Хозяин моего тела

Элиас медленно качает головой, и сейчас он похож на удава, который гипнотизирует крольчонка.

– Нет, Лола. Я ни в чем не поклянусь. Безопасность быстрее всего убивает желание. Садись на стол.

Волоски на моей коже встают дыбом. Что он задумал?!

– Я… не хочу боли. Я не люблю боль. Вообще никакую!

– Непослушание, Лола, не лучшее женское качество, – Элиас резко наклоняется ко мне, как-то быстро подхватывает меня под попу, поднимает, и вот я уже сижу на столешнице с разведенными ногами. Анкета и ручка лежат рядом.

Я не успеваю ни испугаться, ни закрыться, ни оттолкнуть Элиаса. Только радуюсь, что длинная юбка платья почти полностью прикрывает мне ноги.

А Элиас опускается в кресло и получается, что его взгляд теперь направлен мне четко между ног.

– Закатай юбку. Я хочу видеть твои трусики.

Его тон внезапно совсем другой. Жесткий.

Я боюсь проверить отчаянную догадку, которая не дает мне вздохнуть. Но все же решаюсь:

– Этого нет в договоре…

– Там есть обычный секс. Считай, что это его часть. Ты согласилась. Хочешь, чтобы я раздел тебя сам? Или мне позвать кого-то из слуг?

Я задыхаюсь от ужаса.

Да. Догадка верная. Новый Элиас – точно не мой знакомый. Он абсолютно другой человек. И он явно не модельный менеджер, даже при том, что у тех почти безграничная власть над моделями.

Мужчина в кресле привык, может и умеет повелевать кем угодно.

Ему нравится унижать девушек перед слугами?!

Если он покажет меня такую – в задранном платье и с разведенными ногами – Долорес, я умру от стыда. Оказаться слабой перед этой гадюкой куда хуже, чем перед любым мужчиной!

– Я… сама.

– Умница.

Элиас больше ничего не говорит. Он просто смотрит на меня, не мигая, а у меня руки дрожат, и кажется, что платье весит центнер. Неужели я когда-то носила микрошорты? Или – о боже! – бикини?! Под пристальным взглядом этого мужчины мне хочется закутаться в паранджу. Целиком.

Он горячее и тяжелее всего, что я могу себе представить.

Я аккуратно и медленно поднимаю подол платья до колен. Может, Элиаса устроит так? Но по тому, как напряжено все его сильное тело, и какого размера бугор под брюками, я вижу – не устроит.

Вряд ли сейчас Элиас хорошо себя контролирует. Все может закончиться очень скверно, если я начну сопротивляться.

И совсем не обязательно, что Элиас будет нежным.

Я шире развожу ноги и поднимаю подол так, что трусики становятся видны. А в следующий момент понимаю, что сделала это зря.

Камеры в доме Элиаса наверняка снимают все. И мое унижение, и позор – тоже. Теперь у Конте есть компромат, как я сама предлагаюсь мужчине.

А самое ужасное, что я бесстыдно, вопиюще мокрая. И Элиас прямо сейчас это видит.

Он смотрит меня как на трофей. Как на добычу.

Я вздрагиваю, но не отстраняюсь, когда он резко поднимает руку и с легким нажимом проводит по самому сокровенному через ткань. Хрипло говорит:

– Трусики промокли. Сними их.

Это не просьба и не предложение. Это приказ.

Но я себя не узнаю. Потому что во мне поднимается та же злость, смешанная с азартом и возбуждением, как когда на собеседовании Элиас велел поцеловать его. И я мотаю головой.

Пусть камера запишет, что у меня есть гордость.

Зря. Опять зря. Сложно понять, насколько ты слабее мужчины, пока он тебя не трогает.

А Элиас с каким-то глухим рычанием просто сдирает трусики с меня. Приподнимает меня и сдергивает их. И прячет трусики прямо в карман своего роскошного пиджака. Все за мгновение.

– Любишь жестче, Лола? Теперь тебе сложнее соврать… – он задумчиво смотрит мне прямо… туда. А я даже боюсь посмотреть, насколько там все раскрылось.

Я быстро прикрываюсь ладонью.

– Сейчас же выключи камеру!

– Камеру? – на лице Элиаса настоящее изумление. – Камера не снимает, Лола. Расслабься.

– Да ну? – я в странной эйфории. Чего бояться теперь, когда мужчина уже видит тебя всю? Когда он может показать тебя кому угодно. Когда ты принадлежишь ему полностью.

Я будто в трансе: все вижу, все слышу, но словно не здесь.

– Хватит. Я сказал нет, значит нет. Вернемся к договору, – я не успеваю спросить, как же я смогу писать, сидя на столе. Элиас Конте дает ответ: – Я буду читать пункты вслух. Ты говори только «крестик или «галочка». А я запишу и продублирую твои слова.

И он просто убирает мою ладонь. А затем пододвигает листы анкеты к моему бедру.

А у меня внутри буря. Мне и стыдно, и страшно, и… неужели Элиас видит все мое возбуждение? Он смотрит таким темным, густым взглядом, что меня затапливает стыдом и удовольствием.

– Итак, «запирание в тесном пространстве». В подвале, например. Ну или там в подсобке. В гараже… – его голос невероятно низкий и хриплый. И сейчас Элиас Конте смотрит мне прямо в глаза.

А я чувствую, как между ног что-то легко сокращается. Ох… Что же… я кончу от одних только развратных слов? Я отчаянно хочу верить, что камера в самом деле отключена.

– Да.

– Да? Малыш, «галочка» или «крестик». Только эти слова. Произнеси одно из них вслух.

А меня уже ведет. Даже от «малыша» ведет. Я как со стороны вижу, насколько непристойно мы смотримся. Я в легком белом платье, расписанном сиреневыми цветами, широко раскинув ноги на крепком столе. А мужчина в обалденном костюме сидит в кресле. И его лицо находится прямо между моих ног.

– Га… лочка.