Жить сегодня на «Скале»

Жить сегодня на «Скале»
Астин Мор

Эрже открывает туристическую лавку на полуострове Бурин в маленьком городке Фортуна. Жизнь обещает быть спокойной и размеренной, но дочь ее приятеля просит о поездке в Сент-Джонс. Оливия едва не становится жертвой насилия, а ее спасителем оказывается противный выскочка Майк Эллис.

Все переворачивается с ног на голову, и компания невольных приятелей отправляется в трехдневное путешествие по Ньюфаундленду, которое позволит Эрже и остальным лучше понять самих себя…

Астин Мор

Жить сегодня на «Скале»

– А где здесь туалет? – мистер Рош принялся карикатурно переминаться с ноги на ногу, как мальчишка. Ему совсем не шло инфантильное поведение – при его-то габаритах.

– Туалет справа, рядом с нишей для инвентаря, – сухо бросила Эрже, натирая бокалы до свиста. Если этапы с натираем «до блеска» и «до скрипа» пройдены, посуда весело посвистывает в духе диснеевских птиц.

– Ты хочешь сказать, что клиентам придется пробираться сквозь швабры и половые тряпки? Разве я так учил тебя вести дела, дорогая? – прищурившись, мистер Рош походил на старого индейца. Удивительно, что у него в роду не было краснокожих – видимо, Ньюфаундленд своевольно раскрывает какие-то генетические чакры.

У Роша на голове была шляпа с пером, которую он надел ради веселья, и широкие поля этого модного недоразумения выгодно подчеркивали свеженький бронзовый загар. Там, где отдыхал мистер Рош, такие шляпы продавали на каждом углу. Фортуна – избирательный городишко, и единственная сувенирная лавка принадлежала Эрже и не подавала особых надежд. Даже сама форма полуострова Бурин напоминала ботинок, отшвыривающий от себя посторонних, как банановую кожуру.

– У нас не солнечная Калифорния, Эдж. Люди не избалованы солнцем. Допустим, им приспичило справить нужду – я говорю, где это можно сделать. Что за проблемы на пустом месте? Ты для этого приехал или как? – нервничая, Эрже уронила бокал.

Теперь ей пришлось пробираться в непосредственной близости от Эджа Роша, проклиная себя за узкое пространство туристического магазинчика, которым владела. Она наспех перебинтовала руку и по привычке засунула в карман – перевязывать рану вот так, на публике, в Канаде было запрещено. Перед ней стояли ее два вполне себе европейских приятеля, которым наплевать.

– Я все уберу, – вмешался Зак, – Все равно слоняюсь без дела.

Эрже проигнорировала его акт доброй воли, и сама устранила последствия. Как обычно, Зак много говорил, но мало делал.

Перед самым открытием возникла проблема: сувениры не уместились на полках, и пришлось срочно выделять из скудного бюджета средства на стеллажи. Стоило остановиться на чем-то одном: магазинчик или бар. Но Эрже не смогла определиться и откровенно прогорела. По крайней мере, ей так казалось в тот самый день, когда мистер Рош и его стажер Зак наведались в гости прямо в день открытия. Никто больше не пришел – а Эрже внутренне корила себя за то, что даже радовалась такому раскладу. «К черту людей»: так думалось ей в последнее время.

Жители Фортуны специализировались на рыболовстве, в то время как в более современной части Ньюфаундленда, Сент-Джонсе и его окрестностях, все были заняты нефтью. Нет более подходящего места для израненного сердца, чем пристанище трудяг, сконцентрированных на мирских заботах.

– Знаешь, я не думал, что моя славная Эрже обо мне такого мнения! Зачем ты так сказала? «Солнечная Калифорния», все в таком духе… Сама знаешь, что я англичанин, – Рош карикатурно поджал губы, и ему не хватало только топнуть ножкой для пущей достоверности.

– Наполовину. Твой отец – француз, так? – Зак подавал признаки жизни, изучая стеллаж с туристическими буклетами.

– Ну и что? Я толком его не знал. Все свое детство провел в Англии. И погода там очень напоминает Ньюфаундленд. Возникло легкое чувство ностальгии, но ненадолго. Лучше уж теплые края, чем морозить задницу в двух шагах от айсберга. Эрже отчитала меня за то, какой я знойный малый. Может, мне никогда не хватало тепла? Я сейчас компенсирую холодное аристократическое детство…

– Не начинай. Сначала мы месяц отдыхали на Гавайских островах, хотя ты называл это «рабочей командировкой»! Теперь мы перебрались в Сен-Пьер, и я подозреваю, что здесь ты тоже не скучаешь. На фестивале Эдж здорово разошелся: и камни бросал, и дрова рубил – прямо знаток сельского спорта, – Зак ехидно улыбнулся, сминая в руке толстенькую брошюру, – Красивые иллюстрации, Эрже. Ты сама делала фотографии для этого экземпляра?

– Ага, забралась на маяк с зеркальным фотоаппаратом и помахала оттуда ручкой, – очевидно, что Заку нравилась Эрже. Но ей вообще никто не нравился.

– Знаешь, нам все равно придется тебя растормошить. Пусть ты и редкостная зануда. Работа рыболова сделала из тебя мужичку, – Рош посмотрел на Эрже сверху вниз, оценивая ее внешний вид.

«Было бы, что оценивать», – подумалось ей, и она невольно одернула вниз свежевыстиранный горчичный пуловер.

– Рыболов – это про рыбалку с удочкой. А я работала на судне, с рыбаками. Это разные вещи, – Эрже не очень нравилось, как Рош все упрощает.

Рыбный промысел имел колоссальное значение для всего населения Скалы. Это сакральная история, полная трагедий и поломанных людских судеб – а Рош все сводил к неумению Эрже носить мини-юбки.

– Эдж хочет сказать, что на завтра у нас кое-какие планы. К тебе в гости зайдут наши хорошие друзья, – Зак постарался улыбнуться, но получилось совсем неправдоподобно.

Он знал, что это провальная стратегия – Эрже требовалось время побыть одной. Зак, хоть и был приятелем Эджа, не мог ему особенно противостоять. Все-таки имеет значение, если твой друг – начальник, а ты всего лишь стажер.

– Не хочешь немного развеяться? Как в старые добрые времена? – мистер Рош с надеждой в голосе задал последний вопрос дважды, повторил гораздо тише и с неловкой заминкой.

– Мне было не до веселья, Эдж, я просто увлеклась выпивкой. В душе зияла огромная дыра.

Зак понимал, о чем говорила Эржебет. Ему было ее жаль, но он не показывал. Только приятельски положил руку на плечо, а затем случайно, инстинктивно, обвил талию. Эрже быстро отстранилась – как-то совсем грубо.

– Оставьте свои планы где-то за дверями «Мировой таверны». У меня здесь свои правила. Не нравится, что я отшельник – больше не приходите, – финальным аккордом стал фирменный взгляд мистера Роша – он закатил глаза, при этом противно причмокивая. Ну и мерзость. Разве можно настолько очевидно презирать чьи-то личные границы?

Как только Эрже удалось выпроводить гостей под бурное недовольство франко-англичанина и понимающее молчание стажера, она устроилась на гамаке, который растянула сразу за барной стойкой. В конце концов, это ее туристическое пространство – можно даже голой ходить. Без разницы. Наверное, стриптиз помог бы «Мировой таверне» наладить клиентооборот. Это сейчас было бы кстати. Эрже не влезла в долги, но осталась без денег. Если туристы не начнут приобретать сувениры и угощаться выпивкой, то ей придется закрыть таверну и жить до конца дней прямо здесь, в крохотном домике с сероватыми стенами. Аутентичное решение для магазина и бара – да, но специфическое место для жилья. Учитывая сырость Ньюфаундленда, дом можно будет выжимать, как половую тряпку. С потолка уже ползли зеленоватые пятнышки плесени. В каком-то роде это даже выглядело симпатично, учитывая моду на стабилизированный мох. Пару недель назад Эрже обработала и вычистила каждую щель этого злачного заведения, но уже на утро плесень вылезла на потолке, как прыщ перед выпускным.

– Интересно, почему Рош всюду таскает Зака? Неужели думает, что если чаще попадаться с ним мне на глаза, то мы сыграем забавную партию?

За размышлениями Эрже уснула, предаваясь тревожным и обрывочным снам о работе на «Newfoundland Spirit». Рыболов – это любитель с удочкой, которому просто нравится процесс рыбалки. Рыбак – это специалист по ловле рыбы в промышленных масштабах, рыбалка для него – дело всей жизни. У них прямо культ. Не будет рыбы – они умрут с голода и безденежья. Правда, с наступлением Трескового кризиса 1992 года рыбаки пересмотрели свою работу и занялись выловом беспозвоночных.

Эрже была уверена: рыбаки ненавидели ее, подпольно считая виноватой во всех этих рыбных кризисах и даже крушении батискафа «Титан». Сложно сказать, что работники судна вообще любили. Редко можно было услышать от них разговоры о семье или планах на будущее. Они старались сделать свою работу побыстрее, а еще носили одну и ту же одежду и в дождь, и в ясную погоду. Одежда комбинировалась таким образом, что можно было играть слоями. И вместо вешалок использовали бедра – повязывали куртки, из которых часто выпадали сигареты.

Запах пота, рыбы и водорослей создавал специфический аромат, от которого перекашивало лицо. Эрже напросилась на работу, приписав себе множество фиктивных умений. Так или иначе, ей помог опыт работы в ресторане мистера Роша – она умела обрабатывать и готовить рыбу, а также была кем-то вроде технолога. Технолог и повар, иногда даже электромеханик. Помощником главного механика был Ларри Монтгомери, а с ним ей удалось подружиться. Ларри оказался младше остальных, но значительно дружелюбнее.

Вечером Эрже решила зайти к Ларри и узнать, как поживает его дочка. Она недавно переболела бронхитом.

– Ларри, Оливия… Почему у вас всегда открыта нараспашку эта чертова дверь?! Не боитесь, что кто-нибудь зайдет поживиться? – Эрже проскочила через темную прихожую, споткнувшись о метровые сапоги Ларри.

Справившись с препятствием, она попала в уютную гостиную, где многое ее радовало: и миниатюрный кофейный столик, и картины с пуделями, и торшер, который источал неброское золотистое свечение. На каминной полке стоял маленький, но увесистый кораблик, сделанный Оливией из жестяных банок и крышек. «И почему только на картинах столько пуделей? Где их любимые лабрадоры и ньюфаундленды?».

– Эрже! Ты пришла! – Оливия набросилась на гостью, как декоративная собачка. Ее тонюсенькие ручки умудрились ущипнуть гостью за бедро – несмотря на толстые джинсы, было больно.

– Эй, поаккуратнее с приветствиями, – Эрже с любовью взглянула на Оливию, прикидывая, поправилась ли она после болезни или еще чувствует недомогание, – Ты как, китёнок? Твой папа говорит, что ты провалялась две недели с бронхитом.

– Сначала подумали, что пневмония, – Оливия уселась на диван и включила телевизор, который почти не принимал сигнал. Она переключала каналы, в надежде уставившись в экран.

– Врач тебя послушал? В легких нет хрипов?

– Не, – отвлеклась Оливия, – Папа приволок один чудесный сироп с порта, там у него любопытный знакомый. Вонючий – жуть. Я имею ввиду сироп, а не папиного приятеля. Но я дня за три поправилась. Потом просто кашляла.

– А где Ларри? – Эрже не знала, чем себя занять, потому начала прибираться. Упаковки из-под чипсов, печенья и джема: все самое полезное в рационе школьницы отсутствовало.

– Он с приятелем встретился. Наверное, напился, – с безразличием ответила Оливия, взглянув на Эрже совсем по-взрослому.

– Может, сходим его проверить? – предложила она с мольбой в глазах. Это была ошеломительная наглость.

– Нечего тебе там делать, – уверенно ответила Эрже, но для себя решила, что неплохо бы притащить задницу пьянчуги-механика обратно домой.

– Твой туристический магазин сегодня открылся? Даже не пригласила нас с папой. Он жутко расстроился, – манипулировала Оливия, попутно засовывая в рот остатки сырного крекера.

– С посетителями негусто. Ты знаешь, что твой отец способен усугубить любую ситуацию. Не хотелось давать поводов для насмешек.

– Вообще-то он очень переживал. И даже меня отправлял подсматривать за тобой, но я так и не нашла твой магазин. Хотя здесь сложно заблудиться – между «Келлис» и «Курочкой Мэри Браун» одно только перекати-поле.