?

Мне не хватит и недели, чтобы сделать с этим лицом что-то более ли менее приемлемое.

Так, ладно, нужно взять себя в руки, а то вдруг я откину коньки прямо в баре? Я должна хотя бы постараться стать секси.

Выливаю на лицо половину тюбика тонального крема, на скорую руку рисую черные стрелки, а затем прохожусь по контуру глаз золотой подводкой и крашу губы красной помадой. Распустив дульку на голове, наношу на волосы мусс, чтобы зафиксировать локоны. Выхожу из ванной и направляюсь в спальню, где достаю из шкафа короткое золотое платье и на ходу надеваю его. Спешно застегиваю на щиколотке черные босоножки на высокой тонкой шпильке и выхожу в большую светлую гостиную. На мягком диване, на котором еще несколько минут назад я наслаждалась одиночеством, теперь, развалившись, сидит мой брат, уставившись в плазму. Падаю рядом с ним и заявляю, будто он не в курсе:

– Ненавижу сюрпризы.

– Правда? Никогда бы не подумал, – ухмыляется Эштон. – Но я же сказал, этот тебе понравится. Пойдем.

Во второй раз за день он заставляет меня поднять свою задницу с этого удобного лежбища и потащиться за ним из номера.

Тиран.

Иду вслед за братом по бежевой ковровой дорожке длинного ярко-освещенного коридора в сторону лифтов. Эштон нажимает кнопку вызова и, дождавшись одного из них, мы поднимаемся на 42 этаж нашего отеля «Либерти», самого высокого небоскреба Турина, где располагается бар-ресторан «Либерти Пьемонт».

Двери открываются, и мы сразу же оказываемся у барной стойки из темного дуба с золотой столешницей, подсвеченной сверху желтыми огоньками. Благодаря панорамному остеклению отсюда открывается потрясающий вид на весь регион Пьемонт, который можно оценить, усевшись на черные стулья с ножками из дуба, стоящие вокруг зеркальных столиков у окон. Приглушенный желтый свет гирлянд в форме маленьких шариков, расположенных под потолочными деревянными балками, делает обстановку невероятно интимной и создает ощущение спокойствия. На небольшой сцене в центре зала – девушка в красивом черном блестящем платье в пол исполняет кавер на Уитни Хьюстон.

Сейчас здесь не так много людей, что очень меня радует, потому что терпеть не могу людей. И бары. И алкоголь.

Иисусе!

Что я вообще здесь делаю?

Вообще-то, алкоголь в нашей семье – табу. Вот только не делайте поспешных выводов. У меня не было неудачного опыта. Я не напивалась в хлам и не блевала, не страдала от зависимости, не лечилась в рехабе[26 - Рехаб – медицинское учреждение для реабилитации от алкогольной зависимости.] и меня не насиловали. Не будем вдаваться в подробности, но, если в двух словах: у Эштона была жена, Лиза, которую сбил пьяный водитель и скрылся с места аварии. Так что с алкоголем у моего брата связаны слишком хреновые воспоминания. А я все эти годы была его личной группой поддержки. Такая вот история.

Сажусь на высокий черный барный стул и прошу бармена сделать мне любой коктейль на его вкус в честь моего совершеннолетия. В конце то концов должна же я попробовать алкоголь, пока не сдохла!

Брат берет свою газированную воду с лимоном, а я – протянутый барменом коктейль оранжевого цвета с долькой апельсина, и, едва рот Эштона открывается для тоста, как телефон брата начинает вибрировать, – на дисплее высвечивается фотография нашей матери.

– Скажи, что не знаешь, где я, – резко вскакиваю с барного стула с коктейлем в руке и направляюсь в другой конец бара, чтобы у братца не было соблазна невзначай протянуть мне свой телефон.

Прохожу почти через весь зал и останавливаюсь у окна, наслаждаясь изумительным видом ночного Турина. Снежные хлопья, сияющие в свете полной луны, опускаются с неба на город, освещенный множеством световых инсталляций, специально установленных для проведения Олимпийских игр. Разноцветные крыши маленьких трехэтажных домиков, окружающих отель «Либерти», постепенно окрашиваются снежинками в белый цвет. Хочется тепло одеться, выбежать на улицу и снова стать ребенком, делающим снежных ангелов… Иисусе, что я несу?! Нет! Ни за что бы не хотела снова стать ребенком!

Помните мой гори-в-аду список? Так вот Дилан Пирс свергнул предыдущего неизменного лидера, моего отца. Мне было четырнадцать, когда мы узнали, что он обманывал нас на протяжении многих лет, скрывая вторую семью. Хотя вряд ли ему вообще знакомо слово «семья».

После развода наша мать перевезла нас с Эштоном из Торонто в Лондон, штат Онтарио, решив начать новую жизнь. Первые полтора года она очень много плакала и настолько же много пила, а затем, возомнив себя героиней Джулии Робертс в «Ешь, Молись, Люби»[27 - Героиня Джулии Робертс в «Ешь, молись, люби» – Элизабет Гилберт – персонаж американского фильма «Ешь, молись, люби», которая после болезненного развода отправляется в путешествие по миру, которое позволит ей познать себя.], собрала свои шмотки и поехала путешествовать по миру, оставив меня, пятнадцатилетнюю девочку-подростка, на попечение двадцатилетнего брата. Видимо, жизнь с чистого листа не включала в себя наличие детей из прошлой жизни. Так что, почетное третье место моего родного сердцу списка достается моей матери, Ребекке Уильямс.

Не понимаю, какого черта Эштон общается с ней. Лично я считаю, что мы сироты.

А вообще, интересно, зачем она звонит? Неужели вспомнила о моем дне рождении? Наверное, мне все-таки стоило ответить на звонок и рассказать ей, что умираю. Как думаете, Ребекка приехала бы на мои похороны? Или она все-таки решила бы, что может заразиться Эболой от трупа, и не стала рисковать?

На самом деле мне глубоко наплевать. И пусть так будет всегда!

О, отличный тост!

Подношу бокал к губам, как вдруг ощущаю на своей заднице чью-то крепкую ладонь.

Глава 4

Blackbear – Hot Girl Bummer

Рид.

Прождав Эбигейл полтора часа, решаю, наконец, признать, что она уже не придет. Прокручиваю в голове наш короткий диалог и не могу понять, почему. Она же сама предложила мне встретиться в моем номере!

Наверное, не стоило даже пытаться подкатить к ней. Чем я только думал? Вопрос, конечно, риторический. Очевидно, – членом. И это, мать его, странно. Меня давно не интересует одноразовый секс.

Знаю, что вы мне не верите, но это чистая правда.

Не думайте, что я выпендриваюсь, но фанаток у меня не просто много, их охренеть как много. В основном, это хоккейные зайки, которым не терпится переспать со мной, просто потому что я хоккеист. Им глубоко наплевать, на какой позиции я играю, на мои достижения и на то, какой я человек в целом.

Сначала, это приводило в восторг. Но потом до меня дошло, что я отупел от секса. Каждый раз одно и то же. Скука.

Поэтому я попытался построить отношения.

Удивлены? Я тоже.

После смерти отца моя горячо любимая мать решила, что мне позарез нужно найти свою вторую половинку. Это ее слова, если что. От меня вы такой слащавой ерунды точно никогда не услышите. Какая, на хрен, половинка?

Мама познакомила меня с Гретхен, дочерью ее подруги по клубу садоводов. Гретхен каждое воскресенье ходила на службу в Католическую церковь, читала молитву перед каждым приемом пищи и становилась багровой при упоминании слова «секс».

За пару месяцев с ней я узнал две вещи.

Во-первых, моя мать меня ненавидит и желает мне смерти.

Гретхен, как оказалось, не хотела заниматься сексом, пока не наступит наше тридцать третье свидание. Долбаная католичка! До тридцать третьего свидания я бы просто не дожил и сдох от взрыва яиц.

Вместо охренительного траха я несколько месяцев только и делал, что слушал очередное нытье или упреки, мол я не уделил должного внимания или забыл какую-то мелочь вроде ее грядущего дня рождения. Эта «половинка» не понимала, что жизнь профессионального хоккеиста не такая уж радужная, как кажется. Ей было все-равно, что мой график расписан на весь сезон, что меня постоянно нет дома из-за длительных серий выездных игр, а после тренировок мне хочется потрахаться и просто полежать в тишине.

Во-вторых, я всегда догадывался, но после Гретхен убедился в этом на все сто процентов, – хоккей и есть моя половинка, мама! Мы с ним вместе уже двадцать один год, и он ни разу не обвинял меня в том, что я – кусок собачьего дерьма.

Едва мне исполнилось четыре, я встал на коньки и взял в руки клюшку. Мой отец был тренером по физической подготовке в молодежном хоккейном клубе «Квебек Тайгерз». В детстве он часто брал меня с собой на тренировки команды, и это были лучшие дни моей жизни. Я с нетерпением ждал, когда отец снова приведет меня в ледовый дворец. Когда я выходил на лед, то будто бы попадал в другой мир. Ледовая арена стала для меня моей личной Нарнией[28 - Нарния – созданный фантастический мир.].

Мне было восемнадцать, когда меня задрафтовали «Лос-Анджелесские Орлы». Я сразу стал одним из лучших. А быть лучшим означает быть лакомым кусочком среди фанаток. И, казалось бы, секс без обязательств – мечта любого восемнадцатилетнего парня. Но меня едва хватило на пару месяцев, а затем, как я уже говорил, мне все это осточертело.

Сейчас мне двадцать пять и у меня есть «девушка», с которой я состою в интимных отношениях. Просто секс. И все. У нас заключен контракт, согласно которому она просто приходит в мой дом, кончает, дает кончить мне и уходит. Келли Адамс – невероятно сексуальная модель, заинтересованная в новых знакомствах, так что иногда она все же сопровождает меня на мероприятиях. Но на этом все. Никаких свиданий, разговоров по душам и обнимашек.

Как я докатился до такой жизни?